Корректор. Книга вторая: Птенцы соловьиного гнезда - Евгений Лотош

Биката вяло кивнул.

Он любит Калайю – совсем как в мультяшках и комиксах, где глупые смешные юнцы и старики-извращенцы влюбляются в своих чоки и занимаются с ним всякими глупостями. Но Биката не выглядит ни глупым, ни смешным. Ведущий разработчик самого "Визагона" – такая должность! Туда отбирают только самых лучших! Он столько знает и умеет – и из-за Калайи работает официантом в какой-то дешевой забегаловке? Бросить работу и жить впроголодь ради любви к девушке, пусть и искусственной – нет, это совсем не глупо и не смешно. А что, если его найдут? Его же будут судить и накажут за кражу, а Калайю вернут и разберут – и что с ним станет тогда?

– Биката, – она осторожно взяла его за руку. – Биката, я не пойду в полицию. И в "Визагон" тоже не пойду. Я тебя не выдам, честное слово! Я твой друг.

Инженер недоверчиво взглянул на нее.

– Я твой друг! – твердо повторила Карина. – Я тебя не выдам. Хочешь, я тебе свою тайну открою? Биката, я девиант. У меня первая категория. Вот, смотри…

Она развернула манипулятор, подхватила со стола какой-то приборчик и поднесла его к лицу Бикаты. Тот словно завороженный наблюдал, как устройство, отблескивая экраном и слегка покачиваясь, висит в воздухе, потом взял его и принялся вертеть в руках.

– Ничего себе… – наконец пробормотал он. – Ты – девиант? Никогда бы не подумал! – Он спохватился. – Карина, ты действительно меня не выдашь?

– Клянусь! – горячо кивнула девушка. – Биката, я знаю, что такое скрываться от людей. Не бойся, я никому не скажу. Я помогу тебе, только скажи, как.

– Спасибо, Карина, – поблагодарил ее инженер. Он положил свою руку поверх ее кисти и осторожно сжал. – Спасибо. Но мне не нужна помощь. Мне вполне достаточно твоей дружбы. Скажи, я очень глупо выгляжу? Вор и извращенец, влюбившийся в куклу – да?

– Любовь не может быть глупой, – серьезно сказала Карина. – Биката, Калайя – не человек, но твои чувства к ней настоящие. Я не знаю, что из этого выйдет, но это не глупо. Только будь осторожен, хорошо?

– Хорошо, – кивнул инженер. – Ох, Карина, хотел бы я иметь такую сестру, как ты…

– А разве друг хуже сестры? – спросила девушка.

– Не знаю. Может, и лучше, – улыбнулся инженер.

– Я тоже так думаю, – Карина неназойливо высвободилась и сделала шаг к двери. – Биката, поздно уже, я пойду. Тебе еще с Калайей заканчивать, а мне вставать рано. Можно, я к тебе завтра вечером зайду, а ты мне все-все-все расскажешь?

– Конечно, можно, Кара, – снова улыбнулся инженер. – Я так рад, что у меня наконец-то появился настоящий друг.

Карина влезла в обувь, взяла сумку, помахала Бикате с Калайей на прощание и вышла. Аккуратно прикрыв за собой дверь и удостоверившись, что язычок замка защелкнулся, она поднялась к себе. Есть не хотелось. Выпустив из сумки недовольно фырчащего Парса и рассеянно выпив стакан сока, она разделась и забралась в постель. Она долго лежала без сна, раздумывая о Бикате, а когда задремала, ей приснилось, что они с Бикатой занимаются любовью в парке "Мароновой рощи". Калайя стояла рядом и с материнской улыбкой смотрела на них, и от того Карине было немного стыдно. Но Биката любил ее, и она любила его, и это было так хорошо, что Карина не обращала на стыд внимания.

Потом видение ушло, и она до утра провалилась в глубокий сон без сновидений.

