Ложная слепота - Питер Уоттс

— Откуда бы у них взяться такому инстинкту, Китон? Как он мог развиться? Саккады — случайный сбой в зрительной системе млекопитающих. Где болтуны могли с ними сталкиваться прежде? — Каннингем покачал головой. — Это существо — то, которое поджарил робот Аманды, — оно разработало способ маскировки самостоятельно, на месте. Импровизировало.

Слово «разумный» едва вмещало подобный уровень импровизации. Но на лице Каннингема под уже высказанными опасениями отражалось что-то еще — тревога более глубокая.

— Что? — спросил я.

— Это было глупо, — признался он. — При таких способностях оно повело себя по-идиотски.

— В каком смысле?

— Ну, у него же не получалось? Болтун не смог поддерживать маскировку в присутствии нескольких человек.

Потому что глаза у нас саккадируют не синхронно, сообразил я. Лишние свидетели разоблачили нашего пришельца.

— …могли бы предпринять многое, — говорил Каннингем. — Могли вызвать у нас синдром Бабинского или агнозию: тогда мы спотыкались бы о целое стадо болтунов, и наше сознание этого даже не заметило бы. Господи, да агнозии порой случайно возникают. Если у тебя достаточно развиты чувства и рефлексы, чтобы прятаться между чужими саккадами, зачем останавливаться на этом? Почему не сотворить трюк, который действительно работает?

— А ты как думаешь? — спросил я, рефлекторно избегая ответа.

— Думаю, что первый был… ты знаешь, это была молодая особь, так? Может, оно было просто неопытное. Глупое, вот и ошиблось. Думаю, мы имеем дело с существами, настолько превзошедшими человека, что их малолетние дебилы способны переписывать наши мысли на ходу, и я передать не могу, насколько это по-хорошему должно тебя пугать, блин!

Я видел это в его графах, я слышал это в его голосе. Застывшее лицо оставалось мертвенно-спокойным.

— Надо было бы прямо сейчас их грохнуть, — прошептал он.

— Ну, если они шпионы, то не смогли много узнать. Постоянно находились в клетках, если не считать… взлета. И всю обратную дорогу они были рядом с нами…

— Эти твари живут и дышат электромагнитным излучением. Даже увечные, даже изолированные — кто знает, сколько они могли узнать о нашей технике, просто читая ее сквозь стены?

— Надо сказать Сарасти, — выпалил я.

— О, Сарасти знает. Как думаешь, почему он отказался их отпускать?

— Он никогда не упоминал о…

— Надо быть сумасшедшим, чтобы ляпнуть такое. Ты забыл — он отправляет вас туда, раз за разом? Как можно рассказать вам все, что ему известно, а потом вышвырнуть в лабиринт, полный минотавров-телепатов? Он знает и уже просчитал все до последнего волоска, — глаза Каннингема маниакально сияли на бесстрастной маске. Он поднял глаза к оси вертушки и не повысил голос ни на децибел: — Правда, Юкка?

Я проверил через КонСенсус активные каналы.

— Роберт, по-моему, он не слышит.

Губы Каннингема растянулись в чем-то, что сошло бы за жалостную улыбку, если бы к ним присоединилось остальное лицо.

— Ему не надо слышать, Китон. Ему не надо за нами шпионить. Он просто знает.

Дыхание вентиляторов. Почти неслышный гул подшипников. Потом по вертушке разнесся бесплотный голос Сарасти:

— Всем в кают-компанию. Роберт хочет поделиться информацией.

Каннингем сидел по правую руку от меня; его резиновую физиономию подсвечивал снизу стол. Биолог уперся взглядом в сияющую поверхность, слегка пошатываясь. Губы его шевелились, повторяя какое-то неслышное заклинание. Напротив нас уселась Банда. Слева от меня Бейтс одним глазом следила за ходом совещания, другим — за разведданными с передовой.

Сарасти единственный присутствовал среди нас лишь астрально. Кресло его во главе стола пустовало.

— Рассказывай, — потребовал он.

— Надо уносить но…

— С начала.

Каннингем сглотнул и начал по новой.

— Эти их расползающиеся нейроны, которые я не мог раскусить, эти бессмысленные перекрестные синапсы — логические вентили. Болтуны таймшерят. Их чувствительные и двигательные узлы во время простоев работают ассоциативными нейронами, поэтому любая часть системы может использоваться для мыслительных процессов, если не занята другим делом. На Земле не возникло ничего даже отдаленно похожего. Это значит, что они располагают изрядными вычислительными мощностями без специализированной ассоциативной нервной ткани, даже как индивидуумы.

— Так их периферические нервы мыслят? — Бейтс нахмурилась. — А помнить они могут?

— Безусловно. По крайней мере, я не вижу, почему бы нет, — Каннингем вытащил сигарету из кармана.

— Так что когда они растерзали того болтуна…

— Не мятеж. Передача данных. Данных о нас, скорее всего.

— Радикальный способ вести беседу, — заметила Бейтс.

— Для них это не оптимальный вариант. Думаю, каждый болтун служит узлом распределенной сети, по крайней мере, когда они на «Роршахе». Но эти поля должны стыковаться до ангстрема, и когда мы спускаемся туда со своими машинами и экранами, пробиваем дыры в проводниках — то обрушиваем им сеть. Забиваем сигналы. Так что они прибегли к разведке.

Сигарету биолог так и не зажег. Он катал фильтр в пальцах. Язык его шевелился между губами, точно червь за маской.

Инициативу перехватил скрывшийся в своей палатке Сарасти.

— Кроме того, болтуны используют ЭМ-поле «Роршаха» в метаболизме. Некоторые биохимические пути переносят протоны через туннелирование тяжелых атомов. Возможно, радиационный фон служит катализатором.

— Туннелирование? — переспросила Сьюзен. — В смысле — квантовое?

Каннингем кивнул.

— Что заодно объясняет проблемы с экранировкой. По крайней мере, частично.

— А такое вообще возможно? Я хочу сказать, квантовые эффекты наблюдаются только при низких те…

— Забудь, — отрезал Каннингем. — О биохимии можем потом поспорить, если выживем.

— А о чем нам поспорить, Роберт? — вкрадчиво поинтересовался Сарасти.

— Для начала, самая тупая из этих тварей способна заглянуть тебе под череп и увидеть, какие участки твоей зрительной коры работают в данный момент. Если есть разница между этой способностью и телепатией, она не очень велика.

— Пока мы не на «Роршахе»…

— Птичка улетела. Вы там уже бывали. И не один раз. Кто знает, что вы там внизу творили по указке «Роршаха»?

— Погоди минутку! — возмутилась Бейтс. — Никто из нас там не превращался в марионетку. Мы галлюцинировали, слепли и… и с ума сходили, но в одержимых не превращались.

Каннингем покосился на нее и фыркнул.