Пандора (сборник) - Фрэнк Герберт

Керро убивал время, вспоминая один из таких экзаменов. Тогда он еще не понимал, что его проверяют, это пришло поздней. Ему было шестнадцать, и он очень гордился своими умением порождать чувства при помощи слов. Юноша запустил комконсоль в потайной комнате за архивами — чтобы измерить собственное любопытство.

Разговор начал Корабль. Это было необычно само по себе — как правило, Корабль лишь отвечал на вопросы. И первые же слова поразили Керро.

— Ты, как все прочие поэты, верно, думаешь, что ты — Бог?

Керро подумал.

— Весь мир есть Бог. Я — часть мира.

— Разумный ответ. Ты самый разумный поэт из всех, кого Я помню.

Юноша смолчал, напряженно ожидая продолжения. Он знал, что Корабль редко раздает простые ответы и никогда — пустые похвалы.

Слова Корабля, как всегда, застали его врасплох.

— Почему ты не надел свою серебряную сетку?

— Я ничего не сочиняю.

И снова к первому вопросу:

— Для чего нужен Бог?

Ответ пришел в голову цельным, как стихотворная строка.

— Для ответов, а не решений.

— Разве Бог не может ничего решить?

— Бог — это источник знаний, а не решений. Решения принимает человек. Если Бог принимает решения, они принадлежат человеку.

Если Корабль мог чувствовать восторг, именно эту эмоцию он и передал в этот миг Керро. В том, какие ответы давал Корабль на вопросы юноши, содержался определенный смысл, но распознать его дано было только поэту. Керро учили задавать правильные вопросы… даже самому себе.

Вопросы, которые подсказывало долгое ожидание в пятидесятом доке, были очевидны, но вот ответы на них поэту очень не нравились.

Зачем тянуть? Это свидетельствовало о бессознательной черствости. И к чему Колонии поэт? Ради общения… или страхи Хали вот-вот подтвердятся?

Люк перед ним отворился под слабый шелест сервомоторов.

— Заходи, чего ждешь! — послышался голос.

Узнавший его Керро постарался не выказать изумления, проходя в приемную. Люк за его спиной затворился. «Автоматически». И — да, перед ним сидел старый путаник, доктор Ферри.

Вспомнив свой недавний опыт психоанализа, Керро постарался глянуть на старика с сочувствием. Получалось с трудом. Комната была стандартной, корабельной — четыре металлические стены, два люка, ни одного иллюминатора, инструменты на стеллажах. И все же в ней сосредоточивалась страшная власть над судьбами. Невысокий барьерчик перегораживал ее пополам. По другую сторону за массивной комконсолью восседал Ферри. К люку в дальней стене вели воротца.

Керро пришло в голову, что Ферри даже для корабельника очень стар. Слезящиеся серые глазки полны напускной скуки, щеки обвисли. Дыхание его густо отдавало цветочными духами. В голосе слышалось коварство.

— Со своим рекордером пришел, да, — пробурчал старик, набирая что-то на пульте, скрывавшем от взгляда его ноги, и бросая короткий взгляд на набитый мешок. — Что еще?

— Личные вещи, одежда… пара памятных мелочей.

— Хр-р-м-м. — Ферри ввел в машину еще что-то. — Посмотрим.

Недоверие, прозвучавшее в этом слове, потрясло Керро. Он молча положил мешок на столик у пульта и стал смотреть, как Ферри перерывает его содержимое. Каждое прикосновение к личным его сокровищам отзывалось в душе поэта болью. Достаточно скоро стало ясно — Ферри ищет все, что может быть использовано как оружие. Значит, слухи не лгали. Приближенные Оукса действительно опасались за свои жизни.

Старик поднял обеими руками плотно увязанную серебряную сетку.

— Это еще что?

— Это я надеваю, когда пишу стихи. Подарок Корабля.

Ферри аккуратно положил сетку на столик и продолжил досмотр. Отдельные предметы одежды он разглядывал под сканером, но что он там мог видеть — оставалось загадкой, потому что Керро со своего места никак не мог увидеть экран, — и время от времени делал заметки на консоли.

Керро не сводил взгляда с сетки. Что Ферри собирается с ней делать? Не отнять же!

— Ты думаешь, — осведомился Ферри через плечо, подсовывая под линзы сканера очередную тряпку, — что наш корабль — это Бог?

Просто «наш корабль»? Этот оборот речи удивил поэта.

— Я… Да.

Ему вспомнилась та единственная беседа, что он вел с Кораблем на эту тему. Тоже экзамен своего рода. Корабль есть Бог, и Бог суть Корабль. Корабль мог то, на что не способна смертная плоть… оставаясь смертное. Перед Кораблем расточалось пространство, и само время прерывало свой мерный ход.

«Я тоже Бог, доктор Уинслоу Ферри. Но я не Корабль… или все же он? А вы, дорогой мой доктор, кто вы?»

Причины, побудившие Ферри потешить свое любопытство, были ясны. Божественность Корабля для многих оставалась открытым вопросом. Было время, когда Корабль был просто кораблем. Это знали все — так говорилось в истории, которой учил сам Корабль. Когда-то он был лишь вместилищем для разумных смертных. Он существовал в ограниченном числе ведомых людям измерений, и у него была установленная цель. В его истории были и безумие, и насилие… а потом Корабль рухнул в Святую Бездну, сердце хаоса, ту меру, с которым соразмерить себя должен был каждый живущий.

История Корабля была полна смутных путей и намеков на планету-рай, поджидающую человечество где-то впереди.

Ферри же разоблачил себя как неверующего, одного из тех, кто усомнился в официальной версии истории. Сомнения эти процветали — Корабль не пытался подавить их. В тот единственный раз, когда Керро осмелился упомянуть об этом, Корабль ответил ясно и впечатляюще.

— В чем цель сомнений, Керро?

— В проверке знаний.

— Могут ли твои сомнения помочь проверить исторические данные?

Вопрос требовал раздумья.

— Ты — мой единственный источник этих данных, — ответил Керро после долгого молчания.

— Разве Я когда-либо снабжал тебя ложными данными?

— До сих пор я не нашел неправды.

— Умерит ли это твои сомнения?

— Нет.

— Тогда что ты можешь поделать с ними?

Это требовало размышления более глубокого, и пауза перед ответом была дольше.

— Отложу до той поры, когда их можно будет проверить.

— Изменит ли это твое отношение ко Мне?

— Отношения меняются постоянно.

— О, как ценю Я общество поэтов!

Керро прервал поток воспоминаний, сообразив, что Ферри обращается к нему и уже не в первый раз.

— Я спросил, что это?!

Керро глянул на то, что старик держал в руках.

— Гребень моей матери.

— Вот бестолочь! Из чего он сделан?!

— Из черепашьего панциря. С Земли.

В глазах Ферри вспыхнул отчетливый жадный блеск.