"Ведро незабудок" и другие рассказы - Богатырев Александр Владимирович

— Но их там действительно нет, — возразил я.

— Может быть, и нет. А где гарантия, что их нет на другом конце при подключении к мировому компьютеру?

Я пожал плечами и облизал ложку. Борщ был действительно хорош.

Друга моего зовут Алексеем, а его жену — Екатериной. Когда она знакомится с новыми людьми, то, назвав свое имя, добавляет «великомученица». При этом она загадочно косится в сторону своего благоверного, давая понять, что велии муки ей приходится терпеть от него. Но все же, представляя его новым знакомым, не преминет назвать его «человеком Божиим», что — сущая правда. Уверовал он в Господа нашего десять лет назад, но так крепко, что мне иногда бывает страшновато. Человек он не книжный — из отставных военных. Любит во всем определенность. И когда говорят: «отец Феодосий благословил», то это значит, что хоть землетрясение, хоть цунами — благословение будет исполнено. А если отец Феодосий не благословил, то хоть ты его режь или по горло засыпь зелеными американскими деньгами, ни за что не нарушит этого неблагословения. И когда он сказал, что отец Феодосий не благословил брать новые паспорта, мне стало грустно.

Молчать было неприлично. Мы давно не виделись. Я попытался отшутиться.

— Хороши друзья! Нет чтобы расспросить о детях, о жене. Сразу про «краснокожую паспортину». Неужели паспорт с двуглавым орлом и Георгием Победоносцем хуже «серпастого и молоткастого»?

— Это все лукавство. Графы национальности в новом паспорте нет, зато есть графа ИНН.

— Далась вам эта национальность. Вы что, перестанете быть русскими оттого, что вам справки об этом не выдадут. Вон сатанистов поймали, которые кресты на кладбищах разбивали. Все как один русские...

— А кто их надоумил?

Я не знал, кто их надоумил, но знал наверняка, что в таком роде говорить можно до бесконечности. Я вспомнил, как в 1988 году вел подобный разговор о советском паспорте на Алтае со старообрядкой, которую почитали за пророчицу. Эта «дщерь Аввакумова» взяла мой паспорт, ткнула в печать и объявила, что это и есть та самая настоящая печать антихриста. А посему все, у кого есть паспорт, — его слуги. И гореть нам в адском пламени, невзирая на нашу любовь ко Господу и стремление жить «во всяком благочестии и чистоте». Я попытался возразить ей, и, надо сказать, вышло это у меня неплохо. Рассуждения о Божьем милосердии, которого не в состоянии одолеть никакие козни «товарищей», произвело впечатление на многих участников молитвенного собрания. Но моя оппонентка на слова о любви к ближнему разгневалась так, что глаза ее буквально загорелись, словно карманные фонарики. Я видел такое у бесноватых в Печорах.

Она задыхалась от гнева и по-бычьи ревела: «Какая любовь к никонианам, да еще и с паспортами?!»

Мой паспорт полетел мне в лицо. Слава Богу, что она не разорвала его. А то бы мне по сей день пришлось бродить по Алтайским горам. Потом она мигнула своим пасомым, и через минуту два дюжих ревнителя древляго благочестия потащили меня вон из избы. Бить они меня не стали, но о «никонианской» Церкви наговорили такого, чего христианам говорить никак не следует. Они не только проклинали священноначалие, но хулили святые Таинства. И все из-за того, что в кармане моем оказался документ, выданный «власть предержащими», которым каждый христианин обязан подчиняться.

Никакие цитаты из Евангелия не были услышаны. А про то, что кесарю надлежит отдавать кесарево, а Богу — богово, вызвало ярость не только у пророчицы, но и у всех собравшихся в избе. Да где ты кесаря видел? Они же его убили. Царя убили, да еще и в паспорта антихристову печать ставят!

Я рассказал эту историю моим друзьям. Алексей упрямо качнул головой:

— Здесь другое дело. Тогда хоть власть и была безбожной, но все же своя. А теперь нас подключают ко всемирному компьютеру, имя которому «зверь», и тут уж настоящая печать, потому что три шестерки на ней. Сказано, что число зверя — 666.

— Да нет там никаких шестерок. Это просто хулиганство. Кому-то очень хочется нас попугать.

— Пугать, не пугать, а теперь за каждым можно следить по компьютеру не выходя из кабинета.

