Вердикт (= Сбежавшее жюри) - Джон Гришем

- Восемьдесят центов.

- Этого достаточно.

Деррик помчался на стоянку, где, заведя мотор и опустив стекло, его ждал Клив.

- Бьюсь об заклад, что другая сторона заплатит больше, - сказал он, наклоняясь к окну.

- А вы попробуйте. Пойдите к ним завтра же и скажите, что хотите пятьдесят тысяч монет за один голос.

- И десять процентов.

- Вы невежда, Сынок. - Клив заглушил мотор, вышел из машины и закурил. - Вы ничего не понимаете. Вердикт в пользу защиты означает, что никакие деньги из рук в руки переходить не будут. Ноль - истице, значит, ноль - и защите. То есть никому никаких процентов. Адвокаты истицы получат сорок процентов от нуля. Улавливаете?

- Да, - медленно произнес Деррик, хотя его, совершенно очевидно, продолжали терзать сомнения.

- Послушайте, то, что я вам предлагаю, черт знает как незаконно. Не жадничайте. В противном случае попадетесь.

- Десять тысяч все же мало за такое большое дело.

- Да нет, вы посмотрите на это с другой стороны. Рассуждайте так: Энджел не рассчитывает ни на что, так? Ноль. Она просто исполняет свой гражданский долг и получает пятнадцать долларов в день от округа за то, что является примерной гражданкой. Десять тысяч - это взятка, маленький грязный подарочек, о котором следует забыть сразу же по получении.

- Но если вы пообещаете ей процент, она будет усерднее агитировать присяжных.

Клив глубоко затянулся, медленно выпустил дым и покачал головой:

- Вы все еще не понимаете. Если ответчика признают виновным, пройдут годы, прежде чем истица действительно получит деньги. Послушайте, Деррик, вы все усложняете. Берите деньги, поговорите с Энджел и помогите нам.

- Двадцать пять тысяч.

Новая глубокая затяжка, окурок летит на асфальт, Клив раздавливает его ногой.

- Я должен поговорить с боссом.

- Двадцать пять тысяч за каждый голос.

- За каждый голос?

- Да. Энджел может обеспечить больше чем один.

- Чей же?

- Не могу сказать.

- Мне нужно поговорить с боссом.

В комнате номер 54 Хенри By читал письма от дочери из Гарварда, его жена Ки изучала новые страховые полисы на их рыболовецкий флот. Поскольку Николас смотрел в зале кино, 48-я пустовала. В 44-й Лонни и его жена возились под простынями впервые за почти целый месяц, но вынуждены были спешить, поскольку сестра жены согласилась посидеть с детьми лишь недолго. В 58-й миссис Граймз смотрела комедийное телешоу, в то время как Херман вводил в свой компьютер стенограмму сегодняшнего судебного заседания. 50-я комната также пустовала: полковник, которого опять никто не навестил, сидел в "бальной зале" - миссис Херрера гостила у кузины в Техасе. А в 52-й никого не было потому, что Джерри пил пиво с полковником и Николасом и выжидал момент, когда можно будет незамеченным проскользнуть в комнату Пуделихи. Шайн Ройс, дублер номер два, в своей 56-й комнате трудился над горой рогаликов с маслом, которые принес из столовой, смотрел телевизор и в который уж раз благодарил Бога за ниспосланную ему удачу. Пятидесятидвухлетний Ройс был безработным, жил в арендованном трейлере с женщиной, которая была моложе его, и шестью детьми. Он годами не зарабатывал пятнадцати долларов в день, чем бы ни занимался. А теперь он ничего не делал, только сидел и слушал судебные заседания, за что округ не только платил ему ежедневно по пятнадцать долларов, но еще и кормил. В 46-й комнате, открыв настежь окна, Филип Сейвелл и его пакистанская подруга пили травяной чай и курили марихуану.

В комнате напротив, 49-й, Сильвия Тейлор-Тейтум разговаривала по телефону с сыном. В 45-й миссис Глэдис Кард, учитывая болезнь предстательной железы мистера Нелсона Карда, играла с ним в кункен. Рикки Коулмен в 51-й ждала Ри, который опаздывал, поскольку няня не позвонила. Лорин Дьюк, сидя на кровати в 53-й комнате, ела булочку с корицей и завистливо прислушивалась к тому, как в соседней, 55-й, Энджел Уиз и ее приятель сотрясали стены.

А в 47-й Хоппи и Милли Дапри упоенно занимались любовью, как не делали этого уже давно. Хоппи прибыл рано с огромной сумкой еды из китайского ресторана и бутылкой дешевого шампанского - Хоппи не пробовал его уже несколько лет. В обычных обстоятельствах Милли стала бы брюзжать по поводу спиртного, но эти дни были далеко не обычными. Она пригубила шампанского из пластикового мотельного стаканчика и съела огромную порцию кисло-сладкой свинины, после чего Хоппи набросился на нее.

