Корректор. Книга вторая: Птенцы соловьиного гнезда - Евгений Лотош

– С лигатурой проблемы. Карбонити мало… – сквозь зубы проговорила Томара, берясь за иглу. – И электроскальпеля нет. Не кетгутом же кишки шить! Особо порванные куски вырезать, наверное, придется.

– Вырезай, – пожал плечами Ххараш. Он только что вставил в наркозный аппарат баллон с закисью азота и теперь колдовал над дисплеем. – Все равно не восстановится. Еще и перитонит получишь. С-с-с… что же у него на "пидриван" такая странная реакция?…

– Вырезай, вырезай… Половину же тонкого кишечника откромсаю! Говорила же я – запас карман не тянет!

– Госпожа Томара! – робко встряла Карина.

– Да, Кара? – не оборачиваясь, напряженно спросила хирург.

– Я могу попробовать запаять часть разрывов.

– Что? – удивилась Томара, оборачиваясь. – Попробовать что?

– Запаять, – Карина с опозданием вспомнила, что Милана с Ххарашем о ее способностях не знают, но отступать уже поздно. И нельзя – ее способности нужно использовать на благо людям, а не прятать как что-то позорное! – Помнишь, я говорила, что умею… Что у меня есть наноманипулятор, и я умею им раны заваривать.

– Было такое, – Томара, сощурившись, посмотрела на нее, прикидывая. – Ты раньше это делала всерьез?

– Только поверхностные ранки. Порезы в основном. Но получается очень надежно, проверено. Они не расходятся и заживают быстро.

– Так… – Томара пошипела сквозь зубы. – Давай к столу.

Анестезиолог и медсестра с удивлением смотрели на них.

– О чем речь, Тома? – спросил Ххараш, недоуменно подергивая ушами.

– Об эксперименте, – отрезала Томара. – Все равно ему не жить, так что попробуем. Кара, давай. Начни отсюда…

Следующие три часа Карина работала своим наноманипулятором. Убедившись по первому шву, что рана не расходится, Томара быстро показала ей, в каких местах заваривать, и принялась зашивать карбонитью самые большие разрывы в тонком кишечнике. Анестезиолог с медсестрой с удивлением наблюдали, как под пальцами Карины медленно срастаются края рваных ран помельче, но помалкивали.

Когда в конце концов Томара закончила накладывать колостому, устанавливать дренажи и зашивать брюшную полость, и ее, и Карину качало от усталости. Обе взмокли от напряжения и едва стояли на ногах. Карина, стянув перчатки и сбросив прямо на пол безнадежно перепачканный халат, на пару с Миланой взялась было подкатывать к столу каталку, но Томара остановила их.

– Кара, без тебя справятся, – сказала она. – Мила, позови девочек с поста, будь так добра, пусть помогут. Передвижной дыхательный аппарат захватите, чтобы его до реанимации довезти. Да, и не трепись о том, что тут произошло.

– Постараюсь, – фыркнула медсестра, выходя из операционной.

– Хаши, будь так добр, займись его оформлением, у меня сил нет бороться, – обратилась Томара к анестезиологу. – Только административные вопросы, историю потом сама заполню. Как он, дышит сам?

– Через раз, – буркнул тот. – Но сейчас уже легче, чем поначалу. Пусть под принудительной вентиляцией полежит сутки-двое, там посмотрим… если выживет.

– Тебе виднее, как его держать, – отмахнулась хирург. – Присмотришь, да? Я совсем на ногах не стою, да и Кара, похоже, тоже. Нужно посидеть хоть немного.

– А ты, милая, не хочешь мне объяснить, из-за чего наша Кара на ногах не стоит? – язвительно поинтересовался орк. – Что тут вообще за мистика творилась?

– Много будешь знать, Хаши, голова лопнет, – поморщилась Томара.

– Я девиант, – объяснила Карина, опуская глаза. – Я умею… всякие вещи вроде этого. Только я никогда раньше не пробовала ничего серьезного.

