Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник) - Агата Кристи

– Нет, дитя, я прогуляюсь до пруда.

Передвигалась Иса медленно и сильно хромала, но твердо держалась на ногах, и на ее лице не было и следа усталости. Оглядевшись, она выбрала место у маленькой клумбы с цветами на берегу пруда, под спасительной тенью сикомора.

Устроившись, она с мрачным удовлетворением сказала:

– Здесь! Теперь мы можем поговорить, и никто нас не подслушает.

– Ты мудра, Иса, – одобрительно кивнул помощник жреца.

– То, что здесь будет сказано, должно остаться только между нами. Я доверяю тебе, Хори. Ты у нас с самого детства. И всегда был честным, осмотрительным и мудрым. А Ренисенб я люблю больше все остальных внуков. С девочкой ничего не должно случиться, Хори.

– Я позабочусь о ней, Иса.

Хори не повышал голоса, но его тон, выражение лица и открытый взгляд удовлетворили старуху, пристально смотревшую на него.

– Хорошо сказано, Хори… спокойно, без излишней горячности… человеком, который знает цену своим словам. Поведай мне, о чем вы договорились сегодня?

Управляющий рассказал, как они составляли прошение, и передал его суть. Иса внимательно слушала.

– А теперь послушай меня, Хори, и взгляни на это. – Она извлекла из складок платья ожерелье со львами и протянула ему. Потом повернулась к Ренисенб: – Расскажи, где ты его нашла.

Та объяснила.

– Ну, Хори, что ты об этом думаешь?

Помолчав немного, тот ответил вопросом на вопрос:

– Ты старая и мудрая женщина, Иса. Что думаешь об этом ты?

– Хори, ты не из тех, кто спешит сказать слова, не подтвержденные фактами. Ты с самого начала знал, как погибла Нофрет?

– Я подозревал правду, Иса. Но это было только подозрение.

– Верно. И теперь у нас тоже только подозрение. Но тут, у пруда, только между нами, это подозрение может быть произнесено вслух – всего один раз. Мне кажется, есть три возможных объяснения всего, что случилось. Первое – пастушок говорил правду, и именно так все было: призрак Нофрет пришел из Загробного мира с намерением отомстить, принести горе и страдания нашей семье. Такое случается – об этом говорят жрецы и простые люди, и мы знаем, что болезни вызываются злыми духами. Но я стара и не очень верю словам жрецов и простых людей; мне кажется, что есть другие возможности.

– Например? – спросил Хори.

– Давайте признаем, что Сатипи убила Нофрет и что какое-то время спустя на том же месте ей привиделась убиенная, и она под воздействием страха и чувства вины сорвалась со скалы и разбилась. Тут все ясно. Но можно также представить, что кто-то по неизвестной нам – пока – причине желал смерти двум сыновьям Имхотепа. И он рассчитывал, что, объятые страхом, суеверные люди припишут злодейство духу Нофрет – это единственное правдоподобное объяснение.

– Но кто мог желать смерти Яхмосу и Себеку?

– Только не слуга, – сказала Иса. – Они не осмелились бы. Значит, выбор у нас небольшой – несколько человек.

– Один из нас? Но, бабушка, этого не может быть!

– Спроси Хори, – сухо ответила Иса. – Если ты заметила, он не возражает.

Ренисенб повернулась к нему:

– Хори… неужели…

Управляющий покачал головой; лицо его было серьезным.

– Ренисенб, ты молода и доверчива. Ты думаешь, что все, кого ты любишь, такие, какими они тебе видятся. Ты не знаешь, что у человека в душе, не понимаешь, какая горечь… да и зло… может таиться внутри.

– Но кто… кто…

– Давайте вернемся к рассказу пастушка, – решительно прервала внучку Иса. – Он видел женщину в одеждах из беленого льна, с ожерельем Нофрет. Если это не призрак, то все так и было, а значит, он видел женщину, которая намеренно старалась выглядеть как Нофрет. Это могла быть Кайт… или Хенет… или даже ты, Ренисенб! Мальчишка стоял довольно далеко, так что это мог быть любой в женском платье и парике… Не перебивайте меня. Другая возможность – мальчишка лгал. Он рассказал то, что ему приказали. Выполнял волю того, кто имел право ему приказать, и по скудости ума даже не понимал смысла истории, которую его заставили рассказать, подкупом или угрозами. Правду мы никогда не узнаем, поскольку пастушок мертв – что само по себе подозрительно. Поэтому я склоняюсь к мысли, что мальчик говорил то, что ему приказали. Если б сегодня мы расспросили его подробнее, как и собирались, то вывели бы его на чистую воду, проявив немного терпения, всегда можно понять, когда ребенок лжет.

– Значит, ты думаешь, что среди нас есть отравитель? – спросил Хори.

