Дорога без возврата - 3 - Марик Лернер

— К кому именно? — с превосходством в голосе перед этими суетливыми туристами, спросил полисмен.

— Как его, милый? — переспросила меня Черепаха.

— Охотник на Гуков, — сказал я.

Полицейский пару секунд стоял молча, потом сказал: — Езжайте за мной, — и, повернувшись, ушел к своей машине. Он сел и моментально тронулся, поворачивая на перекрестке.

— Кажется, мы лишнее брякнули, — вполголоса сказала Черепаха, поворачивая за патрульной машиной. — Он как имя услышал, моментально напрягся.

— Ну не поворачивать же теперь назад? — с раздражением отвечаю. — Нам здесь не жить, завтра уедем.

Минут десять он ехал точно по нашему пути, только в обратную сторону, потом притормозил и ткнул рукой в сторону одного из глиняных домов, возле которого все в той же позе, как и пол часа назад, сидел старый индеец, глядя перед собой, и проехав еще метров пятьдесят остановился, явно собираясь смотреть что мы делать будем.

Мы, переглянувшись, подошли к сидельцу.

— Алло, — сказал я, — дед, ты по-английски понимаешь?

Он мертво молчал, даже не пытаясь отодвинуться, чтобы я не загораживал вид на дорогу.

— Нам нужен Охотник на Гуков, — медленно, для лучшего понимания, говорю. Вот интересно, я не поленился английский учить, а потом оказалось, что в США есть масса народу, не понимающего, когда к ним обращаются на государственном языке. Некоторые еще норовят по-испански ответить, я хоть его и не знаю, но знакомые слова слышу, а пару раз вообще не разобрался, что там говорили. Понаехали, блин, на мою голову.

Помахал рукой перед глазами индейца. Никакой реакции.

— Может, он просто помер? — с надеждой спрашиваю.

— Не говори глупостей, — уверенно отвечает Черепаха. — Дышит. И сердце бьется. Правда, слепой.

— Наверное, еще и глухой, — соглашаюсь. Я подошел к двери и постучал. — Есть кто в доме? — громко крикнул. Никакого толка. Полная тишина. Дверь, между прочим, не заперта, но нема дурных входить в чужой дом без разрешения и на глазах полицейского. На улице к этому времени появилось еще несколько человек с интересом наблюдающими за нашими движениями. Все больше женщины в цветастых длинных юбках, но и пару мужиков с исключительно длинными волосами. Массу шампуня должны изводить на поддержание этой красоты. Вот где у нас шампунь брать? Негде. На равнинах и с водой часто проблемы. Поэтому проще коротко стричься. Насекомые нам в голове без надобности.

— И что делать будем? — спросил я Черепаху. — Второй раз ехать глупо. Расположимся прямо здесь и подождем более нормального жильца? А то, кинем прямо внутрь пакет и поедем куда подальше.

— А какаво это убивать нелюдей? — неожиданно спросил старый пень без малейшего акцента.

— Да уж не сложнее, чем старого индейца, — ответила Черепаха, делая странное движение рукой.

— Так ты, оказывается, все прекрасно слышишь! — обрадовался я, показывая ей из-за спины старика на зрителей. Не тот случай. Она скривилась, но продолжения не последовало. — Откуда такие странные мысли? — присаживаясь возле него на корточки, поинтересовался. — Не слишком ли ты глубоко ушел в нирвану сидя у крыльца? Или у вас это как-то по-другому называется?

Он повернул ко мне страшно морщинистое лицо с бельмастыми глазами и спокойно ответил:

— Когда мне в 73году во Вьетнаме осколок в глаз попал, я не сразу видеть перестал. Только через много лет на второй перекинулось. Какое-то воспаление. — Тут прозвучала страшно сложная фраза, а еще говорят, на английском не умеют ругаться. Что-то вроде — пусть этому сыну свиньи в черной пижаме с его долбанным минометом вставят в зад разбитую бутылку. — Так мне духи в компенсацию за зрение подарили возможность определять, сколько и кого убил собеседник. Никчемное умение, лучше бы наградили способностями Супермена. Надеть синюю обтягивающую маечку и банки грабить. Ловить бандюков на улице совершенно неблагодарное занятие. Слишком их много.

Но иногда, бывает от этого и польза. Вот как сейчас. Очень любопытно, — глядя на меня незрячими глазами, поведал он. — Я даже не берусь посчитать, сколько у тебя за спиной трупаков. Большой умелец, — с уважением сказал он. — Я то всего три десятка гуков замочил. А тут такое разнообразие.

Ага, — дошло до меня, все-таки Гук — это вьетнамец и мы нашли кого нужно. — Тут, — поясняю, — не место обсуждать такие вещи. Нас просто попросили передать извинения и вернуть кое-что. Такой 5-ти килограммовый пакет с большим дерьмом.

— Почему не место? — удивился старик. — Все свои дела я решаю на приятном ветерке. Но если вам хочется, — он растянул рот в подобии улыбки, — можно и в дом пройти.