– Забавно, – задумчиво сказал анестезиолог. – Очень забавно. Трепаться, как мило выражается наша Тома, я не стану, но потом обязательно расскажешь поподробнее, когда в себя придешь.

– Хорошо, господин Ххараш, – кивнула девушка.

– Расскажешь, расскажешь… – проговорила Томара, полуобнимая девушку за плечи и почти силой подталкивая ее к выходу. – Но потом. А сейчас нам поговорить надо.

Повела она девушку, однако, не в ординаторскую, а в кабинет завотделением. Кулау не было, но Томара, отмахнувшись от чоки-секретарши, ввела ее в кабинет и усадила на небольшой диванчик в углу. Сама она взяла стул и оседлала его, задумчиво теребя забрызганный кровью воротник операционной пижамы.

– Вот так оно и бывает, – задумчиво произнесла она. – Внезапно, среди ясного неба, такая вот беда. Умаялась?

– Нет, не очень, – покачала головой Карина. – Это ведь силы не отнимает. Просто… перенервничала.

– Понимаю. И пальцы не болят?

– Пальцами я только для уверенности ощупываю, – пояснила девушка. – Наноманипуляторы – часть силовых манипуляторов. Они… ну, как щупальца, что ли, от рук не зависят. Вообще руками касаться незачем, просто я так привыкла.

– Отвыкай, – посоветовала хирург. – Незачем руками лишний раз в рану лазить, если обойтись можно. М-да. Не думала я такой экзамен тебе устраивать. Хотела сначала на трупах в морге посмотреть, как это выглядит. Хотя… этот парень и так почти труп.

– Он не выживет?

– Большая кровопотеря. Очень большая, непонятно как сказавшаяся на мозге. Болевой шок. Что с кишками, ты сама видела. Частичная резекция поджелудки – она сама по себе весьма неприятна, а на данном фоне почти убийственна. Разрыв мочевого пузыря небольшой, сам по себе не опасен, но в общее состояние свой вклад внесет. Почти наверняка тромбы массово пойдут – если начнут отрываться, эмболия обеспечена. В общем, неблагоприятный прогноз. Если плохо на регенеранты среагирует, то, я бы сказала, девять шансов из десяти, что не выживет. Хотя то, что дышит сам хотя бы немного, обнадеживает. Ты заметила, как его аккуратно вскрыло? Ни грудная клетка не задета, ни таз не переломан, что при автокатастрофах сплошь и рядом. Только брюшная полость перепахана, причем очень локализованно. Будем надеяться, что он продержится хотя бы три-четыре дня. Тогда на вскрытии можно сделать срезы и посмотреть, как рубцевались раны после твоей обработки. И то польза.

Карина невольно вздрогнула от такого неприкрытого профессионального цинизма. Томара, правильно истолковав ее движение, вздохнула.

– Такова жизнь, Кара. Ты не сможешь спасти всех, кто попадает тебе в руки. Крайне неприятно терять пациентов, но с этим можно только смириться. Вообще хирург во время работы должен напрочь забывать о том, что перед ним живой человек. Ты работаешь с куском живого мяса, и твоя задача – как можно лучше и точнее выполнить свою работу. Любые эмоции и колебания лишь ухудшат дело, приведут к твоим ошибкам и бессмысленным страданиям пациента. Я знала одного хирурга – он оперировал девушку по поводу саркомы коленного сустава. Я смотрела потом историю болезни – по всем показаниям следовало отнимать бедро по самый пах. Но девица приходилась ему какой-то не очень дальней родственницей, и он решил попытаться спасти ей ногу, заменив сустав на эндопротез и прописав химиотерапию. Химиотерапия не помогла, дело кончилось метастазами в легких и неоперабельной опухолью. Девушка умерла, а он навсегда ушел из медицины, чуть самоубийством не покончил, так переживал. Началось с жалости, а кончилось ужасной смертью и искалеченной судьбой. Вот так…