Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях - Стивен Протеро

Вместо того, чтобы основывать новые синагоги и называть свои объединения новыми конфессиями, сторонники обновленческого иудаизма организуют «хавурот» (товарищества), небольшие общины равных,

собирающихся ради молитвы, изучения Торы и медитации. Иудеи с давних времен относились к учебе как к поклонению; в обновленческом иудаизме учеба также считается медитацией. Само слово «хавура» имеет дополнительное значение «друг», следовательно, имеются в виду объединения друзей, у которых есть немало общего с Религиозным обществом друзей, квакерами, в том числе неформальные богослужения, обычная одежда, дух равенства, несовместимый с какой бы то ни было иерархией.

С 1993 года сторонники обновленческого иудаизма объединены союзом иудейского возрождения – Alliance for Jewish Renewal, дух этого движения лучше всего отражен в таких книгах, как «Иудаизм с чувством» (Jewish with Feeling, 2005) Шахтера-Шаломи и «Обновленческий иудаизм» Майкла Лернера (Jewish Renewal, 1994). Во многих американских синагогах в настоящее время действуют хавурот, предоставляя под священной сенью синагоги место евреям, проявляющим интерес к йоге, суфизму или Каббале. Многие сторонники обновленческого иудаизма без пиетета отзываются о Шехине, считая, что мир обновит союз между иудаизмом и другими духовными традициями.

Почти все религии предоставляют человеку возможность убедить себя в собственной праведности, высказываться именем Бога и даже вести во имя его войну

С точки зрения критиков, обновленческий иудаизм – это «иудаизм нью-эйдж», иначе говоря, не иудаизм вообще. Точно так же, как гуманистический иудаизм чуть ли не впал в агностицизм и даже атеизм, обновленческому иудаизму недостает именно обновления. Разве не сам Бог сказал: «Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои» (Лев 20:26)? Если так, кто мы такие, чтобы переходить границы религий? Выразители этой критики забывают, насколько податливой была иудейская традиция на протяжении тысячелетий и насколько важна была эта податливость для ее выживания. Идея иудаизма в чистом виде так же расплывчата, как идея буддизма, который не меняется. К примеру, хасидизм всевозможными способами претендует на традиционность, тем не менее является плодом XVIII века, безусловно, более старым, чем протестантский фундаментализм, и все-таки современным изобретением. То же самое справедливо и для ортодоксального иудаизма, который появился в Германии XIX века как ответ реформистскому иудаизму. Иудейская традиция всегда представляла собой танец, а возможно, и схватку старого с новым. Именно благодаря этому компромиссу она по-прежнему жива.

Если иудаизм – традиция предания и закона, то угаснуть ей не дают беседы и споры, пытливость учеников (а в наше время – и учениц) ешивы. Как излагать предания? Как толковать закон? Как положить конец изгнанию? Почти все религии предоставляют человеку возможность убедить себя в собственной праведности, высказываться именем Бога и даже вести во имя его войну. Это «кощунство уверенности» так же часто встречается среди нерелигиозных людей, только на их стороне не Бог, а наука или пролетариат41. Разумеется, вышесказанное относится и к евреям – как религиозным, так и нерелигиозным. Тем не менее их традиция неоднократно предостерегает их от мыслей, не являющихся Божиими, напоминает Гиллелю, что в каких-то вопросах может быть прав Шаммай, а Шаммаю – что в чем-то может быть прав Гиллель. Потому что истинным знанием обладает лишь Бог, а мы, все прочие, вправе без опасений выяснять, как именно надо читать текст или соблюдать ту или иную заповедь – превращать учебу в отдых и воссоздание, а спор – в игру. Если религия без полемики мертва, возможно, иудаизм – самая живая из всех мировых религий.

Глава 8

Даосизм: путь благоденствия

Дао всего (с. 292) Взращивание жизни (с. 297) • От исконности до инакомыслия (с. 300) • Лао-цзы и «Дао дэ цзин» (с. 302) • Обращение вспять и возвращение (с. 305) • Принцип становления (с. 307) • «Мягкая сила» (с. 310) • «Чжуан-цзы» и его автор (с. 311) • Популярный даосизм и супергерои-бессмертные (с. 315) • Нефритовый император и царица-мать Запада (с. 318) • Ортодокс и путь единства (с. 319) • Школа Совершенной Истины (с. 320) • Популярный даосизм (с. 321) • Философский и религиозный даосизм (с. 322) • Изменение и исчезновение (с. 324)

Двигатель современной жизни – целеустремленность. Несмотря на то, что немалая часть этой жизни проходит в офисном кресле, прежде всего она представляет собой скорость и эффективность – «гонку на одном месте»1. В отличие от нее, скитания замедленны, непродуктивны и богаты неожиданностями. Тому, у кого есть цель, место назначения или хотя бы план, не до скитаний. Бесцельные по определению, скитания ближе к игре, чем к работе. Они предоставляют обстоятельствам и желаниям возможность нести нас, куда им заблагорассудится, пренебрегая последствиями.