Он поднялся и, не проявляя дряхлости, уверенно направился к двери. Мы пошли следом.

Дом был меньше всего похож на виллу наркобарона из кино. Я в таком бы жить не хотел. Одна большая комната. Имущества практически ноль, хотя на кухне, куда я мимоходом заглянул, огромный холодильник. Кроме него в доме имелась только кровать, простой стол с парой старых стульев и красивые, вышитые вручную половички. Одежда еще на дверях, на гвоздиках. Больше ничего нет. Такая чистая, незамутненная опрятная бедность, в которой ярко выделялись мощный новенький компьютер на столе. Не понятно только, как сюда вписываются пять кило кокаина.

— Что именно сказал мой непутевый родственник, когда передал вот это? — спросил старик, положив руку на выложенный на стол пакет.

— Просил передать, что оно того стоило, — сказал я. — Там оно ему ни к чему, а к вам никаких следов, и делайте с этим все что хотите. Да, это грязные деньги, но это деньги.

— Это не деньги, — со злостью сказал старик, — это проблемы. Дураком был, дураком остался.

Он сел на кровать и уставился в стену с ничего не выражающим лицом.

Через пять минут я вопросительно посмотрел на Черепаху. Она кивнула вставая. Пора было уходить. Не всегда бизон послушно бежит туда, куда тебе надо.

— Ты знаешь, что на той стороне? — подал голос Охотник на Гуков. Не так уж сложно было догадаться, после предыдущего откровения. Интересно, какие выводы последуют.

— Собственно то, что и здесь, — отвечаю. — Горы, земля, озеро, нищета. Отсутствует правительство Соединенных Штатов, полиция и армия. Заодно серьезная промышленность тоже. Кто не может защищаться от врагов, долго не выживет. Белые есть, как без этого, но у каждого своя территория и даже сотрудничают между собой. Как всегда и везде, нет земли текущей молоком и медом. Никто тебя не ждет с подарками. Скорее застрелят и ограбят. Это тяжелая жизнь, которая начнется с абсолютно пустого места и где надо работать, чтобы просто выжить. Просто так на крылечке не посидишь, во всяком случае, в первые годы.

Навахо мало, но более или менее уживаются и с шайенами и с криками. Там еще сиу есть и еще кто-то я не особо интересовался.

— Но ты можешь дать совет, — утвердительно сказал старик.

— Да. Могу. Весь вопрос в количестве уходящих с Земли. Когда идет один ему разрешают взять сорок килограмм груза. На семью — сто на родителей и плюс сорок на каждого ребенка. На тысячу человек, отправляющихся одной группой дополнительная тонна на каждого. Обязательно одной и одновременно. На две тысячи — три тонны сверх обычного веса и так далее.

Тонна — это только кажется много. Ты идешь на всю жизнь, и один племенной бык весит не меньше. Каждый килограмм важен, но никто не захочет расстаться с массой совершенно ненужных, но важных для него вещей. Перебирать чужое добро и выкидывать лишнее я не собираюсь. Больше того, мне совсем не интересно, чтобы о нас знали все. Ни с этой стороны, ни с той. Это не мои проблемы, как вам жить. Если устраивает, обсудим, как нам обоим в плюсе остаться.

— Я вовсе не Дон Карлеоне, как ты, наверное, подумал, — сказал Охотник на гуков. — Я просто старый индеец, который пользуется определенным влиянием в резервации. Мне очень не нравится, во что превращается мое племя. В школах не учат нашу историю и внушают чуждые нам понятия. Кое-кто уже не способен нормально говорить на родном языке. Множество навахо спивается. Мы так стараемся походить на белых, что запретили курение в общественных местах и обсуждаем возможность браков для пидоров. Наш Вождь, — с сарказмом сказал он, — считает, что запрет это вмешательство в личную жизнь. Еще пару поколений и нас просто не станет. Таких, готовых на переселение, наберется не более трех тысяч из полтораста. Большинство предпочтет спиваться. Меня это не устраивает, но идти в неизвестность тоже не лучший выбор. Люди просто боятся, да и оставлять свою землю жаль. Теперь я могу говорить по-другому. Можно медленно вымирать, а можно попробовать свободу на вкус. Хуже не будет.

Я давно ждал подобного случая. Думаю, не я один. На всей Земле сидят такие старики в надежде на весть и новый шанс. Но я не просто старый индеец. Очень многие меня послушают. Ты ведь тоже хочешь что-то получить? Никто кроме меня не узнает о твоей роли. Если остальное в моих силах — получишь. Два, три десятка людей, готовых выполнять твои приказы и убить, если понадобится. Есть возможность получить и больше, но это будет опасно. Слишком много в курсе, есть риск, что кто-то сболтнет лишнее. Если нужны деньги, — он махнул в сторону стола, — продадим. Есть нужные контакты, ты свое получишь. Это не мои парни, но по старой памяти уважают. Не всегда я был дряхлым и слепым.