Место явки - стальная комната - Даль Орлов

Волоча ногу, Хольм подошел к нему, протянул удостоверение, затем влез в кабину.

— Гони! — сказал он водителю.

Эрвин Грюне останавливает машину у подъезда дома, в котором живут Аксель Хольм и его дочь Карин.

В это время у себя дома Карин играет с Оскаром в прятки.

— Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! — говорит она, и Оскар прячется в ванной комнате.

Карин слышит звук мотора, подходит к окну и видит подъехавшую машину отца.

— Наконец-то! — так и не посмотрев на того, кто вышел из машины, она направилась в прихожую, распахнула дверь. — Куда ты запропастился? Мы же опаздываем…

И осеклась — перед ней стоял Эрвин Грюне. Мягко, но решительно он оттеснил ее от двери, повернул ключ в замке и спрятал ключ в карман. В квартире Хольмов Эрвин горячо говорил, обращаясь к Карин:

— Хочешь, я встану на колени? Хочешь?.. Карин, не ходи в театр! Пусть премьера не состоится. Я умоляю!.. Ты ничего не знаешь… Я знаю…

Карин сидит на диване, с ужасом и удивлением взирая на Эрвина Грюне.

— Ты… ты не подозреваешь, — продолжал тот, — кто ты есть на самом деле. Ты лучше, прекраснее, ты необычайнее всех. Я не знал, что может быть на свете такая, как ты. Это правда. Я не лгу. — Он отошел к окну, глухо сказал: — Сейчас нельзя лгать….

— Сейчас? Почему сейчас? Ты… как умирать собрался, — насмешливо сказала Карин.

— Я? — переспросил Эрвин, оборачиваясь. — Не я, ты умрешь, если не послушаешь меня и пойдешь в театр.

За дверью, в ванной, притаился Оскар. Слушал.

Мчится по шоссе грузовик с Акселем Хольмом.

— Стой! — командует инспектор.

Визжа тормозами, машина останавливается. Аксель вылезает из нее, хромая, подходит к столбику с полицейским телефоном.

— Это Хольм, — говорит он в трубку. — Соедини с Бенгтом… Бенгт?.. Нужна твоя помощь… Выйди к подъезду. Нет, лучше за углом…

И снова грузовик мчится по шоссе.

В квартире Карин говорит Эрвину, который стоит перед ней с пистолетом в руке: — Нет, ты не убьешь меня. Знаешь, почему? Потому что ты еще не совсем фашист. Ты пока еще способен любить, ты маму вспомнил, сестру. В тебе осталось что-то человеческое, поэтому я с тобой и разговариваю. Убери пистолет. Пойдем со мной в театр, нас уже ждут. Выйдем на сцену и скажем людям то, что обязаны сказать. — Она поднялась и пошла навстречу Эрвину. Он отступал, повторяя:

— Не ходи туда, Карин. Я люблю тебя! Не ходи! Люблю… — Он чуть присел, будто готовясь к прыжку, выстрелил и в ужасе закрыл лицо руками.

Потом он бросился к двери, стал дергать ее, лихорадочно искать по карманам ключ, долго не мог попасть в скважину. Наконец вырвался из квартиры и побежал вниз по лестнице, оставив дверь распахнутой.

Бенгт ждал инспектора на улице. Подлетел грузовик, остановился, Хольм приказал водителю:

— Выходи!

— Так не договаривались!.. — запротестовал тот.

— Давай, давай! — Бенгт выдернул его из машины и занял освободившееся место.

Машина тронулась.

Оскар осторожно вышел из ванной комнаты, увидел Карин в луже крови и закричал. Он выбежал из квартиры. Нажимая на кнопки звонков, помчался вниз по лестнице.

На площадке появились соседи, столпились испуганно у раскрытой двери.

В это время Эрвин Грюне дергал ключ в замке зажигания, которое не срабатывало. Наконец машина резко взяла скорость.

А Оскар был уже на тротуаре. И в ту же минуту у подъезда встал грузовик с Хольмом и Бенгтом. За мгновение до того Хольм успел увидеть свою машину, отъезжавшую от дома.

— Кто тебя выпустил? — закричал он на мальчика, втаскивая его в кабину.

— Тот… тот… — Оскар показал вслед удаляющемуся автомобилю, — в Карин стрелял…

— Беги к ней! — приказал Хольм своему помощнику. — Вызывай «скорую», звони в театр…

Бенгт выскочил из машины. Хольм резко надавил на газ.

…По городским улицам с риском для прохожих и других автомобилей Эрвин уходил от грузовика.

Однако Хольму еще требовалось сделать остановку на улице Тегнера, у театра.

На мгновение он увидел подъезд театра, толпу людей, афишу у входа и портрет дочери среди других исполнителей.

Хольм высадил Оскара из кабины:

— Беги! Отец там…

Мальчик побежал через улицу. Хольм устремился за Грюне.

