Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори

Письма, которыми обменивались в тот момент Людовик VII и Сугерий, подтверждают этот вывод. Во многих посланиях, дошедших до нашего времени, король сообщает своему советнику о том, как продвигается его экспедиция на Восток, дает ему распоряжения о надлежащем управлении королевством, но чаще всего просит выслать ему очередную денежную сумму, поскольку крестовый поход поглощал больше денег, чем предполагалось. Именно так обстоит дело с письмами, отправленными в промежутке между июнем и октябрем 1147 г.[629] В другом послании, написанном уже после 19 мая 1148 г., король извещает Сугерия о своем прибытии в Антиохию, несмотря на вероломство греческого императора и ловушки, расставленные его войсками, которые унесли жизни многих крестоносцев, чьи имена должен был перечислить человек, доставивший письмо. Король вновь просит Сугерия прислать ему денег[630]. Другие письма, отправленные из Антиохии, затрагивают все те же проблемы, включая просьбу погасить многочисленные долги короля[631]. В двух письмах король объясняет, что, несмотря на настойчивые призывы Сугерия вернуться во Францию как можно скорее, он решил отсрочить свой отъезд и отправиться в путь после Пасхи 1149 г., поскольку Восточной Церкви угрожает опасность[632]. В трех посланиях, отправленных с Сицилии в конце лета и осенью 1149 г., король вновь говорит о том, что он понимает нетерпение и беспокойство Сугерия, призывающего его вернуться во Францию, и сообщает ему о превратностях, замедливших его возвращение. В частности, он рассказывает о затянувшемся ожидании на Сицилии корабля Алиеноры, о болезни королевы и о пребывании королевской четы подле папы[633].

Анализируя эту переписку, можно легко заметить беспокойство Сугерия и его настойчивое желание как можно скорее увидеть короля в его родном королевстве. Тот оправдывает свое промедление трудностями, возникшими на обратном пути, беспокойном для него и особенно для королевы, не вдаваясь, однако, в подробности относительно своих морских злоключений, о которых нам известно из других источников. Лаконичность, с какой король сообщает обо всем, что касается его и королевы, контрастирует с его подробными указаниями насчет выплаты долгов или различными распоряжениями, которые необходимо выполнить. К подобной сдержанности король прибегает сознательно: посланцам, доставлявшим письма короля, было поручено устно сообщить о деталях, касающихся его личных дел, о которых мы с трудом можем догадываться.

Ни одно из посланий короля, как мы видим, не содержит ни малейшего намека на происшествие в Антиохии. Однако нам достоверно известно, что Людовик VII все же проинформировал о нем Сугерия. Письмо короля не сохранилось — без сомнения, монах уничтожил послание, сочтя его слишком компрометирующим. Но в нашем распоряжении имеется ответ самого Сугерия. Говоря о событиях, подробную информацию о которых получатель, как и отправитель, получит в устном виде, от гонца, Сугерий опять же стремится выразить свою мысль намеками. Его письмо было отправлено до 3 апреля 1149 г. В нем монах вновь призывает короля как можно скорее вернуться в свое королевство, что уже сделали многие из его баронов. Он успокаивает Людовика насчет положения в стране, в которой царит мир, и извещает его о посланной ему денежной сумме. Затем он переходит к личным вопросам, затронутым в предыдущем письме короля: аббат советует королю скрывать, насколько это возможно, свои недобрые чувства к королеве и не делать на этот счет слишком поспешных решений:

«По поводу королевы, Вашей супруги, мы осмелимся посоветовать Вам, ежели сие, однако, будет Вам угодно, утаить горечь своего сердца, если таковая имеется, вплоть до того, пока Вы, будь на то воля Божья, не вернетесь в королевство и не примете решений насчет этого дела и других»[634].

Этот завуалированный и крайне осторожный намек дает понять о серьезном разладе, наступившем в отношениях Людовика и Алиеноры. Во всяком случае, довольно серьезном для короля, преисполнившегося злобы к своей супруге либо пытавшегося немедленно принять на этот счет решение, с которым Сугерий, однако, просит повременить вплоть до возвращения во Францию, где король сможет обратиться за помощью к советникам.

Что же произошло в Антиохии? Что могло вызвать столь сильное недовольство короля своей супругой? Что именно могли обсуждать эти два человека, проявляя такую осторожность в переписке?

