Призма-2 - Ратибор Степанов

Наконец ведун влился в нечеткий такт сознания Эриспа и внедрился в него. Слабые, то появляющиеся, то пропадающие сигналы мешали работе. Наконец, ведун полностью овладел им, придав свою силу. Черный туман быстро распространялся, захватывая все больше и больше сущности воина. Все-таки ворогуша. Ведун определил место проникновения магии кромешных. Черная воронка засасывала в себя светлую сущность. Туда и устремилась сила Главного ведуна.

Ксант сплел комбинацию из трех рун: Маназ, Эйваз, Отил. Насытил волхву своей сутью, разделил черную магию, ослабив ее, и создал «Щит», отражающий силу врага против него же. Это не была магия уничтожения. Это была защитная волхва, но очень хитроумная. Она отражала агрессию и позволяла врагу уничтожить самого себя. И чем сильнее было нападение, тем сильнее была отдача, увеличенная рунами Усиления. Враг пожирал себя сам, уничтожаемый своей же силой. Ксант творил волхву так, как будто давно ее знал.

Черный вихрь атаковал неистово, не оставляя никаких шансов неожиданно возникшему противнику. Это и погубило его. Магия кромешных уничтожила себя сама. Ударившись о защитный щит, вихрь опал словно осенний лист, превратившись в кучу пепла, тут же развеянного очистительным ветром. Дело было сделано.

— Вот и все, — Ксант встал с колена. Голубые глаза светились светом победы. Эрисп ожил. Мертвенная бледность сменилась на здоровый розовый румянец. Он недоуменно посмотрел на Главного ведуна.

— Я что то пропустил? Ничего не помню. — Витязь встал со скамьи и непонимающе посмотрел на присутствующих.

— Энар тебе все расскажет, — ободряюще хлопнул по плечу Ксант. — У меня много работы, — и шагнул к следующему больному, снова отрешаясь от этого мира. Не тратя ни суны он переходил от одного к другому, пока обессилев не рухнул возле скамьи последнего.

Дверь в лекарню распахнулась, на пороге стоял запыхавшийся Васятко. Возбужденный, с огромными глазами, он воскликнул.

— Новый штурм начался! У них в первых рядах какие-то невиданные твари!

Новый штурм. Чеканя шаг, в стройных боевых порядках разворачивались возле стен войска мергулов. Сквозь пелену пыли, поднятую тысячами ног, были видны десятки знамен. Под грохот сотен барабанов и призывную музыку труб, разворачивались черные ряды врага. В первых рядах выстроилось пополнение, полученное из юго-западных стран ойкумены: свирепые хурри, бронзоволикие хаши, высокие чернокожие нуби, коварные моши, а также крепкие коренастые тукришы с северо-востока и карлики с юга, маганы. Все это подневольное воинство вновь образовавшейся пеной вздыбилось над людским морем хафиру и машту. Грязные, оборванные, голодные, пригнанные издалека на убой, все они, понуро опустив свои головы, готовились к смерти. Готовились умереть не за свой народ, город, семью, а за чужеземных захватчиков, уничтоживших их Родину, их святыни, их близких. Готовились умереть рабами, как никому не нужные животные. Где-то вдалеке, в центре этого бескрайнего людского моря, возвышались огромные конструкции метательных машин мергулов, подготовленные ими в последние дни.

— Сколько же их! Теперь хоть можно рассмотреть их получше, — со страхом прошептал молодой стражник, выглядывая из-за крепостного зубца.

— Как устоять против такой силы? — вторил ему еще один совсем молоденький родован, недавно пополнивший ряды защитников крепостной стены взамен погибших.

— Нам не устоять. Их стало больше. — прошептал еще один из новобранцев, в страхе сжимая древко копья, доставшегося ему от старшего брата, погибшего при первом штурме.

Вои заволновались. Страх сковал их волю, и тому была виной не только сила вражеская, но магия, окутавшая крепость. Он проникал в душу, въедался в сознание, наполняя его, не оставляя места мужеству и смелости. Штурм еще не начался, а магия страха наполнила защитников города.

Тут поднял голову старый седобородый родович. Он крепко сжимал свой каменный топор, весь в запекшейся крови.

— Я из Варки. Там было более десяти тыщ жителей. Старые и малые, молодые девки, парни. Много было детей и стариков. Не хотели покидать город, не знали, что зло может творить. Немало захотело остаться. Бились насмерть все, и стар и млад. Но что может сделать капля света в море тьмы. Ворвались, поганые, в город. Никому не давали они пощады. Ни детям, ни старикам. Младенцев кололи ножами, девок насильничали, а затем выкалывали глаза и отрезали грудь. Стариков согнали в Храм Волоса, закрыли всех и подожгли. Воям зрелым и парням молодым, что уцелели, выкололи глаза, отрезали уши, носы и содрали кожу ниже колен. И выгнали всех за ворота, на смерть. Я чудом уцелел, на поле боя больше двух ден без сознания провалялся, а когда пришел в себя и увидел все это, чуть с ума не сошел. А когда в город пробрался, ночью, там уже наших никого не осталось. Под корень извели, даже в плен никого не брали. Долго до Урука добирался, несколько раз чуть не попался. И везде видел одно и то же. Смерть, смерть, смерть. Смерть и пожарища. Вот так вот. С того времени решил — пока десяток поганых не убью, не погибну. За деточек кровью мстить буду. Уже троих убил. — В глазах старого воина стояли слезы. Они их совсем не стеснялся. Слились в единое целое слезы ненависти и слезы горя, став слезами очищения. — Лучше погибнуть с мечом в руке, вырвав жизнь у нескольких врагов, чем с цепью на шее. Подумайте о своих близких, о святынях поруганных, о предках наших. Есть только один шанс спасти себя, своих близких и землю не дать на поругание. Нужно залить кровью врагов нашу землю и не пустить их дальше этих стен. А если суждено нам погибнуть, то забрать нужно столько вражеских жизней, чтобы братья наши завершили дело праведное, уничтожили силу эту несметную. Чтобы никогда не ступила нога врага на нашу землю, никогда не дотронулись вражьи руки до наших детей, матерей, сестер и жен. — Воин обвел своим взором побледневшие лица. И отошел страх и вновь заполнились сердца мужеством и отвагой. Пали магические цепи ужаса, потому как на родной земле нет власти страха над сердцами родовичей. Как ураган пролетел он и завяз в сердцах сальвинов, растворился. Стряхнули с себя оцепенение воины, словно весенний ручей уносит талые воды. Ярость наполнила их сердца, ярь-сила.

— Смерть им, — прошептал, сжатыми от ненависти губами, все тот же молоденький родован, что совсем недавно готов был бежать отсюда без оглядки.

— Смерть им, — уже громче вторил ему другой воин.

— Смерть им! — громко закричали, все слышавшие рассказ старого родовича.

— Смерть! Смерть! Смерть! — единым эхом отдалось по всей стене. Уже ярь-сила овладела всеми защитниками. Передалась она от рассказчика всем богатырям, растеклась волшебной энергией. И даже кто не слышал, все понял и не оставил места в своем сердце страху. Не нужен он им теперь. Некуда бежать.