И придет волчица - Ирина Шевченко

   - Ты красивая, - выговорил он спустя несколько секунд. - И мне нравится, когда ты в платье.

   Это тоже не его слова.

   - В белом платье, как теперь. Хотя тебе не очень идет белое...

   - В белом не так жарко, - сказала я не, открывая глаз.

   - Да. Но еще это красиво. Особенно здесь. Белое на красном.

   Я осторожно потрогала браслет на запястье: не открыв замок, его не снять - слишком плотно сидит, словно сделан на заказ, специально для моей руки.

   - Я думал, не пригодится, - проговорил задумчиво некромант, - очень маленький. А оказалось, что для тебя.

   Я не видела, но чувствовала, как он на меня смотрит. И этот взгляд доставлял мне не больше радости, чем его подарок.

   - Я не удивился бы, если бы и слезы демонов не имели над тобой власти. Ты же не боишься демонов, да?

   - Демонов? - я все же открыла глаза, но смотрела не на него, а на каменный нож в его руке.

   - Да, это был первый раз, когда ты должна была умереть. Я не знал, что это будешь ты, мне было все равно. Просто мне сказали, что было бы неплохо, если бы в Школе случилось что-нибудь, что выставило бы не в лучшем свете наставников...

   Джевул. Так вот откуда еще тянется ниточка.

   - Я отбирал тела для практикума. Родственники того парня говорили, что он вернулся от гор, был вблизи разлома, а заболел так неожиданно и умер, не дождавшись целителя. Они были суеверными невеждами, боялись, что он был одержим, и потому не позвали лекаря. Забавно, да? У него было воспаление легких, и только. Но идея с одержимостью мне понравилась. К тому же Кьярна сказала, что собирается в залив, а кроме нее мало кто способен был разглядеть демона. Но ты все испортила...

   Он сказал это с таким упреком, что я с трудом сдержала улыбку. Может, извиниться?

   - А потом был обряд. Это было уже серьезней. Я хотел собрать побольше силы перед большим делом, все продумал, учел каждую мелочь... Кроме тебя.

   И Иоллара. Это ведь не я, это Ил тогда испортил тщательно разработанный план. Но я не стала напоминать об этом, потому, что если бы речь зашла об Иле, я не сдержала бы эмоций, а мне сейчас нужно беречь силы.

   - А третий раз?

   - Третий раз... Это самое странное. Я был уверен, что убил тебя. Кошачья петрушка - очень сильный яд, а ты выпила больше чем достаточно. Но не умерла. Лейне хватило и половины дозы...

   Я подняла глаза, но не на него - на него, спокойно и отстраненно рассказывающего, как и кого он убил, смотреть было выше моих сил - и я поглядела на изображение Омсты за его спиной. Богиня, опустив меч, невозмутимо внимала этим жутким речам, словно показывая мне пример. Боги всегда найдут случай подать знак.

   - Почему Лейна?

   - Мне нужно было убедиться, что яд действует. Ты же не умерла.

   "Это не я, это ты виновата", - слышалось в его голосе. И руками развел.

   - Но потом я понял, почему ты выжила...

   Я выжила потому, что я - дракон, пусть и наполовину. На нас почти не действуют яды, тем более растительные, как та же цикута, наш организм в тысячи раз быстрее, чем это происходит у прочих, расщепляет и выводит токсины, наша кровь является самым действенным противоядием в Сопредельи... И тут мне вдруг стало страшно. Я поняла, чем было вызвано то, что я сочла токсикозом, и испугалась по-настоящему: яд не причинил бы вреда мне, но он мог убить моего ребенка! Лишить меня того единственного, что оставалось еще в моей разбитой жизни! Омста покачала головой: не спеши... Или это сквозняк шевельнул висящий на стене гобелен?

   - Я не мог тебя убить потому, что не должен был.

   Тоже мне, откровение.

   - Я не должен был быть ни в чем виноват перед тобою, и я не сделал ничего непоправимого, ничем не обидел тебя...

   - Ты убил Ила! - все же я не каменная.

   Укоризненный взгляд богини - последнее, что я увидела, прежде чем звонкая пощечина, в которую вложили и силу, и злобу, заставила меня, потеряв равновесие, упасть на спину. А потом только потолок с темными перекрытиями широких деревянных балок.

   - Ну зачем? - склонился надо мной некромант. - Зачем ты это сказала? Мы ведь говорили совсем о другом, - его тонкие, по-девичьи изящные пальцы коснулись моей горящей щеки, - о тебе, обо мне. А ты вспоминаешь этого никчемного эльфа. Зачем? Он не стоил тебя. И он тебя бросил, разве не так? Оставил и собирался уехать на Саатар. Он никогда тебя не любил.

   Дурак! Если бы он не любил меня, ты не смотрел бы сейчас на меня с такой тоской и нежностью, твои руки, которым в жизни не отмыться от чужой крови, не гладили бы сейчас мои волосы, и не было бы у меня этот твердой уверенности, что ничего ты мне не сделаешь, и эта пощечина, о которой сам уже успел пожалеть, - большее зло, что ты можешь мне теперь причинить. И мне смешно и грустно думать о том, что я сама виновата в этом: слишком крепко связала нити ваших жизней, слишком сильно чужая память опечаталась в твоей душе. Или это просто любовь, которой как ты говоришь, никогда не было, оказалась сильнее боли и страха...

   - Он бросил тебя, - повторил Гират, будто бы пытался внушить мне эту мысль. - А я - нет. Я никогда тебя не оставлю, Дьёри.

   Дьёри... Я думала, что никто и никогда не назовет меня больше так. Но мало радости слышать это имя от тебя, убийца.

   - Странно, - сказал он вдруг совсем другим голосом, - я совсем ничего о тебе не знаю.

   - Я о тебе тоже, - уже отчаянно сдерживая слезы, прошептала я, добавив в интонацию теплые нотки, опять закрыв глаза, представляя, что это мое солнце сидит сейчас рядом со мной, и это его пальцы чертят неровные линии на моей шее в том месте, где еще несколько минут назад был кровоточивший порез. - Расскажи.

   - Тебе, действительно, интересно?

   - Да.

   Говори, просто говори, забудь о времени и о том, что ведущая в молельню дверь в любой момент может распахнуться, пропуская внутрь школьных магов, а ты так и не нашел связующей все храмы ниточки, по которой собирался уйти отсюда. Говори, потому, что я тоже еще не придумала, как мне поступить с тобой теперь, когда тяжелый браслет на запястье не позволит воспользоваться силой дара, а моих физических сил вряд ли хвати на то, чтобы справится с мужчиной, пусть даже таким тщедушным на вид. Говори.

   - У меня была скучная жизнь, - начал он, - даже рассказывать не о чем. Родился на Саатаре. Мать была дочерью поселкового старосты, отец - бродягой-отщепенцем, гитаэлле, как там говорят. Оставил своих и перебрался к людям. Люди его и убили.

   - Мне жаль...

   - А мне нет. Он все равно бросил бы нас рано или поздно, эльфы не умеют любить никого, кроме самих себя. Ты же знаешь это. Ведь знаешь?

   Я кивнула, поборов желание послать его куда подальше.