Дочери Волхова - Елизавета Дворецкая

– Да разве мы увели? – возмутился Молвята. – Судиславич увел, пусть Судислав плесковский и платит!

– Коли не мы увели, а у себя держим, то отдать надлежит! Какое же уважение к покону у племени словенского будет, если мы, старейшина ильмерская, хуже татей будем? Только попробуй этих дурней поддержать, Вышеня! – пригрозил Городиша. – Враз и Красеня, и Остряха такой вой поднимут – чурам на небе жарко станет!

– Соберем мы, мужи словенские, посольство в Ладогу! – решил наконец Вышеслав. – Поедем с вами да сами с родичами Огнедевы потолкуем. Может, выкуп им предложим. – При этих словах Медяня досадливо скривился. – Может, обменяем на кого…

– Это на кого же? – подбоченясь, недоверчиво спросил Городиша.

– А у нас, что ли, девок мало?

– У тебя-то и верно, немало. Пока всех пристроишь, ноги стопчешь.

Четверо его сыновей при этих словах дружно грохнули хохотом, и многие засмеялись вместе с ними.

– Особенно когда с лица они… ничего себе! – добавил болван Воротило.

Согласившись с предложением Вышеслава, народ разошелся по своим избам. При Вышеславе остались только брат Доброкрай – второй, Родослав, еще не вернулся из Ладоги, куда уехал провожать полянина Белотура, – и старшие сыновья троих братьев.

– Есть тут замысел один, – негромко начал Вышеслав, убедившись, что за столом в полутемной избе сидят только самые близкие, доверенные люди. – Как нам и Деву Ильмеру у себя оставить, и в иных делах не прогадать…

Чего хочет в этом сложном деле он сам, Вышеслав давно уже понял. И отъезд Домагостевой дочери в Киев, и ее брак с Вольгой для него были одинаково невыгодны, поскольку в любом из этих случаев Ладога приобретала могучего и полезного союзника. И в голове Вышеслава созрел хитроумный замысел, который позволял лишить соперников всех преимуществ и захватить их самому.

– Вольга Судиславич – парень упрямый, – говорил он с намеком, переводя взгляд с одного ближайшего родича на другого. – Он просто так не отступится. Ему бы только на ноги подняться. Ну, пока сама Дева Ильмера не оправится, время у него есть. А как на ноги встанет, то снова за нею кинется. Надо ему чуть-чуть помочь. Родичи же мы. А если что, то и вступимся… Вот ты, сыне, – он посмотрел на старшего сына, – вступишься, если шуря твоего того…

– Что – того?

– Убьют если! Что, что…

– Само собой, – согласился Прибыня. – А как иначе?

– Вот и молодец! – одобрил Вышеслав. – Теперь глядите. Домагостич сестру повезет домой. А Судиславич, допустим, их догонит. И ты, Прибыня, по родству тоже ему помогать будешь. И, скажем, так Перун решит, что Домагостич Судиславича убьет. Тот парень здоровый, а у этого в голове не совсем еще прояснилось. А после того ты, сыне, за шуря отомстишь. И останется нам только Деву Ильмеру под белы руки взять и назад в Перынь отвести.

– Это ты хочешь… обоих погубить? – ужаснулся Доброкрай.

– А я-то что? – Вышеслав прямо-таки обиделся. – Вольгу убьет Домагостич. Не справится сам – поможет кто-нибудь. Стрелу вынуть – и разбирай потом, чья была стрела. А за шуря мстить – законное дело. Даже и не убийство вовсе.

– Так ведь это – война с Ладогой!

– Да не очень-то ладожане разбегутся воевать, когда Домагостева дочь у нас будет. Помиримся. Свою девку им отдадим взамен. А другую – полянам. Чем Острянка хуже?

– Вот это правильно! – воскликнул Доброкраев сын Ходила. Он всю жизнь не ладил с двоюродной сестрой, и молодая жена его с ней постоянно бранилась. – Ну ее, пусть к полянам едет.

– Вот все и будет по-нашему, – подвел итог Вышеслав.

Его сын Прибыслав сидел с хмурым лицом. Это был очень похожий на отца молодой мужик: такой же рослый, крупный, но с ранних лет склонный к полноте. Его светлые волосы и борода тоже имели легкий рыжеватый оттенок и быстро становились жирными, из-за чего лежали тонкими слипшимися прядками. Крупное продолговатое лицо, высокий лоб с залысинами, брови прямые и почти постоянно сведенные к переносице, что придавало Прибыне вид легкого недоумения, а пухлые яркие губы – какую-то домашнюю мягкость.

Сейчас у него имелась настоящая причина хмурить брови. Все хорошо, но убийство Домагостева сына взять на себя придется ему. И хотя повод получается законный, едва ли ладожская старейшина это стерпит. Начнется долгий кровавый раздор, и одной из первых жертв, вероятно, станет он, Прибыня.

– А не страшно тебе, Вышеня, сына старшего, родного, под ножи подставлять? – Стрый Доброкрай, прочитав по его лицу эти мысли, глянул на брата. – Ведь Домагость со своим родом за сына мстить будет. И не соснам да березам, а нам, нашим с тобой сыновьям. Или тебе своих не жалко?

– Так за нами и Плесков будет, – напомнил Вышеслав. – У Судислава-то сын один, единственный! Или он за него мстить не станет? Домагость сам на коленях будет нас умолять, чтобы взяли его дочь в Перынь, только помирили бы с Плесковом! А мы подумаем, соглашаться или нет! А внуки мои, твои дети, сыне, в Плескове князьями сядут, потому как иных наследников у Судислава нет! Что? – Упершись руками в колени, он нагнулся вперед и пристальным взглядом окинул лица родичей. – За такое дело стоит попробовать? Или лучше за печью отсидеться, как бы чего не вышло? А, сыне? А вы что скажете, соколы?

– Ну… Надо попробовать, с чуровой помощью, – первым решился Прибыня, сообразив, что не только дети его, но и сам он в случае удачного исхода дела может стать плесковским князем, когда Судислав умрет.

Младшие братья не слишком уверенно, но все же поддержали его, не желая показаться трусами. Наконец и Доброкрай кивнул:

– Ох, Вышеня! В какое ж болото ты нас тянешь! Но ведь удачливый ты, хитрый бобер! Когда Плесков за нами, может, и взойдет.

– Так-то лучше! – Вышеслав, довольный, похлопал младшего брата по плечу. – Бояться волков – быть без грибов! Попомните мое слово: будем мы снова князьями словенскими!

Он не знал, что у его речей есть один слушатель, которого ему не удалось убедить. Пока Вышеслав созывал мужскую родню, Остряна тайком забралась на полати, забилась в дальний угол, прикрылась одеялом и оттуда подслушивала, о чем отец толкует с родичами. Ведь все их решения в первую голову касались ее!

Отец собирался убить Домагостева сына Велема! Остряна кипела от возмущения. Сын Домагостя ей понравился: и собой хорош, но не слишком, и родом знатен, но не знатнее ее, и неглуп, и учтив, но не разливается соловьем и не растекается медом, как этот киевский Белотур, которого послушаешь, так водички попить хочется. И вот этого-то парня Вышеслав собирается убить ради того, чтобы насмерть рассорить Ладогу с Плесковом!

Когда родичи разошлись по делам, Остряна осторожно сползла с полатей, оправила одежду и косу, огляделась, раздумывая. Она не собиралась ждать, пока ее отец снова стравит плесковского княжича с Велемом и добьется гибели обоих. Нужно ему помешать. Но что она, девка, может сделать против собственного отца, старейшины?