Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук

Хотя тетрархи проводили большую часть времени в дороге, сопровождаемые огромными кортежами с тысячами советников, секретарей и охранников, каждый из них оказался связан с определенными городами более, чем с другими. Дворцовый комплекс Диоклетиана на семи акрах в Никомедии, город внутри города, имел дом отдельно для жены и отдельно для дочери.[815] Для Констанция и его жены Феодоры столицей стал хорошо стратегически расположенный город Трир на реке Мозель в Галлии, процветающий и знаменитый своими винами.

Расхождения в политике восточных и западных тетрархов стали уже различимы. В феврале 303 года Диоклетиан, энергичный сторонник традиционной римской религии, начал гонения на христианское население империи. Хотя его эдикт требовал сжигать священные книги, подвергать пыткам и казнить тех, кто наиболее упрямо отказывался подчиниться властям, Констанций не выказывал намерения разрушать церкви. Большая часть враждебности римских властей по отношению к христианству происходила из того факта, что оно, как монотеистическая религия, отказывалось поклоняться обожествленным императорам.

Однако именно поклонение единому богу, которое вызывало такие подозрения, позднее будет использовано Константином для мощного политического воздействия. В течение двадцати лет это преследуемое культовое меньшинство, чьи приверженцы в то время составляли не более десятой части населения империи, будет сильно возвеличено, став ее официальной религией.

Местонахождение Елены в этот период неизвестно.[816] Ее сын получал образование при дворе Диоклетиана в Никомедии — в основном под присмотром Приски, хотя ни один сохранившийся источник не хвалит ее за это, как и не превозносит военные кампании Галерия на Востоке. Это задавало традицию, когда восточные принцы воспитывались на Палатине в роли гостей, под присмотром имперских леди, подобных Антонии. Не в последнюю очередь это обеспечивало в ответ лояльности их семей.

Сопровождала ли Елена Константина в Никомедию — неизвестно, но нет явных свидетельств каких-либо контактов между ними. В любом случае воссоединение было недалеко. 1 мая 305 года старший и физически нездоровый Диоклетиан уговорил своего сопротивляющегося соправителя Августа Максимиана сложить полномочия вместе с ним, и Констанций с Галерием вдвоем оказались на вершине власти. Заменой Диоклетиану и Максимиану в качестве Цезарей стали Север, еще один военный, и племянник Галерия Максимин Деа.

Хотя три сына Констанция от Феодоры были еще слишком малы, чтобы править, Константин, которому было уже больше тридцати лет, мог стать очевидным претендентом на одно из младших мест. По слухам, неосуществление этого отражало лоббирование Галерием договоренности отодвинуть в сторону линию Констанция. Сведение о том, что будущий соперник Константина тетрарх Максенций обозвал его «сыном шлюхи», говорит, что сомнительная законность рождения тоже могла использоваться в качестве аргумента.[817]

Но затем, в 306 году, симметрия в Тетрархии полностью разрушилась, когда Констанций умер в Эбораке (Йорк) в Британии, а Константин, который явился, чтобы быть рядом с ним, 25 июля был объявлен армиями отца его наследником. Несмотря на ярость других тетрархов от этого несанкционированного изменения договоренностей, им пришлось принять в свою имперскую корпорацию нового члена — хотя они позволили ему получить только младший ранг Цезаря и при этом возвысили Севера до Августа. Константин должным образом принял бразды правления в столице отца, в Трире. В этом городе родились некоторые из наиболее ярких легенд о Елене, поэтому принято считать, что теперь, в возрасте тридцати с лишним лет, Константин пригласил мать к своему двору. Существуют многочисленные аргументы в пользу того, что именно Трир стал домом Елены — как археологические, так и основанные на упоминаниях в литературе. В девятом веке, например, Альтман из Хотвиллерса написал «Жизнеописание Елены», где заявил, что она родилась в Трире в богатой и знатной семье и что она пожертвовала свой дворец епископу Трира, чтобы его использовали как городской собор. Эта история часто повторяется и в других источниках.[818]