— Да чего за тобой следить? Как ты картошку пропалываешь или «жигуленок» свой чинишь?

— Дело не во мне. Следить будут за всеми.

— Ну, пусть все и волнуются. Но ведь не волнуются. Волнуешься ты. Вон как Катю свою, великомученицу, разволновал.

Катю я помянул зря. Она вступила в разговор энергичнее мужа.

— Сказано, что никто не сможет ни покупать, ни продавать. Вот так и будет. Деньги отменят. Будут карточки электронные, а затем чипы будут вживлять под кожу. И каждый шаг будут контролировать.

— Но ведь бесы и так каждый шаг контролируют. Чего тебе бояться? И Ангелы все видят. И Господь все видит. Люби ближнего, молись и ничего не бойся.

Ну, хотят они подсматривать. И что мы можем с этими пакостниками поделать? Сейчас вот передачу придумали «За стеклом». Вся страна подсматривает в замочную скважину, и никто это за грех не считает. Народ подготавливают к тотальной слежке.

— А мы не хотим, чтобы за нами следили, — рассердилась Катя.

— И я не хочу.

— Так нужно протестовать.

— Вы зачем из Москвы уехали? Чтобы протестовать или спасаться?

— Вот мы и спасаемся, — теперь уже рассердился Алексей. — Отец Феодосий не благословил брать ИНН и новые паспорта.

— А патриарх благословил прекратить баламутить народ и прекратить священникам благословлять или не благословлять православных на принятие ИНН.

— А если его обманули? Министр Букаев говорит ему одно, а потом приказы рассылает — без ИНН даже пенсии не давать. На работу уже не принимают. Скоро вообще ничего нельзя будет делать. Даже за квартиру не заплатишь без этой ИНН.

— Так, может быть, не упрямиться и получить налоговый номер?

— Печать антихриста? — вскрикнула Катя.

— Послушай, если патриарх говорит, что это еще не печать антихриста, то не надо уподобляться старообрядцам, о которых я только что рассказал. Они в тех паспортах увидели печать, а вы в ИНН, а бес хохочет, ему только этого и нужно — посеять смуту, ненависть и страх. Ты посмотри, что делается! Старухи с транспарантами охотятся за патриархом. Отец Иоанн (Крестьянкин) написал: не бойтесь вы этих дурацких цифр. Бога бойтесь! Греха бойтесь!

— Отцу Иоанну легко. Ему жить-то сколько осталось? ! А что делать нашим детям? — вздохнула Екатерина и посмотрела на мужа.

— Мы ничего плохого не можем сказать про отца Иоанна, но и святые ошибались, — вздохнул Алексей.

В это время открылась дверь и вошла сухонькая старушка в черном пуховом платке. В руке у нее была огромная суковатая палка. Она молча перекрестилась на иконы и строго посмотрела на меня. Я почему-то подумал, что она подслушивала наш разговор и вошла, чтобы прервать его.

— Сейчас, матушка, поедем, — засуетился Алексей. — Друг наш приехал. Это матушка Феодора. А это Андрей.

Я поздоровался, старушка молча кивнула и посмотрела на меня еще строже. По дороге Алексей подобрал дочь Настю и еще двух старушек. Вместе с Екатериной нас оказалось пятеро на заднем сиденье. Настя села ко мне на колени и стала расспрашивать о моих дочерях. Но матушка не дала нам поговорить. Она громко стала рассказывать о какой-то рабе Божией, которая ослушалась батюшку Феодосия и приняла ИНН, а теперь приехала и плачет, так как нет ей никакой жизни. Благодать от нее отошла, и она страшно мается и тоскует.

Моя соседка с какой-то ожесточенной радостью подхватила тему:

— В Москве говорят, все, кто принял ИНН, бесноватыми становятся.

— А вот к отцу Игнатию пришла одна раба Божия и рассказала, что ей явился бес и сказал, что это он когтями полосы царапает и три шестерки ставит на всех продуктах.

Матушка повернулась вполоборота и, грозно косясь на меня, прорекла:

— А все оттого Господь это попустил, что архиереи не хотели царя-мученика прославить и соборного покаяния до сих пор нет. А коли так, чего ждать?

Она продолжала на меня коситься, ожидая моей реакции, но я решил молчать. Но тут за меня взялась соседка.