05.13.849, небодень. Крестоцин

День начался с заглядывающего в окна солнца, высвечивающего на оконных занавесках яркие веселые квадраты. Карина приоткрыла глаза, сладко потянулась, сбросив на пол устроившегося у ней под боком Парса, возмущенно мявкнувшего от такой несправедливости, и отбросила одеяло. Сердце радостно билось от светлых предчувствий. Впереди целый свободный день, и наконец-то она может расслабиться. Пусть завтра ей придется дежурить в выходной, но зато сегодня полностью в ее распоряжении. И она намерена устроить себе полноценный отдых. Ничего не учить, ничего не читать, не думать о работе, а просто переделать кучу накопившихся мелочей и погулять по городу вместе с Маами. А вечером она зайдет к Бикате, когда тот вернется из своего бара, и в подробностях узнает его историю. А потом все расскажет Цукке и Яне – те поймут, в отличие от охальника-Палека…

За прошедшие с момента знакомства три недели они с Маами встречались дважды, но оба раза как-то неудачно, наспех. Тот постоянно находился в разъездах, а Карина дежурила в больнице ночами и в выходные, так что пересечься им удавалось лишь случайно, да и то поздно вечером. Но сегодняшний небодень оказался свободен у них обоих, так что они уговорились встретиться в районе полудня и как следует побродить по городу. Конечно, Карина уже и сама изрядно нагулялась по Крестоцину, но глазеть на достопримечательности в одиночку – совсем не то, что гулять с личным гидом, особенно с заинтересованным, а не наемным.

Мелкие домашние дела заняли на удивление много времени. К тому времени, когда девушка закончила разбираться с грязным бельем, которое нужно сносить в стирку, составлять список покупок на ближайшие дни, диагностировать Парса, отвечать на письма университетских товарищей, болтать с Яной, составлять текущий отчет по практике в адрес университетского куратора, просматривать сообщения от системы слежения за периодикой и новостями и вообще заниматься тысячью накопившихся за прошедшие дни мелочей, настал полдень. В десять она заставила себя оторваться от терминала, позвонила Маами, на скорую руку сжевала пару бутербродов с ветчиной и зеленью, влезла в кроссовки и вышла из квартиры. На площадке второго этажа она столкнулась с господином Вараусином, возвращающимся домой. Сосед вежливо раскланялся с ней, но не сказал ни слова, нырнув в свою квартирку, словно прячась от нее. Дверь Бикаты для разнообразия оказалась плотно закрыта – он уже ушел на работу. Надо как-нибудь зайти к нему в бар. Интересно, как там справляется Калайя?

С Маами они встретились в центре города, у древнего каменного монумента, который в местном фольклоре назывался "Под варежкой". Эта скульптура на площади Масасики изображала латного рыцаря, одной рукой удерживающего громадный двуручный меч, упертый острием в землю, а другую, в бронированной рукавице, протягивающего вперед ладонью вверх. Древняя фигура должна была символизировать защиту и покровительство, которую обещала Крестоцину Республика Катония, полтора века назад принявшая его в свой состав. Однако местные жители хорошо помнили, что еще за сто лет до того Империя Майно, ядром которой некогда являлась Катония, силой захватила город, сделав его своей частью. Крестоцин не пробыл в составе империи и года, поскольку из-за смерти последнего бездетного императора началась вялотекущая смута. У претендентов на трон из-за соперничества совершенно не оставалось времени на удержаний новых завоеваний, и Крестоцин тихо-мирно отделился, переманив к себе на службу стоящие в нем имперские части. Однако ни нанесенной захватом обиды, ни предшествовавшей ей многовековой неторопливой вражды город не забыл. И хотя Крестоцин принял и предложение Катонии, и профинансированный из ее бюджета монумент, с тех самых пор местные остряки изощрялись в придумывании для рыцаря самых разных обидных имен. Помимо "Под варежкой", наиболее прочно вошедшего в городской фольклор, за ним числились "Подайте на пропитание", "Ну сколько можно!", "Костыль пропил" и тому подобные.