Вид с холма - Леонид Сергеев

— Прежде всего, — сказал я, — не вступайте в тесные контакты со всеми поселковыми. Народ здесь разный, и лучше от всех держаться подальше.

— Так-то оно так, — с недоверчивой улыбкой пробормотал он и бросил на меня испытующий взгляд, как бы ощупал меня взглядом, и, хохотнув, добавил: — Ну, а как же дружба?

— Всякая дружба до поры до времени, — убежденно заявил я. — Да и отношения между людьми лучше, если они меньше общаются, реже видятся. У меня есть собственные принципы: я никого не беспокою, и, пожалуйста, ко мне не лезьте, не впутывайте в ваши делишки, понимаете?

— Все это, конечно, прекрасно, но зачем столько предосторожностей? — он в тусклом недоумении пожал плечами и угрюмо сжал губы.

На минуту он впал в унылую задумчивость, но потом снова как-то ехидно усмехнулся, что-то ляпнул забористое и заспешил к своим дружкам. Я сразу обратил внимание, что он говорил обиняками и этим самым заронил во мне недоверие, которое уже ничем не смог вытравить.

Ну, а моя жена с соседкой невзлюбили друг друга с первой минуты. В какой-то момент я заметил, что у них вроде бы завязалась сердечная беседа, но потом краем уха услышал, что жена посоветовала соседке развести кабачки, и та залилась сухим смехом, отсела к своим приятельницам и весь вечер смотрела на нас хмуро, враждебно, а со своими по-прежнему была яростно весела. В конце концов мы тихо и вежливо попрощались с ними, пожелав всего наилучшего.

Они веселились до полуночи, а потом сосед развозил гостей на своем драндулете: кого на автобусную остановку, кого на станцию. Три раза гонял, грохоча и исчезая в клубах выхлопного газа.

— И чего шустрит? — язвительно сказал я жене. — Бензин зря тратит. Что они, его приятели, пешком не могут дойти? Идти-то не больше пяти шагов. А он — нет, развозит (ни с того ни с сего машина соседей, эта побитая колымага, стала для меня предметом жгучей зависти).

— Показывает, какие они богатые, — откликнулась жена. — А она вообще ужасная баба. Фигура отвратительная, ни умом, ни красотой не блещет, а уж строит из себя не знаю кого. Вертихвостка!.. Подходит, значит, ко мне, но как подходит-то — противно смотреть, и предлагает закурить. А я говорю ей, что не курю. А она сразу лукаво так: «Ой, какая вы молодец, а вот я иногда покуриваю, силы воли нет бросить, но зато я каждое утро делаю гимнастику!». Гимнастику! Ей бы мотыгу в руки да поокучивать полдня, тогда было б не до гимнастики…

Жена пробормотала какие-то зловещие слова, а я представил соседку с мотыгой и, честное слово, злобная радость наполнила меня. «Какого черта! — подумал я. — Мы на свою дачу положили полжизни, кишки надрываем, а такие, как они, живут себе беспечно, транжирят деньги направо-налево, веселятся. И вообще, откуда у них деньги на дачу?! И на машину? Еще надо проверить, не ловкачи ли они какие?». Точно угадав мои мысли, жена сказала:

— Конечно, дача у них намного хуже нашей, а в доме — сущий кавардак. Я сразу поняла — она не умеет вести хозяйство. Ты обратил внимание — на столе не было ни одного салата… По-моему, она и готовить не умеет.

Неприязнь к соседке все больше вызревала в жене. В ту ночь она долго не могла уснуть и, по-моему, втайне желала соседке неизлечимой болезни.

С невероятной поспешностью, буквально через два дня после приезда, сосед начал переделывать террасу. Потихоньку, вроде бы с ленцой, насвистывая, с дурацкой серьезностью он начал вытворять какие-то странные вещи: снимать дверь с петель и выставлять рамы. Все это не ускользнуло от моего внимания. Я не понял, что он собирается делать, и, разбираемый соблазном узнать, выглянул из окна и вскользь осведомился.

— Хочу расширить террасу, — безмятежно ответил он и заулыбался. — Как вы думаете, это несложно?

Я подумал, что он попросту меня разыгрывает, но вышел из дома и, облокотившись на рейки забора, спросил напрямик:

— А для чего расширять?

Я был уверен, что здесь был какой-то потаенный смысл — ну не для гостей же он затеял эту авантюру! Но что бы вы думали?

— Для друзей, — ответил он ликующим голосом.

Я думал, он темнит, и не то что сгорал от любопытства, от желания узнать истинную причину его задумки, а просто было неприятно, что меня дурачат. Я ушел работать в огород, но эта мучительная загадка не давала мне покоя, и я искоса наблюдал за соседом. Настроение у меня было паршивое.