Две машины — легковая и грузовая — мчатся по шоссе за городом. Ревут моторы, и ясно видно, что Хольм владеет искусством вождения много лучше Грюне. А тут еще Грюне вздумал круто свернуть в сторону. Машина его едва устояла на колесах, потом соскочила в кювет, и, выбираясь, на шоссе, Грюне потерял время.

Впереди блеснула река, обе машины приближались к мосту. Еще несколько мгновений Грюне потерял, замедлив движение на развилке, — видно, соображал, взбираться на мост или снова свернуть в сторону.

Хольм настиг машину с Грюне уже на мосту, рванул рулевое колесо влево, потом вправо, от удара легковая машина круто изменила направление, врубилась в ограждение, пробила его и, переворачиваясь в воздухе, полетела вниз.

Грузовик Хольма замер над провалом, Хольм вышел из машины и долго смотрел на расходящиеся по воде круги.

Зрительный зал театра до отказа забит людьми. На заднике над сценой висит большой портрет Карин — один угол прочерчен траурной лентой.

В центре сцены — высокое ложе, на котором распростерт Стен Экман — умирающий Андрей Болконский. Рядом в скорбных позах — Курт и Грета Креппель, Эрна и Карл Монссон с цилиндром в руке, старый скрипач Бруно Мильес, другие актеры. На рампе лежит каска с красной звездой…

У кулисы, в черной шали, спиной к зрителям стоит Астрид.

Стен с трудом приподнялся на локоть:

— Вы?.. Как счастливо! — не сказал, а выдохнул он.

Астрид заговорила тихо, голос ее пресекается. Она «подает» реплики из роли Наташи Ростовой.

— Простите!.. Простите меня!..

— Я вас люблю… — тихо говорит Стен Экман.

— Простите… — повторила Астрид.

— Что простить?

— Простите меня за то, что я сделала…

— Я люблю вас больше, лучше, чем прежде… — сказал Стен со своего ложа. — Вы помните… Я ночевал у вас в Отрадном…

— Очень хорошо помню, — сказала Астрид. — Вы были очень деловой и грустный.

Стен продолжал:

— Ночью вы говорили с Соней. У окна. Я слышал. Ты хотела улететь в небо. Чудная ночь была и луна… И ты… вы хотели улететь в небо…

По щекам Астрид текли слезы.

— Андрей!.. Все будет хорошо… Только не уходите туда, где ничего нет, где нет меня и нет нашего счастья…

— Никто, как вы, не дает мне той мягкой тишины… Того света. Мне так и хочется плакать от радости… — отвечал Стен. — Наташа, я слишком люблю вас… Больше всего на свете…

— Отчего же слишком? — спросила Астрид и улыбнулась сквозь слезы.

— Ежели бы я был жив, я бы благодарил вечно Бога за свою рану, которая опять свела нас… Неужели только затем так странно свела нас судьба, чтобы умереть?

— Вам нужно спокойствие…

Умолкла музыка. В тишине Стен сказал: — Не надо мной только висит вопрос жизни и смерти, но над Россией, Наташа… Я люблю вас больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю вас?

На сцену вывели маленького Оскара и поставили около отца.

— Андре, вы хотите… хотите видеть Николушку? Ваш сын здесь… — произнесла Астрид. — Он все время вспоминал вас.

Стен сказал отрешенно, не глядя на сына:

— Да, я очень рад Николушке… Он здоров?

— Вот он, — сказал кто-то.

Стен еще выше приподнялся на своем ложе:

— Не плачьте… Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь… Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю…

Стен откинулся и затих. Андрей Болконский умер.

В молчание зала влились звуки скрипки Бруно Мильеса.

Двинулся круг сцены и увлек за собой исполнителей. А вместо них на сцене появились зенитки и солдаты. Карл Монссон шел по вращающейся сцене, как бы выходя из своего времени в наше… Он остановился у рампы и заговорил горячо, страстно. Цилиндр, который он до этого держал в руке, он поставил на рампу около каски.

— Довольно, довольно люди! — сказал Карл словами Пьера Безухова, обращаясь к залу. — Перестаньте… Опомнитесь, что вы делаете? Зачем, для кого мне убивать или быть убитому? Я хочу сказать только одно: возьмитесь рука за руку те, которые любят добро. Ведь все мысли, которые имеют огромные последствия, — всегда просты… Ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать то же самое. Ведь как просто… Надо жить, надо любить, надо верить!

Все, кто были в зрительном зале, поднялись с мест. Они стояли безмолвно, неподвижно. А скрипка вела печальную и зовущую ввысь мелодию Эдварда Грига.

Л. Н. ТОЛСТОЙ

«НАТАША РОСТОВА»

Пьеса Даля ОРЛОВА по мотивам романа «Война и мир»