Сталинград - Энтони Бивор

А тем временем в Сталинграде остатки дивизий Зейдлица мужественно держали оборону. Катастрофическая нехватка боеприпасов заставляла немецких солдат прятаться в подвалах и блиндажах как от холода, так и от обстрелов советской артиллерии. Василий Гроссман писал: «Они сидят там, как пещерные люди каменного века, пожирая поджаренную на огне конину, среди руин прекрасного города, который они разрушили».

В штабном дневнике 6-й армии фраза «сильная наступательная активность войск противника» встречалась в эти дни особенно часто. Ганс Урбан, двадцативосьмилетний сержант родом из Дармштадта, находившийся в составе 389-й пехотной дивизии, позднее дал детальный отчет о боях, имевших место в конце декабря к северу от Сталинграда. «Обычно русские предпринимали атаки на рассвете и вечером, после массированного обстрела наших позиций из артиллерийских орудий и минометов. Если противнику удавалось захватить пару блиндажей, позднее нам приходилось их отбивать. 30 декабря, после множественных атак Красной Армии, моему подразделению было приказано выдвинуться на передовую. Мои солдаты с их жалкими пулеметами смогли отбить атаку русских со стороны Спартановки. Стрелков-пехотинцев, удерживавших этот сектор, до того измотали непрекращающиеся бои, что от них было мало толку. Прояви противник чуть большую активность, они, пожалуй, не задумываясь покинули бы позицию. Мои пулеметчики еще не пристрелялись к местности, в то время как русские бойцы использовали каждую складку рельефа, каждую развалину в качестве укрытия. Нам пришлось подпустить врагов поближе, прежде чем открыть огонь. Перед нашими окопами полегло несколько десятков русских солдат, но оставшиеся продолжали наступать, забрасывая нас гранатами. Мое подразделение отступило.

Утром первого января Красная Армия предприняла новую атаку. Теперь в распоряжении русских было не менее трех рот. Впрочем, этого нельзя утверждать точно, потому что они, как тараканы, прятались в лощинах, воронках и среди развалин. Попав под перекрестный огонь наших двух пулеметов, противник, понеся большие потери, отступил. Мы захватили советские минометы и, хотя никто из нас никогда не имел с ними дела, воспользовались случаем – обстреляли русских из их же оружия. Когда все закончилось, мы были до того измучены, а вокруг валялось так много окоченевших вражеских трупов, что не смогли отыскать среди них и похоронить наших товарищей».

Несмотря на свой пессимизм, Паулюс тем не менее подписал удивительно бодрое новогоднее послание к солдатам 6-й армии. «Наша воля к победе непоколебима, а Новый год наверняка принесет нам избавление! Я пока не могу сказать, когда это случится, но наш фюрер никогда не нарушал своего слова, не нарушит его и сейчас».

Поскольку Гитлер настоял, чтобы 6-я армия и в заснеженных волжских степях жила по берлинскому времени, русский Новый год наступил на два часа раньше, чем немецкий. Наступление 1943 года русские приветствовали залпом из тысяч орудий, что несколько огорчило генерала Эдлера фон Даниэльса, который в этот момент сдавал карты и вынужден был прервать игру. Вообще-то Даниэльс пребывал в хорошем настроении. Фюрер накануне произвел его в генерал-лейтенанты и наградил Рыцарским крестом. Кроме того, в качестве новогоднего подарка он получил от Паулюса бутылку шампанского. Другие генералы 6-й армии в эти дни тоже больше беспокоились о повышениях и наградах, чем о судьбе окруженной группировки.

Наступление немецкого Нового года ознаменовали только слабые залпы из осветительных ракетниц: патроны приходилось беречь. Разлив по кружкам припасенный загодя спирт, которого Все равно оказалось крайне мало, солдаты поздравили друг друга с Новым годом, тем празднование и кончилось. Советские же дивизии, напротив, не испытывали недостатка как в патронах, так и в горячительных напитках. Морской пехотинец Виктор Барсов записал в своем дневнике: «Мы славно встретили Новый год. Вечером я выпил 250 граммов спирта и хорошо закусил, а наутро еще и опохмелился стаканом водки».

И все же немецкие солдаты в своем несчастье лелеяли светлую надежду на то, что Новый год принесет им избавление от всех бед. Фриц Шульман писал домой: «Дорогие родители, у меня все хорошо. Жаль только, что сегодня я снова заступаю в караул. Надеюсь, 1943 год будет хоть немного получше 1942».

