Метка тьмы - Карен Ченс

Приткин прокричал что-то и бросился на меня с гранатой в ладони. Томас метнулся к нему подобно пуле, выпущенной из револьвера, но столкнувшись с холодной струей воздуха, упал наземь и лежал без движений. Спустя долю секунды, я поняла почему, стоило чему-то, ощущающемуся мной как гигантская невидимая рука, схватить сковать меня, вместе с моим браслетом. Это было подобно маневру, использованному темным магом, только на сей раз не было никого, кто мог бы противостоять этому. Приткин перескочил через Томаса и обогнул Рафа, который был также пойман в ловушку заклинания. Вся комната превратилась в застывшую сцену, и я видела, как на лице мага вспыхнула жуткая улыбка. Его глаза встретились с моими, и я поняла, что этот сумасшедший на самом деле намеревается убить меня, даже ценой собственной жизни.

Но и Приткин и я, оба забыли о Мирче. Он проскользнул перед моими глазами темным силуэтом, появившимся из ниоткуда, и, схватив мага за запястье, сломал его и отбросил гранату прочь. Пока я продолжала удивленно моргать, Мирча обхватил горло Приткина и приподнял его над полом. Луи-Сезар появился из-за дивана секунду спустя, оставив за собой кусочки голема, но я видела по его лицу, что он осознает, что провозился слишком долго.

Я по-прежнему не могла пошевелиться, но Рафаэль сумевший освободиться от действия чар, отбил пару небольших склянок, находящихся в непосредственной близости от него с помощью пиджака Мирчи, чтобы избежать соприкосновения с ними. В этот момент взрыв гранаты сотряс комнату, разбрасывая штукатурку с потолка проливным дождем вниз, и рассыпая по полу осколки стекла, которые тяжелым артиллерийным залпом вылетали из-за штор. Наконец освободившись от хватки невидимой руки, откашливаясь и задыхаясь от штукатурочной пыли, почти оглохшая от громкого звона в ушах, я осела на стул.

Мой затравленный взгляд метнулся к Приткину, однако тот был полностью обездвижен, чего нельзя было сказать об его арсенале. Но Луи-Сезар начал бормотать что-то себе по нос, отчего летящие предметы замедлились. Раф схватил два пузырька, зависшие перед его лицом и засунул их внутрь корзины, предварительно высыпав из нее на кафель композицию из высушенных цветов. Закрыв ее плетенной крышкой, он собрал остальные предметы из парящего арсенала и добавил их к своей коллекции. Я наблюдала как крышка поднимается и опадает под ударами пленников изо всех сил пытающихся вырваться на свободу. Один оставшийся, вне поля зрения остальных, пытался незаметно прокрасться ко мне, медленно перемещаясь по полу. Я уставилась на него, пытаясь определиться, какую нужно применить защиту, чтобы не разбить стекла и не окатить себя содержимым склянки, но браслет лучше меня знал способы борьбы с ней. Он потянул мою руку вверх и отправил нож, вдребезги разбивая пузырек. Крошечная фляжка с хлопком растворилась в воздухе, оставляя после себя лишь странный заплесневелый запах.

Голос Мирчи был спокойным, но от этого не менее внушительным:

— Отзовите их, маг, или я буду счастлив продемонстрировать кормление по старинке для вас.

Я поверила ему, но Приткин был более упрям, или более глуп. Дробовик, сам по себе взлетевший с пола, направил на меня дуло.

— Как будет угодно, но ваша демоническая шлюшка отправится со мной!

Луи-Сезар прыгнул к оружию и за секунду до выстрела резко дернул его вверх В результате в камине позади меня образовалась приличное отверстие. Дюймом влево, и я бы превратилась в еще большую чем голем, кучку частиц. Град из осколков кирпича и цемента присоединился к облаку пыли, и несколько кусочков на лету врезались в мою кожу. Я вскрикнула, и в следующую секунду комнату охватило нечто похожее на ураганный ветер. Через шторм пыли и обломков, которые кружились вокруг нас, я разглядела, как с Мирчи слетает маска беззаботности, и нечто дикое проступает в чертах его лица. Мне ранее приходилось видеть других вампиров без налета человечности, но ни один из них не был похож на него. Он был ужасен и красив одновременно, с сияющей алебастром кожей, клыками длиной в дюйм и глазами пылающими огненной лавой.

Ветер отбросил Приткина, с силой впечатывая его в стену, отчего на его лице появилось дикое выражение. С его зрением было все в порядке, и все же по его глазам было понятно, что он даже не догадывался, что скрывается под прекрасным фасадом. Он что думал, что члены Сената заслужили свои места благодаря благотворительности? Я была поражена, что этот мужчина дожил до сегодняшних дней.

— Кассандра — моя, — сказал ему Мирча голосом, который мог бы расплавить стакан. — Тронь ее снова и, плевать на Круг, я даю тебе слово, что ты всю оставшуюся вечность будешь молить о смерти.

— Мирча! — Луи-Сезар не сделал попытки коснуться его, но его голос рассекал шторм как кипяток залежи снега. — Пожалуйста! Ты знаешь ситуацию. Есть и другие методы вразумить его.

Ветер медленно стихал, а я дрожала от переизбытка адреналина. Несмотря на то, что Приткин вряд ли смог бы прорваться сквозь мощь Мирчи, удерживающую его распластанным по стене, я шла в его сторону на дрожащих ногах. Несколько струек крови стекали по моему лицу к вороту халата, но я не обращала на них внимания. По сравнению с Томасом я выглядела просто изумительно. Очень потрепанная версия моего прежнего соседа по комнате обыскивала Приткина. Запястье Томаса уже начало срастаться, сухожилия и связки, обновлялись прямо на моих глазах, но его лицо оставалось массой ошпаренной плоти, на которой функционирующим, по-моему, был только один глаз. Меня охватила дрожь от выражения его лица, которое ясно говорило, что единственной причиной, почему маг еще не мертв, является то, что Томас просто не определился со способом, который причинит максимальные страдания.

Я бросила взгляд на лицо Мирчи, но и ему было далеко до спокойствия. Мужчина, которого я знала, всегда был уравновешенным, почти нежным в моем присутствии, он рассказывал причудливые сказки и кошмарные анекдоты, любил наряжаться и не возражал до бесконечности играть в шашки с азартной одиннадцатилетней. Я не была до такой же степени наивной, как Приткин — я знала, что все намного сложнее, чем кажется. Мирча вырос при дворе, где убийство и жестокость были нормой повседневности, где его собственный отец продал двоих своих сыновей в угоду договору, согласно которому никто не гарантировал ему бережного отношения, и вероятней всего он закончил бы совою жизнь в ужасных мучениях, если бы одна цыганка не добралась до него раньше. Все это не располагало к излишкам сострадательности. Или все же была в нем некоторая мягкость? Откровенно говоря я уже не была в этом так уверена.