С подобными вопросами стоит обратиться к хорошо осведомленному рассказчику, нежели к тем хронистам, которые в большинстве своем описывали события, произошедшие задолго до появления на свет их хроник, и не были, как Эд Дейский, очевидцами инцидента. Под таким рассказчиком мы имеем в виду Иоанна Солсберийского. Этот эрудированный священнослужитель, родившийся перед 1120 г., сначала обучался во Франции, после чего, в 1147 г., войдя в контакт с английским двором, стал секретарем архиепископа Кентерберийского. В период с 1148 по 1152 гг. он находился в окружении понтифика; в это же время король Людовик VII и его жена, воссоединившись при дворе короля Сицилии после их беспокойного морского путешествия, посетили папу Евгения III, прежде чем вернуться во Францию. Узнав о ссоре, произошедшей между супругами в Антиохии, папа попытался помирить их. Иоанн Солсберийский, приближенный к римской курии, очевидно, был одним из тех, кто лучше всех разбирался в этом деле[635]. В своей «Церковной истории», созданной во время описываемых нами событий (между 1148 и 1161 гг.), он подробно рассказывает об истоках разлада в Антиохии:

«В год 1149 от рождества Христова[636] наихристианнейший король Франции прибыл в Антиохию, после истребления его войск на Востоке. Короля с честью принял князь Раймунд, брат покойного Гильома, графа Пуатье. Раймунд приходился дядей королеве и в силу множества причин был обязан королю доверием, любовью и уважением. Но, пока королевская чета оставалась у него, дабы утешиться, приободриться и пробудить к жизни уцелевших в великом бедствии, приключившемся с королевской армией, непринужденность правителя в обращении к королеве и их постоянные, непрерывные беседы пробудили подозрения короля[637]. Эти подозрения усиливались, тем более что королева захотела остаться там [в Антиохии], тогда как король готовился отправиться дальше; Раймунд же всеми силами старался удержать их, надеясь добиться на этот счет согласия короля. И вот когда король уже был готов увезти королеву силой, она упомянула об их кровном родстве. Она сказала, что им более нельзя оставаться вместе, как подобает супругам, ибо они приходятся друг другу родней в четвертом или пятом колене. Об этом еще говорили до их отъезда из Франции, согласно подсчетам [касающимся степени их родства] покойного Варфоломея, епископа Ланского. Но точен иль нет его подсчет, наверняка не знали. Король был крайне смущен случившимся: он любил королеву почти неистовой любовью, однако он согласился бы расторгнуть брак с ней, если ему позволили бы советники и французская знать из его окружения. Среди секретарей короля был рыцарь-евнух, Тьерри Галеран, коего королева всегда ненавидела, имея обыкновение насмехаться над ним; это был верный слуга и приближенный короля, каким до него был его отец. Ему удалось, с большой дерзостью и отвагой, убедить короля не давать согласия Алиеноре остаться в Антиохии, „ведь под покровом родства скрыта любая вина”[638]; и потому также, что для Франции было бы вечным позором, если бы, помимо прочих перенесенных невзгод, о короле говорили, что его покинула супруга или что ее у него отобрали. И он [Тьерри] поступил подобным образом либо потому, что он ненавидел королеву, либо потому, что считал так на самом деле, возможно, под влиянием людских сплетен. А посему королева была вынуждена покинуть [Антиохию] и отправиться с королем в Иерусалим. Эта обида меж супругами росла и оставалась в их сердцах, даже если они делали все, что могло ее заглушить»[639].

Точный и подробный рассказ Иоанна Солсберийского позволяет с большой долей уверенности сделать несколько выводов:

1. Истоками раздора стали уединенные беседы Алиеноры и ее дяди Раймунда. Естественные для дяди и его племянницы, они тем не менее вызвали подозрения короля, поскольку были доверительными, слишком частыми и крайне продолжительными — до такой степени, что казались непрерывными, как утверждает автор. Многие возвели чрезмерную непринужденность и доверительность дяди и племянницы в ранг измены, что подчеркивает Иоанн Солсберийский, замечая, что Раймунд был обязан королю верностью, любовью и уважением. Согласно автору, в своих отношениях с Алиенорой последний, очевидно, пренебрег этим долгом.