– Да, – подтвердила Иса. – А ты?

– Я тоже, – согласился он.

Ренисенб, объятая ужасом, переводила взгляд с управляющего на бабушку.

– Но вот мотив мне не ясен, – продолжил Хори.

– Согласна. И поэтому мне тревожно. Я не знаю, кому теперь грозит опасность.

– Но… неужели… один из нас? – Ренисенб отказывалась в это верить.

– Да, внучка, он один из нас, – строго сказала Иса. – Хенет, Кайт или Ипи, Камени или сам Имхотеп… да, а также Иса, или Хори, или даже… – Она улыбнулась. – Ренисенб.

– Ты права, Иса, – кивнул Хори. – Себя тоже не следует исключать.

– Но почему? – В голосе Ренисенб проступили страх и удивление. – Почему?

– Знай мы это, мы знали бы почти все, что нужно, – сказала Иса. – Пока же можно только попробовать понять, что произошло с жертвами. Вспомните, ведь Себек присоединился к Яхмосу неожиданно, уже после того, как Яхмос налил себе вина. Поэтому можно не сомневаться, что тот, кто это сделал, хотел убить Яхмоса – а вот насчет Себека этого нельзя знать наверняка.

– Но кто мог желать смерти Яхмоса? – скептически заметила Ренисенб. – Он единственный из нас, у кого нет врагов. Всегда спокоен и добр…

– Поэтому мотивом не могла быть личная ненависть, – сказал Хори. – Ренисенб права: Яхмос не из тех людей, которые наживают себе врагов.

– Нет, – покачала головой Иса. – Мотив тут другой. Либо ненависть ко всей семье, либо за всем этим стоит алчность, против которой нас предостерегают поучения Птахотепа. «Алчность, – говорит он, – объединяет все виды зла; она является завесой, скрывающей все заслуживающее порицания».

– Я понимаю, к чему ты клонишь, Иса, – сказал Хори. – Но для того, чтобы сделать какой-то вывод, мы должны попытаться представить последствия.

Иса кивнула так энергично, что большой парик съехал на ухо. Несмотря на ее нелепый вид, всем было не до смеха.

– Попробуй, Хори, – сказала она.

Хори молчал. Взгляд его стал задумчивым. Женщины ждали.

– Если б Яхмос умер, как и было рассчитано, – наконец сказал он, – выгоду получили бы два других сына Имхотепа… Себек и Ипи… Вне всякого сомнения, часть поместья отошла бы детям Яхмоса, но управление осталось бы в их руках… по большей части в руках Себека. Можно не сомневаться, что больше всего в смерти Яхмоса был заинтересован Себек. В отсутствие Имхотепа он исполнял бы обязанности жреца Ка и унаследовал бы их после смерти отца. Но Себек все равно не может быть виновен, потому что сам жадно пил отравленное вино и умер. Поэтому, насколько я могу судить, смерть их двоих выгодна – конечно, в данный момент – только одному человеку, и человек этот – Ипи.

– Согласна, – кивнула Иса. – Должна отметить, Хори, что ты проницателен, – и я оценила, что ты воздерживаешься от обвинений, а только предполагаешь. Но давайте подумаем об Ипи. Он молод и нетерпелив, и у него много дурных наклонностей; кроме того, он вступил в такой возраст, когда главным в жизни видится удовлетворение собственных желаний. Ипи злится и обижается на старших братьев за то, что его исключили из списка совладельцев имения. Кроме того, по всей видимости, произнесенные Камени неосторожные слова…

– Камени? – не удержалась Ренисенб, но тут же вспыхнула и прикусила губу.

Хори повернул голову и посмотрел на нее. Под его долгим, испытующим взглядом она почему-то почувствовала себя неуютно. Иса вытянула шею и тоже пристально посмотрела на девушку.

– Да, – подтвердила она. – Камени. Другой вопрос, слышал ли он это от Хенет. Но факт остается фактом – честолюбивый и заносчивый Ипи не желал подчиняться братьям и явно считал себя – он давно мне об этом говорил – самым умным в семье.

Тон Исы оставался бесстрастным.

– Он говорил тебе такое? – переспросил Хори.

– Ипи милостиво признал, что кое-какие мозги в этой семье есть не только у него, но и у меня.

– Ты думаешь, что Ипи намеренно отравил Яхмоса и Себека? – удивленно спросила Ренисеб.

– Я допускаю такую возможность – не более. Подозрение, которое мы обсуждаем, пока не доказано. Люди убивали братьев с незапамятных времен, движимые такими пороками, как алчность и ненависть, хотя прекрасно знали, что боги порицают такое убийство. И если это сделал Ипи, нам будет нелегко найти доказательства, потому что – должна признать – мальчик действительно умен.