Фараон - Карин Эссекс

— Твое величество.

Антоний не сделал ни единого движения ей навстречу и не улыбнулся.

— Император.

Клеопатра прилагала столько усилий, чтобы не утратить контроль над своими чувствами, что не заметила, на каком языке они разговаривают. Но эмоции все-таки никуда не делись. Под взглядом Антония самообладание Клеопатры дрогнуло, хотя она от всего сердца надеялась, что не показала этого. Она оказалась совершенно не готова к тому, что его глаза окажутся в точности как у ее двойняшек — карими и такими глубокими, что в них можно упасть и уплыть прямиком в потусторонний мир, навеки забывшись. Клеопатра столько раз смотрела в глаза своих детей, зачарованная этим их выражением, и не понимала — или не позволяла себе вспомнить, — что это глаза Антония.

Она ждала, пока он заговорит.

— Нам многое нужно обсудить. Ты готова?

«Он что, не соображает, с кем говорит?» — возмутилась Клеопатра. Она совершенно не намеревалась возобновлять их близкие отношения — до тех пор, пока не получит все, что ей нужно. Клеопатра поняла: придется принять некоторые меры, дабы установить нужный тон беседы. Она предложила Антонию присаживаться.

— Полагаю, посланец уже выполнил свою задачу, — сказала Клеопатра, кивком указав на Капитона.

Она не без удовольствия отметила, что Капитон не спросил у Антония позволения удалиться, а воспринял слова Клеопатры как приказ.

— Итак, — произнесла она.

— Клеопатра… — начал было Антоний, но царица оборвала его.

— Император, я знаю, зачем ты позвал меня. Я с большим интересом наблюдала за твоими действиями, благо все это происходило неподалеку от моих границ. Прекрасно. Ты превосходно проявил себя.

— Что ты имеешь в виду, моя госпожа? — официальным тоном вопросил Антоний.

— Ты вручил власть тем царям, принцам и знатным людям, которых ты, как ты полагаешь, можешь держать под контролем. Не потому, что ты великодушен по природе, а потому, что понимаешь: тебе нужны сильные и спокойные страны в Малой Азии и во владениях арабов, дабы предотвратить вторжение парфян. Ты сделал царем Иудеи Ирода. Не самый стратегически важный шаг на долгом пути, но я понимаю, почему ты так поступил. Ты поддержал Артавазда в Армении, а значит, ты способен и продолжить стратегию Цезаря, предполагавшую вторжение в Парфию с севера. Впрочем, не думаю, что ты сможешь всерьез заручиться его верностью. Этот человек заслуженно пользуется дурной славой. Вот царь Мидии — более разумная степень риска. Монес — ему ты слишком многое уступил в Сирии. Но его больше интересует торговля, чем твои войны; он — человек того типа, которого легко купить и продать. Смотрим дальше. Каппадокия. Эту страну, кратчайший путь к границам Парфии, ты доверил Архелаю, сыну незаконнорожденного царевича, который был женат на моей сестре Беренике и вместе с ней сражался против моего отца. Думаешь, что он и вправду будет тебе верен? Ах да, на него имеет большое влияние Глафира Каппадокийская, разве не так? А ты заручился ее верностью у нее в спальне, и потому ее не будет одолевать искушение предать тебя. С твоими женщинами так обстоит дело всегда, ведь правда? И вот недостающее звено — Клеопатра Египетская. Именно поэтому ты и здесь. Дабы оценить, сильно ли она сердится на твою измену. И поторговаться.

— Вижу, твоя разведка по-прежнему работает безукоризненно, Клеопатра Египетская, — улыбнулся Антоний. — Равно как и твой ум.

— А чего ты ожидал? Я не закончила. Мне также сообщили, что ты отдал значительные территории в Малой Азии двум хитроумным грекам-поселенцам — как там их зовут? Полемий и Аминтас? Ну прямо как каких-нибудь персонажей из пьесы Аристофана.

— К чему ты клонишь, царица?

— Да к тому, что договор с царицей Египта стоит не меньше, чем с твоими выскочками-плебеями или с Иродом, которого ты сделал царем. Я происхожу из великого царского рода и буду тебе признательна, если ты не станешь забывать об этом. Мне не нужен римлянин, чтобы взойти на этот трон. Я знаю, чего ты хочешь от меня. Как всегда, когда ты просишь чего-то от женщины, ты получаешь это. Но вот чего я потребую взамен.

Клеопатра кликнула своего писца.

— Принеси карту!

Писец вернулся с толстым свитком, развернул его и положил перед Антонием. Антоний ничего не сказал, лишь приподнял брови.

— Вот карта империи моих предков. Черной линией обозначены границы государств, которые за минувшие годы были отняты у нас в силу алчности Рима.

— Спасибо за экскурс в историю и географию, Клеопатра.

