Утро - Мехти Гусейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На затылке и на висках у него отросли длинные пряди волос. Должно быть, некогда ему было зайти в парикмахерскую.
Чтобы не тревожить своим невеселым видом домашних, он пытался сейчас улыбаться, но скрыть дурное настроение Мешади все-таки не удалось.
Войдя к себе в кабинет и взглянув на печальное лицо Рашида, он спросил:
- Ну, что нового, братец? Как дела? Ты, кажется, опять не в духе?
Рашид рассказал ему все, что слышал от Тураба, и в заключение спросил:
- Как мне теперь быть, Мешади? Что ты мне посоветуешь?
Мешали извинился и попросил Рашида подождать, Он вышел в прихожую, расстегивая на ходу ворот рубахи и засучивая рукава.
Чтобы освежиться, Мешади, придя домой, умывался в обливал тело холодной водой.
Однако усталость было не легко прогнать. С тех пор как он поступил на электростанцию, усталость его заметно увеличивалась. Очень трудно было совмещать служебные обязанности инженера с делами подпольной организации, которыми приходилось теперь заниматься, главным образом, в часы, отпущенные для отдыха и сна.
Чуть освежившись, растирая грудь мохнатым полотенцем, он вернулся в кабинет и сказал Рашиду:
- В народе, братец, говорят, что осторожность украшает молодца. Что же, против этого ничего не возразишь! Осторожность - вещь, конечно, неплохая, если ею не злоупотреблять. Но все-таки, будь я на твоем месте, я бы завтра же женился на любимой девушке, не глядя ни на что. Если два любящих сердца хотят соединиться, кто может стать между ними? Тут, брат, нельзя считаться с какими бы то ни было помехами!
- А Косялары? - напомнил Рашид. - Ведь они не оставят в живых ни меня, ни Сусанну.
- Тогда сделай так, - сказал Мешади. - Возьми свою любимую, и уезжай куда-нибудь на некоторое время. Вернешься, когда все уляжется.
- А типография? - опять спросил Рашид. - На кого ее оставить? Ведь не могу же я вот так взять и уехать. Это будет нехорошо...
- Типографию временно поручим кому-нибудь другому. Я подыщу человека, пообещал Мешади. - Это можно уладить.
Обнадеженный Рашид, попрощался и ушел, с готовым решением завтра же уговорить Сусанну уехать с ним куда-нибудь подальше от Баку.
Осуществить, однако, свое решение ему не довелось. Ночью Сусанна отравилась, и к утру ее не стало.
- Это вы убили ее, вы! - кричал Рашид родителям. - Вы лишили меня счастья... Вы убили ее...
Рахимбек глядел на свои пухлые старческие руки, будто искал следы крови на пальцах, и в недоумении спрашивал:
- Как же ты можешь так говорить, Рашид? Не палач же я, в конце концов?
Глава тридцать восьмая
Квартира, которую занимал Байрам, стала одной из явок подпольной большевистской организации.
В потайной комнате хранилось оружие. Там же на ручной типографской машине печатались прокламации, зовущие рабочих к непримиримой революционной борьбе и стойкости.
Вечерами, когда сумерки и тишина опускались на город, из рабочих поселков приходили сюда поодиночке работники партии, кто за оружием, а кто за пачками готовых прокламаций.
Крупные и мелкие предприятия Баку одно за другим включались в стачечную борьбу. Это мощное забастовочное движение вызывало ужас и смятение у промышленников. В историю революционной борьбы бакинских рабочих вписывались в эти дни новые незабываемые страницы.
Байрам уже воочию видел, какую могучую силу представляют рабочие, когда они сплочены. Его друзья своим неустанным трудом вселяли в него уверенность, что победа революции не за горами. И перед величием дел, которые совершались на его глазах, личное беспокойство и семейное горе Байрама как будто растворялись, уходили вдаль.
Однако Байрам все сильнее тяготился своим положением отшельника. Его удручало теперь не столько тяжелое положение оставленной им в деревне семьи, сколько томительное бездеятельное отсиживание на конспиративной квартире.
Некоторые из тех, с кем он вместе бежал из тюрьмы, уже хрдили по городу и даже иногда заглядывали к нему. Чаще других приходил Василий Орлов, попрежнему веселый, жизнерадостный и бесстрашный. После горячих приветствий и рукопожатий он брал кипы листовок и исчезал в ночи, как бы унося с собой долю живой радости Байрама.