Потом они лежали в темноте и тихо говорили о детях, о школе, о доме. Она очень устала от своего гражданского бремени и мечтала вернуться к домашним заботам. Хоппи с тоской говорил о том, как пусто без нее дома: дети не слушаются, дом в запустении... Всем недостает Милли.

Одевшись, Хоппи включил телевизор. Милли накинула банный халат и отхлебнула еще шампанского.

- Ты не поверишь... - сказал Хоппи, порывшись в кармане и извлекая из него сложенный листок бумаги.

- Во что? - спросила Милли, принимая от него листок и разворачивая его. Это была копия фальшивки Фитча, в которой перечислялись многочисленные прегрешения Лиона Робилио. Она медленно прочла ее, потом подозрительно посмотрела на мужа. - Откуда это у тебя?

- Вчера пришло по факсу, - искренне ответил Хоппи. Он долго тренировался произносить эту фразу, потому что ему невыносима была сама мысль о том, что придется солгать Милли. Он чувствовал себя последним негодяем, но призраки Нейпаера и Ничмена маячили перед его мысленным взором.

- Кто это прислал? - строго спросила Милли.

- Не знаю. Похоже, из Вашингтона.

- Почему ты не выбросил?

- Не знаю, я думал...

- Тебе ведь известно, Хоппи, что мне нельзя показывать подобные вещи. - Милли швырнула бумажку на кровать и, упершись руками в бока, подошла к Хоппи поближе. - Чего ты добиваешься?

- Ничего. Это прислали мне в контору, вот и все.

- Какое совпадение! Кто-то в Вашингтоне случайно узнал номер твоего факса, так же случайно проведал, что твоя жена заседает в жюри присяжных и что Лион Робилио выступает там в качестве свидетеля, и уж совсем случайно подумал, что если послать тебе этот факс, ты по глупости принесешь его сюда и попытаешься оказать на меня давление, Я хочу знать, что происходит!

- Ничего, клянусь, - ответил припертый к стене Хоппи.

- Почему тебя так неожиданно заинтересовал этот процесс?

- Просто он интересный.

- Интересным он был уже три недели, но прежде ты о нем даже не вспоминал. Что происходит, Хоппи?

- Ничего, успокойся.

- Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не видеть, что тебя что-то гнетет.

- Успокойся, прошу тебя. Посмотри: ты взвинчена, я взвинчен. Из-за этой штуки мы оба вышли из себя. Мне очень, жаль, что я принес ее.

Милли допила свое шампанское и села на край кровати. Хоппи сел рядом. Мистер Кристано из министерства юстиции решительно настаивал, чтобы Хоппи заставил Милли показать фальшивку всем, кому она доверяет в жюри. Хоппи было страшно даже подумать о том, как он скажет мистеру Кристано, что этого скорее всего не будет. Но, с другой стороны, как мистер Кристано может проверить, показала ли Милли эту проклятую бумаженцию своим приятелям?

Пока Хоппи размышлял об этом, Милли начала плакать.

- Я хочу домой, - произнесла она сквозь слезы дрожащими губами.

Хоппи обнял жену и крепко прижал ее к себе.

- Прости, - сказал он. Она заплакала еще сильнее.

Хоппи самому хотелось заплакать. Свидание, если не считать секса, оказалось напрасным. Если верить мистеру Кристано, процесс закончится очень скоро, всего через несколько дней. Было совершенно необходимо убедить Милли в том, что должен быть вынесен только оправдательный вердикт. Поскольку встречаться они могут крайне редко, Хоппи придется рассказать ей ужасную правду. Не сейчас, не сегодня, но во время следующего "личного визита" уж точно.

Глава 29

Полковник никогда не менял привычек. Как добрый солдат, он каждое утро вставал точно в половине шестого, делал пятьдесят взмахов руками и приседаний, потом быстро принимал холодный душ и в шесть выходил к завтраку, который должен, черт возьми, состоять из крепкого кофе и кучи свежих газет, но здесь... Здесь он съедал тост с джемом, разумеется, без масла, и сердечно приветствовал каждого из коллег, появляющихся в столовой. Все они были заспанные и норовили поскорее вернуться с чашкой к себе в комнату, чтобы, попивая кофе, без посторонних посмотреть новости по телевизору. Было тяжелым испытанием начинать день с того, чтобы через силу приветствовать полковника и отвечать на поток его речей. Чем дольше находились они в изоляции, тем более энергичным становился полковник еще до рассвета. Некоторые присяжные специально не выходили раньше восьми - было известно, что в это время он ретировался в свою комнату.

В среду утром, в четверть седьмого, Николас, наливая себе чашку кофе, поздоровался с полковником и коротко обсудил с ним погоду, потом вышел из столовой и тихонько прошмыгнул по пустому, все еще довольно темному коридору. Из нескольких комнат уже доносились звуки работающих телевизоров. Кто-то разговаривал по телефону. Николас отпер свою дверь, быстро поставил кофе на туалетный столик, достал из ящика стопку газет и вышел из комнаты.