Внук Персея. Сын хромого Алкея - Генри Олди

– Да, ты прав. Это главное. Мне нравится твой замысел.

Амфитрион смеется. Парень быстро соображает. Так быстро, что хорошо иметь Аркесия на своей стороне. Копий хватает, не хватает умных голов. Мои сыновья будут сильными и умными, думает он. Все считают, что я иду на войну за славой. За богатством. Из‑за клятвы, наконец. А я иду за сыновьями. Иногда, чтобы прийти на ложе к жене, надо дать славный крюк. Иначе не получится.

– Отец прислал гонца? – спрашивает он.

– Да, – бросив прут, Аркесий обеими руками лохматит свою рыжую шевелюру. Привычка, оставшаяся с детства. – Афины согласны. Их долю в добыче пришлось увеличить.

– Намного?

– Не слишком. Жадность у афинян еще не сожрала разум. Сейчас отец едет к дедушке Деионею, в Фокиду. Дедушка обещал дать людей, и еще уговорить локров. В Локриде засуха, народ обнищал. Грабеж – их единственное спасение. Что с арголидцами?

– Аргос даст воинов. И Тиринф. Мой старый отряд: те, с кем я бил телебоев в Орее. Микены отмалчиваются. Мой дядя Сфенел вертится, как угорь на жаровне. И добычи хочется, и мне завидует. Вот кто уверен в моей победе… Иначе чему завидовать?

– Скорлупа трещит, – жалуется рыжий. – С самого утра.

– Пройдет, – успокаивает парня Амфитрион.

Он уже знает, что Аркесий болен. У парня временами трещит скорлупа. Это означает, что Аркесий держится за голову, и глаза парня делаются рыбьими. Припадки – наследство по материнской линии. Люди болтают, что у афинских басилеев Эрехтея и Эрихтония – и так вплоть до Кекропа, основателя Афин – имелся не только змеиный хвост вместо ног, но и куриное яйцо вместо мозгов. Когда Афинам грозила беда, яйцо начинало потрескивать. Врут, сплетники. Скорлупа – скорлупой, а мозги у Аркесия что надо. Рыжий сын Кефала рассказывал, что самый сильный приступ был у него в Афинах, когда он сбежал от родственников матери, желая следовать за изгнанником‑отцом. Тогда просто мир рушился, не иначе. Треск стоял такой, вздыхал Аркесий, что легче оглохнуть. А сейчас трещит, но терпимо.

– Ты обещал моему отцу остров, – напоминает рыжий.

– Я сдержу слово. Хочешь Астериду?

– Я хочу Итаку. Дашь мне Итаку?

– Хорошо. Тебе – Итаку, твоему отцу – Тафос. Договорились?

Аркесий кивает. Взгляд парня сияет. Кажется, скорлупа угомонилась.

– Мне жаль, друг мой. Для такого похода у Фив не хватит войск.

Басилей Креонт с огорчением развел руками. Идея похода на телебоев грела ему сердце. Давненько Фивы не покрывали себя воинской славой. Добыча, опять же… Казна Птерелая ломится от золота и драгоценностей. Еще бы! – столько лет безнаказанно грабить корабли в прибрежных водах. И разве одни корабли?

– У Фив будут сильные союзники, – Амфитрион предвидел это возражение. – Нас поддержат локры, фокейцы, аргивяне…

Креонт отхлебнул вина из кубка. Бросил на собеседника быстрый, испытующий взгляд. «А ты, Персеид, не так прост, – читалось в глазах басилея. – И слов на ветер не бросаешь. Успел договориться, да? Какие еще новости у тебя за пазухой?»

– Хорошо, допустим. На чем мы поплывем к Тафосу? В яичных скорлупках? У Фив нет флота. Нет гаваней, откуда можно выступить в поход. Боги поместили Фивы между двумя заливами, Крисейским и Эвбейским. Нам одинаково далеко в обе стороны.

– Согласен. Боги милостивы к Фивам.

– Милостивы?!

– Разумеется. Никто не заподозрит Фивы в том, что, разгромив телебоев, фиванцы захотят господствовать на море и станут новым оплотом пиратства. Ни портов, ни флота – куда уж тут пиратствовать? Корабли нам дадут Афины. Гавани – Пилос и Элида. Телебои многим стоят поперек горла. Их набеги, попытки закрепиться на суше… Нас поддержат с радостью!

– …которую подогреет доля в добыче! – расхохотался Креонт. – Твой замысел начинает мне нравиться. Ты прав, у Фив нет интересов на море. Значит, никто не станет возражать, если поход возглавит фиванский лавагет.

– Лавагета у Фив тоже нет.

– Не было до сегодняшнего дня. Отныне ты, Амфитрион, сын Алкея – полководец Семивратных Фив.

– Я этого не просил.

– А ты вообще умеешь просить? – Креонт осекся, вспомнив, каким сын Алкея пришел в Фивы. Три года просил, до дыр испросился, и все впустую. – Извини. Мой язык слишком быстр. Ну что, лавагет? Согласен?

– Благодарю за честь.

Встав, Амфитрион отсалютовал Креонту кубком.

– Это не честь, друг мой. Это большая головная боль. И поход на телебоев – всего лишь первый ее приступ. Завтра я объявлю о своем решении. Бери людей, оружие, припасы – все, что нужно. Жаль, конечно…

– О чем ты жалеешь? Сомневаешься в успехе?

Креонт поднялся с кресла, прошелся по мегарону, разминая затекшие ноги. Встал перед фреской, где в битве сошлись два отряда. Рты, исковерканные криком, воздетые к небу копья. С Олимпийских высот на воинов взирал Арей Губитель в конегривом шлеме. Фреска была единственной в зале, изображавшей войну. На остальных – пиры, стада, женщины с колосьями в руках. Много мира и чуть‑чуть войны. Этого хватало, чтобы мир казался хрупким.

– Мне жаль, что ты недолго пробудешь фиванским лавагетом.

– Не хорони меня раньше времени!

– Напротив, – обернувшись, Креонт подмигнул собеседнику. – Я желаю тебе долгой жизни и благоденствия. Если бы это зависило от меня, ты бы жил вечно.

– Ты доверяешь мне войско только на время похода?

С видимой досадой Креонт потер переносицу. «Зачем ты делаешь из меня дурака?» – читалось на лице басилея. В своем удивлении он был не одинок. Амфитрион тоже чувствовал себя дурак дураком. Намеки Креонта оставались для него тайной за семью печатями.

– Сын Алкея Могучего. Внук Персея Горгоноубийцы. Внук Пелопса Проклятого, – Креонт произносил слова нараспев, как гимн. – Победитель Тевмесской лисицы. Гроза телебоев. Сокрушитель Птерелая Неуязвимого. Избавитель Пелопоннеса от тафийских пиратов. Муж дочери микенского ванакта. Законный претендент на тронос Микен. Славных Микен. Златообильных Микен…

– Я не собираюсь…

– Расскажи это рыбам в море. Они поверят. Микены с радостью примут героя! Твой дядя Сфенел? Если я хоть что‑то понимаю в политике, он сам уступит тебе власть, удовольствовавшись Тиринфом. Ванакт Амфитрион! Народ будет ликовать. Полагаю, десяти лет тебе хватит, чтобы возликовал весь Пелопоннес. Возможно, понадобятся две‑три небольших победоносных войны. Но ты справишься!

– Ты басилей, – вздохнул Амфитрион. – Ты думаешь в точности, как они.

– Кто?

– Басилеи Пелопоннеса.

– Поход на телебоев? – спросил басилей Тегеи.