Собрание сочинений. Дополнительный том. Лукреция Флориани. Мон-Ревеш - Жорж Санд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он решил уехать. Лукреция пришла в ужас при мысли, что ей придется остаться вдвоем со своим возлюбленным, хотя еще два месяца назад она бы охотно уехала с ним на край света, согласилась бы жить с ним в пустыне. Мягкость и доброта Сальватора, его способность всегда сохранять жизнерадостность и философски смотреть на житейские неурядицы служили ей немалой поддержкой. Кроме того, присутствие графа вынуждало Кароля сдерживаться и следить за собой, хотя бы при детях. Что станется с нею, а главное, что станется с самим князем, когда их доброго друга уже не будет рядом с ними и некому будет улаживать все недоразумения?
Лукреция настойчиво удерживала графа, она не могла утаить от него свой страх и горе, ее тайна обнаружилась, и бедняжка дала волю слезам. Потрясенный Альбани увидел, что она глубоко несчастна, и понял, что если ему не удастся хотя бы на время увезти Кароля, то и сам князь, и Флориани погибнут.
На сей раз Сальватор не колебался. Он не проявил к другу ни мягкости, ни жалости. Он решил не считаться с его чувствительностью и обидчивостью. И не испугался ни его гнева, ни отчаяния. Он не стал скрывать от Кароля, что сделает все, чтобы разлучить его с Лукрецией, если Кароль сам не найдет в себе силы уехать.
— Расстанетесь ли вы на полгода или навсегда, сейчас меня это не заботит, — сказал он князю, заканчивая свою резкую отповедь. — Я не берусь угадывать будущее. Не знаю, забудешь ли ты Лукрецию, что было бы счастьем для тебя, разлюбит ли она тебя, что было бы весьма разумно с ее стороны, но одно для меня ясно: она совсем разбита, больна, пришла в полное отчаяние и нуждается в отдыхе. Не забывай, что у нее четверо детей. Она обязана беречь себя ради них и потому должна избавиться от невыносимых страданий. Мы с тобой либо уедем вместе, либо будем драться на дуэли, ибо все, что я тебе говорю, ты пропускаешь мимо ушей, ты не только не прислушиваешься к моим доводам, но, напротив, все сильнее цепляешься за эту несчастную женщину. Однако знай, Кароль: добром ли, силой ли, но я тебя отсюда увезу! Я поклялся в этом счастьем Челио и остальных ее детей. Я тебя сюда привез, заставил тут остаться. Думая, что я тебя спасаю, я тебя погубил; однако не все еще потеряно, я многое теперь понял и спасу тебя даже против твоей воли. Мы уезжаем сегодня ночью, слышишь? Лошади у ворот.
Кароль был бледен как смерть. С огромным трудом он разжал стиснутые зубы. И наконец с мрачной решимостью проговорил:
— Превосходно, вы отвезете меня в Венецию, оставите там, а сами вернетесь сюда, чтобы получить награду за свой подвиг. Вы с ней об этом заранее столковались, я уже давно жду такой развязки.
— Кароль! — взревел Сальватор, впервые в жизни по-настоящему приходя в ярость. — Твое счастье, что ты слаб и хрупок, будь ты настоящим мужчиной, я бы размозжил тебе голову. Скажу только одно: лишь злобный человек может такое придумать, лишь трус и неблагодарный может такое высказать! Ты мне отвратителен, я отрекаюсь от дружбы, которую так долго к тебе испытывал. Прощай, я уезжаю, я не хочу тебя больше видеть, рядом с тобою сам рискуешь стать злобным и трусливым.
— Хорошо, хорошо! — твердил князь, не помня себя от бешенства и принимая, как всегда в таких случаях, холодный и презрительный тон. — Продолжайте, оскорбляйте меня, ударьте, вызовите на дуэль, добивайтесь любыми средствами моей смерти или отъезда. Таков ваш план, я это знаю. Зато как сладостна будет ночь любви, которой вас вознаградят за сей рыцарский поступок!
Сальватор чуть было не кинулся на Кароля. Не помня себя, он схватил обеими руками стул. Он чувствовал, что мысли его мешаются, он дрожал, как нервическая женщина, и вместе с тем ощущал в себе такую неистовую силу, что, казалось, мог в эту минуту обрушить на собственную голову весь дом.
Несколько мгновений царило грозное молчание, а потом вечернюю тишину нарушил нежный голосок.
— Послушай, мама, — донеслись слова, — я выучила свой урок и хочу перед сном прочесть тебе басню по-французски:
Дружили петухи, явилась кура вдруг,
И оба уж готовы к бою!
Любовь, ты погубила Трою!..
Окно в комнате нижнего этажа закрылось, и голос Стеллы стих. Сальватор горько рассмеялся, с такой силой опустил стул на пол, что ножки у него отлетели, и стремительно вышел из комнаты Кароля, громко хлопнув дверью.
— Лукреция, — сказал он, постучавшись к Флориани, — позови служанку и поручи ей детей, мне надо немедленно с тобою поговорить.
И Сальватор увлек ее в глубь парка.
— Послушай, — начал он, — Кароль либо негодяй, либо глубоко несчастный человек, он — самый низкий и самый безрассудный из всех твоих возлюбленных и, уж во всяком случае, самый опасный из них: если ты его тотчас же не бросишь, он погубит тебя своей ревностью и постоянными придирками. Он ревнует тебя ко всем, ревнует к собственной тени, и это — болезнь, но он ревнует тебя ко мне, и это — уже подлость! Сам он никогда не решится тебя покинуть, он не хочет уезжать и не уедет. Тебе самой придется бежать из собственного дома. Нельзя терять ни минуты, садись в лодку, доберись до ближайшей подставы, уезжай в Рим, в Милан, на край света! Или спрячься в какой-нибудь хижине, но только спрячься хорошенько… Быть может я несу чушь, я не в себе, до такой степени я возмущен. Но надобно отыскать какой-то выход… Постой! Есть одно средство, неприятное, зато верное. Бежим вместе. Мы отъедем от дома всего на две мили, будем отсутствовать не больше двух часов, этого достаточно! Кароль решит, что его домыслы верны, что я — твой любовник. Он слишком горд и, не колеблясь, примет решение, а ты навсегда от него избавишься.