После посещений Орлова Байрам острее чувствовал тяжесть своего положения. До каких же пор он должен сидеть здесь, как сурок? Нет, он не мог больше прозябать в этой тесной каморке и вертеть ручку печатного станка. Эта работа казалась ему слишком легкой и безопасной. В сердце его горело непреодолимое желание заняться более живой, активной деятельностью. Ему казалось, что он мог бы понести в гущу своих товарищей-рабочих те великие истины, о которых узнал он за последнее время от большевиков. Он хотел говорить о них простыми, понятными, горячими словами. Он хотел бы собрать сейчас бастующих рабочих, хотя бы на заводе Рахимбека, и сказать им во весь голос: "Не отступим, товарищи, ни на шаг! Довольно хозяину душить нас, довольно сосать нашу кровь! Превратим свой завод в арену революционной борьбы за свободу. Мы должны раз и навсегда стереть с лица земли насилие и эксплуатацию!"
В первое время Байрам рассматривал конспиративную квартиру как надежное укрытие, где он был огражден, от какой бы то ни было опасности. После сырой и темной тюремной камеры чистенькая комнатка с кро-ратью и стульями казалась ему роскошным ханским дворцом. Но теперь ему опротивели и эти стены, и белые занавески, и скрипучая дверь, и даже ставшие привычными солнечные пятна на полу.
Однажды рано утром к нему зашла Елена Тихонова. Байрам заговорил с ней о том, что сильно тяготило его:
- Скажи: до каких пор я буду сидеть здесь, как узник?
-Узник? Что это значит? - возмутилась Елена. - Вот уж не думала услышать такое от тебя...
- Конечно, я как узник, - сказал Байрам. - Я хочу, как все мои товарищи, отдавать живому делу все силы. А сейчас? Кто я такой? Возможно, что с серьезными поручениями я не справлюсь, но листовки расклеивать по городу я ведь смогу...
Байраму хотелось поговорить об этом с руководителями партийной организации, но он не считал это удобным. Он ждал, что в нужную минуту они сами дадут ему подходящее поручение.
- Я конечно, понимаю, - продолжал Байрам, - что кому-то нужно нести и такую обязанность - сторожить помещение и крутить ручку печатной машины. Но ты пойми меня, Елена. Я уже научился читать как следует. Если спросишь у меня, о чем говорится в листовках, я прочту и объясню тебе каждое слово. Сначала мне нравилось здесь, а сейчас я чувствую себя как птица, которую посадили в клетку. Ведь я простой рабочий, привык жить на людях. Мне скучно, душно здесь. Хочется подышать свежим воздухом.
Елена как будто не понимала его:
- Ну, а почему ты не выйдешь на воздух? Кругом одни пустыри. В этих местах хоть веревкой привяжи полицейского - он сбежит.
- Не об этом я говорю, Елена, - обиженна возразил Байрам и покачал головой. - Я хочу выйти на свет божий. Руки вот слабеют. Хочу работать вместе с другими людьми.
Слушая Байрама, Елена удивлялась, как он за такое короткое время хорошо научился говорить по-русскк. В самом деле, Байрам упорно учился, много читал и расспрашивал русских друзей, что значит то или иное непонятное ему слово. Как и в тюрьме, учебой Байрама очень интересовался Василий Орлов. Каждый раз, придя сюда, он обязательно проверял его тетради, исписанные каракулями, заставлял читать вслух. Орлов от души радовался успехам Байрама.
- Ну и способный же ты, Байрам! Молодец!
Но стремительное внутреннее развитие Байрама было заметнее всех Елене Тихоновой, которой реже приходилось встречаться с ним, - она каждый раз улавливала в Байраме нечто новое.
Время от времени она передавала наборщикам тексты большевистских прокламаций и деньги на текущие расходы. Забегала она ненадолго.
Но сегод ни она засиделась. Байрам изливал душу, и она не решалась уйти, не выслушав и не утешив его. Но только она поднялась с места, как вдруг раздался стук в дверь. У Елены испуганно поднялись брови. В эту пору никто не должен был прийти. Байрам спросил:
- Кто там? - Это я, Абдулла.
Байрам чуть приподнял шторку и посмотрел в окошко. На улице он увидел рабочего с табачной фабрики, который изредка приходил сюда за прокламациями.
- Это Хаджи, - заметил вполголоса Байрам. - Но почему он пришел в неурочное время, да еще привел с собой кого-то?
Он быстро подошел к шкафу, проверил, хорошо ля закрыт вход в потайную комнату, и пошел отпирать. Байрам хмуро посмотрел на вошедших и подумал: "Что за странный человек этот Хаджи! Неужели не понимает, что делает? Как он мог привести с собой постороннего человека, не предупредив меня заранее!".
Человек, пришедший вместе с Хаджи, был не кто иной, как свояк Байрама Осман. Он жил в деревне и привез вести о семье Байрама. Но приход неожиданного гостя не обрадовал хозяина. "Незачем было пускать его сюда, на конспиративную квартиру!" - подумал со злостью Байрам.