При восстановлении Трирского собора в 1945–1946 годах после бомбардировок были расчищены небольшие фрагменты фресок расписанного потолка, находящегося на три метра ниже современного пола церкви — в остатках римского дома, построенного в начале IV века. Потребовалось почти сорок лет, чтобы восстановить все эти хрупкие гипсовые фрагменты и тщательно собрать их воедино. Но когда мозаика была завершена, обнаружилось, что она состоит из пятнадцати изображений в квадратных портретных рамах, выложенных в шахматном порядке, каждая рама содержала одну фигуру. Четыре портрета принадлежали женщинам в богатых одеждах с множеством украшений, в различных позах — одна с лирой, другая вынимает нитку жемчуга из шкатулки, еще одна держит зеркало, а последняя держит серебряный кантарос — сосуд для питья. Каждая окружена гало, предшественником христианских нимбов.[819]

Богатство использованных материалов, большое количество пурпурной краски — самой дорогой и престижной в те времена — давало основания считать, что комната была частью императорского дворца Константина в Трире. Более спорной является версия, что четыре изображенные на потолке женщины принадлежат семье Константина, и одна из них — Елена, хотя эксперты не могут прийти к соглашению, которая именно. Версия, что это богато отделанное здание когда-то образовывало часть большого дворцового комплекса, гораздо более убедительна. Стиль изображения женщин на этих фресках относится к поздней империи; крупные кричащие драгоценности демонстрируют, что в дни Елены богатые украшения все еще оставались важной частью выразительных средств женщин из римской элиты — хотя эта традиция будет поставлена под сомнение после взлета к власти сына Елены.[820]

Одной из опознанных женщин с фрески трирского потолка является Фауста — дочь одного из основателей тетрархии Максимиана и сестра вдовы Констанция Феодоры. В 307 году, еще подростком, Фауста вышла замуж за сына Елены Константина — как и в других подобных случаях, для этого Константину пришлось изгнать свою предыдущую пассию, Минервину, от которой он имел сына Криспа.

Женитьба Константина на Фаусте цементировала давний альянс между ним и экс-тетрархом Максимианом, который был недоволен отречением, навязанным ему в 305 году, и недавно снова явился из отставки. К свадьбе был подготовлен панегирик в 307 строфах, восхвалявший и жениха, и его нового тестя. Его анонимный автор стремился всячески подчеркнуть, что помолвка была давним делом — хоть это и было явной неправдой; поэт заявлял, что она была предсказана портретом, висящим в императорском дворце в Аквилее, который изображал Фаусту ребенком, «обожаемым за ее небесную красоту», предлагающим брачный подарок в виде шлема с плюмажем юному пастушку.[821]

Свадьба Фаусты и Константина стала двойным праздником, отмечавшим также переход Константина в ранг Августа. Вдобавок она совпала с возникновением трещины в Тетрархии из-за политических напряжений. В Риме амбициозный сын Максимиана, Максенций, решил не дать своему новому зятю Константину выхватить у него успех, он подкупил имперскую гвардию, чтобы она объявила его императором 28 октября 306 года. Максенций укрепился в старой столице, снова сделав Палатин постоянным местом проживания, и отказался от попыток сменить его.

Несмотря на первоначально оказанную сыну помощь, Максимиан вскоре отстранился от него. Максенций также начал терять поддержку населения Рима, настроения в котором испортил голод. Испугавшийся Диоклетиан попытался вновь продемонстрировать свою прежнюю власть, организовав в 308 году встречу с Галерием и Максимианом, чтобы предложить нового тетрарха Лициния взамен Севера, которого заставили отречься из-за его слабости, проявленной при попытке подавить мятеж Максенция. При этом Диоклетиан обвинил Максенция в узурпации.

Далее упорные попытки Максимиана выцарапать назад свою старую власть привели к его аресту и самоубийству в 310 году; Галерий умер от рака кишечника в 311 году; Диоклетиан снова отправился на отдых в огромный дворец в Испании, где закончил свои дни то ли от болезни, то ли покончив самоубийством. Его жена Приска и вдовствующая дочь Валерия встретили более жестокую судьбу. Согласно недоброжелательному рассказу христианина-современника Лактантия, Валерия лишилась защиты Максимина Деа после того, как отказалась от его предложения выйти за него замуж. Она была обречена на год ссылки в нищете, прежде чем их с Приской обезглавили, а тела сбросили в море.[822]