Всеобщую вспышку безграничного оптимизма вызвало новогоднее послание Гитлера к Паулюсу и всей 6-й армии. Нужно было обладать недюжинной проницательностью, чтобы обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство: текст обращения не содержал никаких конкретных обещаний. «От имени всего немецкого народа я шлю вам и вашей доблестной армии самые сердечные пожелания успеха в Новом году. Я хорошо понимаю все сложности вашего положения, а героизм ваших войск вызывает у меня глубокое уважение. Вы и ваши солдаты должны вступить в Новый год с твердой уверенностью в том, что вермахт сделает все возможное, чтобы вызволить вас из беды. Ваша стойкость послужит примером для германских вооруженных сил. Адольф Гитлер».

Ответ Паулюса последовал незамедлительно: «Мой фюрер! Ваши проникновенные и твердые слова были встречены войсками с огромным энтузиазмом. Мы оправдаем ваше доверие! Можете быть уверены в том, что все мы, начиная с седовласого генерала и заканчивая безусым пехотинцем, будем стоять до конца и тем самым внесем свой вклад в победу над врагом. Паулюс».

Новогодние письма, отправленные из «котла», свидетельствуют о резкой смене настроений в войсках и новом приливе сил. Солдаты полны решимости стоять до победного конца. «Мы не падаем духом, мы верим слову нашего фюрера». «Мы сохраняем веру в фюрера, и никто не поколеблет ее до нашей полной победы». «Фюрер знает наши заботы и нужды. Я уверен, он вызволит нас, как только сможет». Трогательные и наивные письма... Но что говорить о солдатах, когда даже скептически настроенный генерал Штрекер поддался общему настроению. «Замаячили новые надежды, – записал он в своем дневнике. – Будущее вселяет в меня оптимизм».

Единственное, что беспокоило Паулюса в эти дни, успехи советской пропаганды. 7-й отдел Донского фронта, в чьем ведении находились вопросы «оперативной пропаганды», неуклонно концентрировал свои усилия на 44-й пехотной дивизии и 376-й пехотной дивизии генерала фон Даниэльса, как самых слабых звеньях обороны 6-й армии.

Утром 3 января, после советской агитационной передачи с участием пленных солдат, Паулюс отправился в штаб 44-й дивизии. Сначала разговор с командиром дивизии зашел о нехватке продовольствия, боеприпасов и тяжелых потерях в личном составе. Потом Паулюс незаметно перевел беседу в другое русло. Он заговорил об участившихся случаях дезертирства и распорядился, чтобы все солдаты дивизии узнали о последствиях участия в советских радиопередачах. «Доведите до сведения каждого, что имена предателей неминуемо станут известны и впоследствии им придется предстать перед военно-полевым судом», – закончил разговор Паулюс.

На следующее утро Паулюс нанес визит командиру румынской дивизии, солдаты которой покидали строй из-за обморожений. Причина была Паулюсу, конечно, известна – нехватка обмундирования и прежде всего теплой обуви, но он сомневался, что дело только в этом. Командующий считал, что и здесь поработала советская пропаганда.

Потери в личном составе были так велики, что от многих батальонов остались только названия. Держать оружие в руках мог лишь каждый пятый, и это из ста пятидесяти тысяч солдат, оказавшихся в «котле». В некоторых ротах имелось чуть больше дюжины боеспособных солдат. Остатки разбитых соединений все чаще вливались в другие формирования. В подобные части, как правило, входили пехотинцы, танкисты и даже казаки. Одну такую разношерстную команду бросили на защиту позиций у деревни Карповки, хотя одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять, что именно этот выступ на юго-западной оконечности «котла» подвергнется нападению русских в первую очередь. В начале января 1943 года установилась относительно теплая и сырая погода. И если немцев это радовало, то красноармейцам оттепели были не по душе. Морской пехотинец Барсов писал родным: «У нас стоит мерзопакостная погода. От сырости ржавеют винтовки, а когда идет снег, под ногами начинает хлюпать. Валенки вечно мокрые, просушить их негде, да и некогда». Зато 5 января, когда температура упала до минус 35 градусов, Барсов и его товарищи почувствовали себя намного лучше.

Русские командиры знали о том, какие трудности испытывают немцы с зимним обмундированием, и старались этим воспользоваться. Офицер связи из Люфтваффе так описывал происки противника: «Русские начали предпринимать пробные вылазки, и если им удавалось захватить нашу линию обороны, то отступившие солдаты были уже не в состоянии рыть окопы на новой позиции. Земля промерзла и стала как камень, а наши бойцы слишком слабы даже для того, чтобы протоптать новую тропинку, не говоря уж об окопах».