12 ступенек на эшафот - Вильгельм Кейтель

Какое—то время я был склонен объяснять существующий порядок вещей и удивительный «дар» фюрера буквально на ровном месте сталкивать лбами своих подчиненных неупорядоченностью мышления и неумением организовать работу. Только значительно позже я понял, что все это — тщательно продуманная, поверенная опытом многих поколений автократов политика, главный лозунг которой: divide et impera![75]

Не проявляя инициативы, и даже более того, противясь этому, насколько это было возможно, я оказался втянут в орбиту партийно—бюрократического аппарата.

«Фюрер направил меня к вам…», «во время моего доклада фюрер заметил, что это имеет непосредственное отношение к вермахту…», «не хотели бы вы довести до сведения вермахта…», «к кому мне обратиться в ОКВ…» — я и мои адъютанты слышали подобного рода стереотипные обращения десятки раз на дню. Никто из просителей не различал ОКВ и ОКХ — и одно, и другое значило для них — Кейтель! Показательно, что даже бывший начальник главного правового управления вермахта доктор Леман сказал моему защитнику доктору Нельте: «Но ведь ваш подзащитный действительно совал нос в дела, которые не имели к нему ни малейшего отношения».

Видимо, в момент издания приказа мне следовало оборвать Гитлера на глазах 25 подчиненных и заявить: «Мой фюрер, так дело не пойдет. Поручите это лучше своему секретарю!» Наверное, аналогичным образом должны были действовать и другие офицеры, получавшие указания фюрера: «Нет, с этим мы к Кейтелю не пойдем. Да он просто вышвырнет нас вон!» Все было значительно сложнее, и не мои добродушие и мягкотелость были тому причиной, а порочность самой системы.

Разве мог я предположить в свое время, чем обернется мертворожденная идея учреждения должности «начальника ОКВ». Во время 1–й мировой войны я два года был Ia штаба дивизии и вместе с командирами разделял ответственность за судьбы операций и наших бравых солдат. Во время 2–й мировой войны я стал фельдмаршалом и имел под своим началом… водителя и адъютанта. Теперь я принужден отвечать за все приказы, которые издавались не мной, во многом вопреки моим убеждениям и совести, за которые я не нес и не могу нести никакой ответственности…

После первых побед на Восточном фронте вновь обострились отношения между Гитлером и фон Браухичем — на этот раз из—за расхождений по поводу стратегических планов кампании. ОКХ однозначно высказывалось за концентрацию сил на участке группы армий «Центр» и нанесение главного удара в направлении на Москву с последующим овладением Валдайской возвышенностью, перерезав главную коммуникацию русских «Москва — Ленинград». Гитлер же планировал еще до наступления зимы закрепиться на линии «Одесса — Орел — Чудское озеро», перегруппировать силы, усилить группу армий «Юг» за счет определенного ослабления группы армий «Центр» (пехотные и танковые дивизии) и захватить Донбасс, нефтяные промыслы Краснодара и Майкопа, в то время как усиленная группа армий «Север» должна была взять штурмом Ленинград и соединиться на севере с Финляндией.

Объективно более слабые, чем группа армий «Центр», группы армий «Юг» и «Север» были не в состоянии решить поставленные фюрером задачи без значительного усиления. Оперативный план Гитлера представлял собой триединство экономических (Донбасс), политических (Финляндия) и стратегических (война на море) аспектов. Как таковой Ленинград с его миллионным населением и мировая слава северной столицы России мало интересовали Адольфа Гитлера: речь шла о базах Балтфлота и крепости Кронштадт, представлявшей собой немалую угрозу немецкому подводному флоту и нашим транспортным коммуникациям в Балтийском море…

Гитлер принял решение вылететь в Борисов, в штаб—квартиру группы армий «Центр», и вызвал на доклад командующих танковыми группами (армиями) генерал—оберстов Гейнца Гудериана и Германа Гота. Я сопровождал фюрера и присутствовал во время этого совещания вместе с главнокомандующим группой армий «Центр» Федором фон Боком. Узнав о намерениях Гитлера забрать в распоряжение ставки одну или обе танковые группы, генералы танковых войск выступили единым фронтом и в один голос заявили, что вверенные им части измотаны в боях и нуждаются в 2–3–недельном отдыхе, последующем ремонте, доукомплектовании и т. п. Мы были не в состоянии проверить, соответствуют ли действительности заявления Гота и Гудериана. Генералы стояли на своем и после вручения обоим «Дубовых листьев» к «Рыцарскому кресту», категорически отрицая возможность боевого использования танковых соединений, тем более на другом участке фронта. Фон Бок был меньше всех заинтересован в ослаблении своей группы армий и как заведенный повторял вслед за ними одно и то же: ослаблены, измотаны, недоукомплектованы… Мне было доподлинно известно, что все они были прекрасно осведомлены о плане ОКХ и видели в нем единственный путь достижения оперативно—стратегических целей кампании.

В других обстоятельствах Гитлер пренебрег бы мнением генералов и добился бы своего, однако сейчас позиции ОКХ, группы армий «Центр» и приданных ей танковых групп были несокрушимы. Гитлер стерпел столь явное пренебрежение со стороны генералитета и на этот раз, однако затаил обиду против ОКХ и особенно против Браухича. Был найден компромисс, который тем не менее поставил крест на стратегических намерениях фюрера, во всяком случае относительно Ленинграда. Гитлер категорически запретил продолжать наступление на Валдай, заявив, что это рецидив устаревшей генштабовской тактики борьбы за господствующие высоты. С тем мы и расстались.

Взрыв накопившегося негодования Гитлера вызвало донесение фон Бока о частной операции группы армий «Центр» по обеспечению свободы маневра на левом фланге фронта: в ней была задействована «измотанная» танковая группа Гудериана, которая оказалась полностью боеготовой через несколько дней после совещания в Борисове.

Гитлер решительно вмешался в действия ОКХ. В результате в тесном взаимодействии с группой армий «Юг» восточнее Киева состоялось сражение на окружение и уничтожение мощной группировки советских войск. Впоследствии мне не раз приходилось выслушивать сетования фюрера на своевольных и неуправляемых генералов, однако следовало признать, что, несмотря на блестящее завершение киевской операции, на этот раз именно Гитлер выступил «могильщиком» своих собственных стратегических планов. С учетом приближающейся осени, неизбежной распутицы и многонедельной перегруппировки войск в перспективе было потрачено драгоценное время, которого до наступления зимних холодов нам в конечном итоге и не хватило.