А сосед сломал перила и начал разбирать перегородки. Я посматривал на него с горьким презрением, и не без тревоги. Признаюсь, спокойствие, с которым сосед ломал террасу, действовало мне на нервы. Пекло в тот день нещадно, прямо хоть подыхай, и сосед то и дело подходил к рукомойнику и обливался водой, издавая бульканье и урчанье, а потом кричал жене в комнаты:

— Дорогая, принеси мне, пожалуйста, полотенце.

Его красотка появлялась в окне, протягивала ему полотенце и, проявляя удивительную нежность, спрашивала:

— Ты еще не закончил разбор террасы?

Смех разбирал, когда я слышал это.

Внезапно я заметил, что сосед начал подпиливать подпорки, и у меня прямо кровь застыла в жилах. Это была опасная затея — крыша могла в любой момент рухнуть. Руководствуясь благими намерениями, стараясь не грубить, я тактично намекнул соседу про это обстоятельство; на какое-то время он нехотя согласился, но потом опять взялся за свое, демонстрируя потрясающее невежество в строительном деле.

И вот, значит, когда степень моего возмущения достигла критической точки, как и следовало ожидать, крыша рухнула и придавила соседу ногу. «Так ему и надо! — не без злорадства подумал я. — Нет, чтобы осмотреться, все обдумать, выверить, посоветоваться со знающими людьми!». Я-то сразу понял, что все это выйдет ему боком. Ну, в общем, его жена, охая и ахая, вытащила бедолагу из-под обломков, стала делать ему массаж. А я все больше приходил в радостное возбуждение — сознание собственной безопасности подогревало меня.

Но что бы вы думали? В последующие дни этот горе строитель как ни в чем не бывало начал расширять фундамент, делать дополнительный настил, ставить столбы, и все это — насвистывая, улыбаясь. Я, разумеется, время от времени украдкой высовывался из-за дома, наблюдал за дилетантским настырным строительством. Меня уже не на шутку заедал этот вечно улыбающийся толстячок со своим несокрушимым спокойствием; я даже подумывал, что его оптимизм от слабоумия.

Естественно, напористость соседа привела к тому, что он соорудил некое аляповатое замкнутое пространство со множеством окон, где сквозняки тянули со всех сторон. Это было ниже всякой критики. Мне, конечно, не терпелось высказаться, слова так и вертелись у меня на языке, но я промолчал — думаю, по понятным причинам.

Терраса соседа сразу принесла ему славу чудака, но самое нелепое — как я уже сказал вначале, — через неделю его примеру, под какими-то прозрачными предлогами, последовали и другие посельчане. Умора! Я чуть не лопался от злости.

— И чего только люди не придумают! — с гримасой отвращения вполне справедливо говорила моя жена. Кстати, справедливость ее основная черта.

Короче, повторяю, в поселке начались страшные перемены; некоторые, расширив террасы, ликвидировали грядки и утрамбовали дорожки, усыпанные толченым кирпичом, а меж деревьев повесили гамаки. Кое-кто пошел еще дальше: сломал заборы и снял предупредительные знаки о злых собаках и прочее. Терраса соседа сыграла роль некоего катализатора, — казалось, эти перемены давно назревали, носились в воздухе, но людям не хватало смелости изменить свою жизнь. И вот теперь они изощрялись, кто как мог. У некоторых эти новшества приняли просто уродливую форму — они засевали участки… травой, чтобы, как объявили мне, «лежать в прохладной траве и смотреть, как проплывают облака», а молодежь — чтобы «играть в теннис».

Все это выглядело издевательством; со стороны можно было подумать — по поселку ползет какая-то всепроникающая, всеразъедающая плесень. Несколько раз я порывался положить конец дурацким новациям, обходил посельчан, взывал их к благоразумию, делал внушения, но они словно лишились языка — только отмахивались, а за глаза я слышал ругань на свой счет. С усталым упорством я твердил, что приусадебные участки выделены для подсобных хозяйств, а не для бездумного отдыха — для этого существуют санатории, но меня высмеивали, говорили, что я зануда с мелочным характером и всякое такое. Вскоре я понял, что в подобных делах одним внушением не обойдешься, но уже было поздно.

Ну, а потом, как я уже говорил, начались оргии. Особенно усердствовали молодые люди. Не подумайте чего, я ведь тоже кое-что соображаю — молодежи иногда надо послушать музыку, потанцевать, но нельзя же в этом упражняться ежедневно! Да и заводили они всякую муру. Сопоставьте музыку прошлых лет с теперешними завываниями — и все поймете сами. В общем, шло прямое загнивание некогда процветающего поселка.