— Я желаю получить эти земли обратно.

Хоть Антоний и не смотрел на нее, Клеопатра могла бы поклясться, что в этот момент у него глаза полезли на лоб. Он еще раз осмотрел карту, взял себя в руки и сказал:

— Клеопатра, я знаю, что ты всегда к этому стремилась, но сейчас не время. Когда мы одолеем Парфию, ты снова обретешь все земли своих предков.

— Кто «мы», император? Мне что-то не верится, что я пойду на войну. Равно как и не верится, что я стану царицей Парфии, когда вы, римляне, ее завоюете.

Антоний положил руки на подлокотники кресла и подался вперед.

— Неужели ты забыла о наших замыслах?

Голос его вздрагивал, но не от гнева, а от силы обуревающих его чувств.

— Я уже много лет ничего не слыхала об этих замыслах. Возможно, то были фантазии двух влюбленных глупцов. Но этих людей больше нет, а мы — есть. Я повторяю свои требования. Ты приобрел огромную власть над теми, кто сейчас правит землями у самых моих границ. Тем самым ты ослабил меня. Вот мои пожелания. Взгляни на карту. Я хочу северные территории Сирии. Они принадлежали Птолемею Сотеру, и потому по праву они мои. Я хочу Птолемаиду и Итурею. Можешь не сомневаться, если вы отдадите мне Итурею, местные жители с радостью провозгласят меня царицей Дамаска. Идем на юг. Я хочу Гиппон и Гадару и прилегающие к ним земли. Можешь позволить Ироду сохранить Газу, но я желаю сохранить контроль над финиковыми рощами. Они весьма доходны, и их в свое время отняли у Египта. Мне также необходимо усилить свое влияние на Красном море. Тебе ясен мой план, император? Мне нужны моря, окружающие мою страну. Это — необходимое условие для того, чтобы я поддержала тебя в этой войне. Я знаю, что твой союзник в Риме — вовсе не союзник тебе, и не желаю оказаться беззащитной перед его вторжением, когда ты отправишься в Парфию и повернешься к нему спиной.

Антоний покачал головой.

— Насколько я вижу, у тебя было слишком много времени на размышления.

— Вполне достаточно, император.

— Могу ли я узнать о здоровье наших детей?

— Дети к данным переговорам отношения не имеют. Если этот вопрос тебя интересует, тебе следует как-нибудь наведаться в Александрию.

— Клеопатра, не будь такой жестокой.

— Не тебе говорить мне о жестокости.

— Ты уверена, что твои лазутчики извещают тебя обо всем, но даже у них нет доступа к сердцу человека.

Клеопатра вполне могла клюнуть на эту удочку, не знай она, что Антоний — виртуозный лицедей. Она могла бы позволить себе надеяться на нечто большее, нежели восстановление империи Птолемеев. Она могла надеяться на восстановление их союза, их совместных мечтаний. Но у Антония имелась жена-римлянка, которая носила ему второго ребенка-римлянина. Да, правда, Антоний только что отослал ее в Рим, но это еще не означало, что он готов перенести свою привязанность на другую. Как и в случае с несчастной Фульвией, Антонию требовалась преданная ему женщина, которая блюла бы его интересы в Риме. И кто лучше годился на эту роль, чем сестра его соперника? Кто мог бы добыть для него больше сведений? Кто был бы в состоянии лучше проследить за махинациями брата-правителя? Женщина. Преданная, но не облеченная никакой реальной властью, так что она, в отличие от союзника-мужчины, никогда не будет представлять собой угрозу интересам Антония.

— И твое сердце тоже не имеет отношения к данным переговорам, император.

— Вот в этом ты ошибаешься.

— А где было твое сердце, когда ты даже не ответил на письмо, сообщавшее о рождении твоих детей? Когда ты повернулся спиной ко всему, что мы с тобой так тщательно продумали? У тебя вовсе нет сердца. То, что бьется в твоей груди, — это барабан честолюбия.

Клеопатра перегнула палку. Чувства пробрались в клеть ее души и буквально переполнили ее. Клеопатра пыталась подавить волнение, гнев, горечь, но они ускользнули и теперь вырвались на волю.

Антоний вскочил с кресла. Клеопатра подумала, что он сейчас набросится на нее, и отпрянула, но Антоний лишь воздел руки. Он нависал над царицей, словно огромный зверь.

— Ты меня напугал, император. Пожалуйста, сядь.

Антоний не сел, но руки опустил и уставился на Клеопатру.

— Хотел бы я видеть, Клеопатра, что смогла бы сделать ты в подобных обстоятельствах! Ты, сдерживавшая самые сокровенные свои стремления, чтобы сохранить трон для себя и своих детей! Что ты стала бы делать, обнаружив, что человек, которому ты доверяла больше всего, предал твое доверие ради своих амбиций?