В западных монотеистических религиях скитания изображаются как кара – то, что тебя ждет, если откусишь яблоко (Адам и Ева) или убьешь брата (Каин). Но в даосизме (или таоизме2) скитания – скорее возможность, нежели наказание. Даосский патриарх Люй Дунбинь трудился не покладая рук, стремясь удачно жениться, получить должность и добиться успеха, пока однажды во сне не увидел мельком, какую тюрьму он себе готовит на будущее. Ему приснилось, что он стал богатым и почтенным чиновником, обзавелся детьми и внуками и вдруг в результате скандала лишился всего, что имел, в том числе и семьи,

и эта вереница бед сломила его. Проснувшись, Люй Дунбинь решил вырваться из клетки, в которую посадил себя сам. Он провалился на государственных экзаменах и отправился в горы. В конце концов этот недоучка стал одним из почитаемых в даосизме Восьми Бессмертных.

«Странствовать вместе с дао», руководствуясь интуицией, желанием и детской любознательностью, – значит, узнавать, кто ты на самом деле, открывать в себе природную непосредственность, жизненную силу и свободу

Если христианам и мусульманам свойственно воспринимать наш мир как генеральную репетицию перед загробной жизнью, то мантра даосистов – «вот оно!» На социальном уровне даосизм представляет собой бунт земли против города, деревенского юга Китая против урбанистического севера. И на земле, и в своих телах мы находимся дома. Мы становимся собой в наименьшей степени, когда наши тела вынуждены передвигаться по городскому бетону и асфальту, и в наибольшей – когда мы бродим в окружении гор.

Поэтому неудивительно, что в даосских писаниях возможность блуждать названа свободой. Блуждания в лабиринте социальных условностей и ритуальных приличий, с петлей норм и «нормальности» на шее, – отчуждение от самого себя, от других людей, от окружения. Блуждания среди гор и долин – возвращение к первоистокам, в том числе и к своей натуре. «Странствовать вместе с дао», руководствуясь интуицией, желанием и детской любознательностью, – значит, узнавать, кто ты на самом деле, открывать в себе природную непосредственность, жизненную силу и свободу3.

Первая глава классического даосского труда «Чжуан-цзы» называется «Свободное и легкое странствование» (название в другом переводе – «Странствия в беспредельном»). В ней говорится об одном мудреце, который «передвигался, управляя ветром, спокойно и искусно» в течение нескольких дней; о другом, который мог «странствовать в беспредельном», о третьем, который, «оседлав облака и воздух, управляя летящими драконами, странствует за пределами четырех морей» и о четвертом, который «блуждал в недеянии». В следующих главах мудрецом называется тот, кто «странствует за пределами мирской пыли», о скитаниях говорят императоры и даже сам Конфуций. По мнению китаиста Виктора Мэйра, который назвал свой перевод «Чжуан-цзы» «Скитания по пути», скитания – это, «вероятно, единственная важнейшая концепция текста, являющаяся его квинтэссенцией». Мэйр также добавляет, что слово «юй», которое обычно переводится как «скитания», также означает «игру» – это «обозначение для свободного движения трансцендентного рода, отличительной особенности просветленного существа». Такое движение может быть как мысленным, так и телесным. «Просто двигайся вместе со всем, отпустив свои помыслы скитаться, – советует «Чжуан-цзы». – Это высший путь»4.

Сам текст «Чжуан-цзы» – экскурсия в неожиданное, непредсказуемое и неведомое, пиньята парадокса, пародии, притчи и остроумия, только и ждущая момента, чтобы с детской радостью выставить напоказ свое содержимое. Одна история в ней причудливым образом сменяет другую, ничуть не заботясь о последовательности, упорядоченности, развитии сюжета. Все они словно усмехаются: не знаешь, куда идти, – значит, тебе сгодится и сам Дао (путь).

Все это может показаться немыслимым, неуместным, глупым. Разве бывают целенаправленно бесцельные скитания? Разве лучник может поразить мишень, не целясь? Однако мы знаем: если в бейсболе целиться слишком тщательно, питчер может и не попасть в страйк-зону. Любой тренер Малой лиги скажет, что питчер должен делать бросок, не целясь. Его задача – дать себе волю.