Молодая элита (ЛП) - Мари Лу

— Что ты хочешь этим сказать? — шепчу я сквозь слезы.

От нежных прикосновений Рафаэля к моим энергетическим нитям, мое тело омывают волны грусти, и я вдруг понимаю, что он чувствует себя виноватым.

— Аделина, — тихо говорит он, и меня пронзает острая боль.

Удивительно, что именно это в конце концов разбивает мне сердце. Рафаэль никогда, никогда не называл меня Аделиной, даже при первой нашей встрече. Сейчас он разрывает связывающие нас узы привязанности.

— Я с самого начала советовал Энцо тебя убить. Он отказался.

Я начинаю плакать. Приходит воспоминание о том, как однажды мы сидели с Рафаэлем у золотистых вод каналов Эстенции, глядя на проплывающие мимо гондолы, и как он пел мне колыбельную моей мамы. Данте был прав. Рафаэль — красивый, добрый, чувствительный Рафаэль, — за которого я всей душой переживала, единственный во всем мире человек, которому, как я думала, я могу доверять, тот, ради спасения которого я вернулась в общество «Кинжала», никогда мне самой не доверял.

Его доброта ко мне была вынужденной.

Он был тем, кто вывел меня к свету. Без него я бы быстро скатилась в бездну, туда, откуда никогда бы не смогла уже выбраться.

— Даже ты, — шепчу я, плача. — Как ты мог? — Мне нет нужды спрашивать его о том, кто посоветовал Энцо убить мальчика, способного вызывать дождь, но не сумевшего подчинить себе свою силу, я и так знаю ответ. В каком-то смысле Рафаэль всегда был лидером общества «Кинжала». — Ты хоть когда-нибудь был мне другом? — слабо спрашиваю я. — Хоть когда-нибудь я была тебе небезразлична?

Рафаэль морщится. Я вижу, что ему больно говорить мне правду, что даже несмотря на желание успокоить меня, он сдерживается, ожесточая свое сердце.

— Я всегда считал, что Энцо должен был последовать моему совету. И тренировал тебя медленно, потому что не хотел, чтобы ты вошла во всю свою силу. Я с самого начала знал, что она принесет страдания всем нам… включая тебя.

«Кто захочет тебя, Аделина? Ты и правда думала, что сможешь сбежать от самой себя? Ты нигде и никогда не найдешь себе места», — появляется рядом призрак отца. Его тяжелое и холодное дыхание касается моей кожи, знакомый голос шипит в мое ухо. Однако никто из присутствующих не реагирует на его появление. Он — иллюзия, что мучает лишь одну меня.

— Мы можем всё исправить, — говорю я, сжимая ладонь Рафаэля в последней, неистовой попытке. — Ты когда-то рассказывал мне о том, что по слухам существует человек, способный возвращать мертвых к жизни.

Рафаэль качает головой.

— Ты заблуждаешься, Аделина, — мягко отвечает он, и я знаю, что он говорит не о возможности воскресить Энцо. Он говорит о любви Энцо ко мне.

Я не была ему безразлична. Он рисковал своей жизнью ради меня.

В отчаянии я тянусь к своей энергии и создаю вокруг Рафаэля иллюзии эмоций, пытаясь убедить его, что Энцо меня любил — даже если недолго, даже если в момент своей слабости, — пытаясь убедить, что я не была ему безразлична. Слова льются из меня рекой:

— Я научусь сдерживать свою силу… Я обещаю. В следующий раз у меня всё получится. Только дай мне еще один шанс!

Рафаэль закрывает глаза. Я чувствую, как он сопротивляется сотканным вокруг него иллюзиям.

— Не надо, — шепчет он.

— Пожалуйста, — шепчу я в ответ надломленным голосом. — Ты всегда был добр ко мне, Рафаэль. Не оставляй меня, умоляю тебя. Я без тебя пропаду. Что я буду делать? Как чему-либо научусь?

Когда Рафаэль снова открывает глаза, они блестят от непролитых слез. Он нежно убирает прядь волос с изуродованной стороны моего лица.

— В твоем сердце есть доброта, — говорит он. — Но твоя тьма поглощает всё хорошее, что в тебе есть. Твоя жажда причинять боль, уничтожать и мстить гораздо сильнее твоего желания любить, помогать и прощать. Я достиг предела своих знаний. Я не знаю, как тебя обучать.

«Красота и боль идут рука об руку», — поговаривал мой отец. Воображение на мгновение рисует мне, как я возвращаю Рафаэлю боль, причиненную им сейчас мне, как заставляю его в агонии корчиться передо мной. Какое удовлетворение это принесло бы мне! Моя энергия крепнет в предвкушении этого. Затем я понимаю, какое жуткое действие вызвало в моей душе радость, и меня охватывает ужас и омерзение. Рафаэль прав насчет меня. Он с самого начала был прав.

Рафаэль сжимает губы. Слезы больше не блестят в его глазах. А может, они были лишь плодом моего воображения.

— Ты можешь остаться здесь на ночь, — произносит Рафаэль. — Но утром вам с сестрой придется уйти. Моя работа — защищать наше общество, а я уже не чувствую, что находясь рядом с тобой мы все будем в безопасности. Прости.

Он изгоняет меня. Я теперь не одна из них.

Плещущая во мне тьма омывает берега моего сознания. Мне вспоминаются все наши с Энцо тренировки, как он спас мне жизнь и принял меня, как мы целовались, его подсвеченный в темноте силуэт, его спадающие на плечи распущенные волосы, нежность в его глазах. Затем мне вспоминается грозовая ночь, когда отец заключил сделку о моей продаже, то, как я под проливным дождем впервые в жизни создала иллюзии — настоящая причина, по которой Энцо решил спасти меня в день моей предстоящей казни, — все мгновения, когда меня оскорбляли и причиняли мне боль, оставляли или бросали, железный столб, огонь и беснующийся народ, пришедший поглазеть на мое сожжение и желающий мне смерти, пронизывающие меня светлые глаза Терена, члены общества «Кинжала», мое обучение, ухмыляющееся лицо Данте, предательство Рафаэля. Раненое самолюбие требует возмездия. Печаль вытесняется яростью, ненавистью и страхом, страстью и жаждой власти. Шепот в уголках моего сознания обретает образы, и они вылезают на поверхность, цепляясь когтями на длинных костлявых пальцах, радуясь подаренной им свободой. «Разве члены общества «Кинжала» чем-то отличаются от твоего отца, который хотел продать тебя, чтобы избавиться от своих долгов? — шипят они мне. — От Терена, который хотел использовать тебя против общества «Кинжала»? Тот же грот для обучения Элиты, спрятанный под землей, не очень-то отличается от темницы Инквизиторов».

Похоже, я просто сменила одну темницу на другую. Никто и никогда не одаривал меня добротой без надежды на что-то взамен.

«Разве они чем-то отличаются друг от друга?».

«Они все одинаковые».

«Они все хотят только использовать тебя, использовать, использовать, пока не получат того, что им нужно, а затем выкинут тебя за ненадобностью».