По воле ветра. Два удивительных путешествия к Северному полюсу: героя нашего времени и романтика викторианской эпохи - Дэвид Хемплеман-Адамс

на 2 октября, когда льдина раскололась прямо возле хижины, с огромным трудом построенной участниками экспедиции Андре, события развивались стремительно. 3 и 4 октября Стриндберг написал в своем альманахе лишь два слова: «Положение волнительное». Затем, 5 октября, он добавил еще три: «Перебрались на сушу». Они оказались на острове Белый. Спустя 86 дней со взлета с острова Датский Андре, Френкель и Стриндберг снова ступили на твердую землю. В их сердцах поселилась робкая надежда пережить грядущую зиму. Измученные и обмороженные, они тащили за собой тяжелое снаряжение, и когда полозья саней заскрежетали о камни и под ногами вместо ненадежного и опасного льда оказалась суша, путешественники воспряли духом.

Но положение их было безнадежным. Остров Белый, покрытый крупным гравием и льдом и скованный вечной мерзлотой, не имел естественных укрытий и не давал возможности построить теплое и безопасное подземное убежище. Тем не менее 6 октября путешественники в метель вышли на разведку, чтобы изу-чить лишенный растительности и открытый всем ветрам остров. Радуясь новому шансу на выживание, они забрались на ледник в центре острова и пережили очередное крушение надежд. Вокруг не было ничего, кроме моря и льда.

– Нам придется провести здесь зиму, – сказал Андре Френкелю и Стриндбергу. – Только так у нас появится шанс выжить.

На следующий день Стриндберг написал в своем альманахе одно слово: «Переезжаем». Чуть в стороне от места высадки на остров Белый они обнаружили несколько низких скал, стоящих на небольшой возвышенности. Укрытие они давали слабое, но Андре объявил, что именно там путешественники разобьют лагерь, который назвал «Местечком Мины Андре» – в честь любимой матери Вильгельмины, родившейся в этот день. Затем мужчины установили палатку и приготовили обед из медвежьего и тюленьего мяса, которое сложили в лодку после того, как спасли провизию с расколовшейся льдины. Над ними переливалось северное сияние, струящееся по небу зелеными и пурпурными реками.

В следующие несколько дней они передвинули сани и лодку выше, ближе к лагерю, после чего сняли с них груз и разложили вещи возле палатки. На обледенелом берегу они собрали китовый ус и коряги, которые сложили в кучи. Затем они построили надежное укрытие от непрестанных снегопадов и ветров: западную стену они соорудили из китового уса, а северную и восточную – из коряг, в то время как роль южной выполняла скала. Чтобы сделать крышу, на каркас из дерева и китового уса натянули палатку и остатки аэростатной ткани, которые закрепили у земли с помощью снаряжения, снятого с саней. Наконец-то путешественники, проведшие несколько месяцев в тесной палатке, смогли улечься с относительным комфортом. Укрытие было во много раз просторнее палатки, а вдоль каменной стены тянулся уступ, который подходил для ночного отдыха. Кроме того, укрытие спасало от непогоды. Если узкий вход в северо-восточном углу был наглухо закрыт, а примус работал на полную, внутри становилось довольно тепло и уютно.

После трех месяцев тяжелой физической работы на льду путешественникам было чрезвычайно приятно дать отдых измученным телам и попробовать залечить свои травмы. Им нужно было лишь охранять свои запасы продовольствия и разумно расходовать топливо, но, судя по всему, отдохнуть и восстановиться исследователи не смогли. Десять дней никто из них ничего не писал в своих дневниках. 17 октября Стриндберг сделал последнюю запись: «Дома в 7:05 утра». После этого воцарилась тишина.

В один из следующих дней – возможно, даже пару недель спустя – Стриндберг вышел из укрытия за продуктами для следующего приема пищи. Страдая от симптомов трихинеллеза, которым он заразился, когда ел сырое медвежье мясо, и дрожа крупной дрожью от холода, Стриндберг остановился, пошатнувшись под напором ледяного северного ветра. Шерстяной свитер, рубашка и куртка не могли защитить его от ветра, который проносился по сотням километров полярного пакового льда, прежде чем достигнуть пустынного берега острова Белый. Примерно в 3 м к западу от укрытия Стриндберг обнаружил тушу одного из тюленей, которого Андре подстрелил, пока они дрейфовали на льдине возле острова. Срезанное с туши тюленье мясо не слишком отличалось на вид от того, которым они питались ранее: жир под толстой шкурой замерз на морозе, но мясо оставалось сочным – правда, было уже не розовым, как свежее, а серым. Других признаков испорченности при этом не наблюдалось.

Стриндберг срезал с туши несколько килограммов мяса и вернулся к товарищам, прикрыв мясо курткой, чтобы оно не успело замерзнуть. В укрытии он принялся готовить обед. Держа тупой нож в поврежденной и распухшей от трихинеллеза руке, он мелко порезал одни подмерзшие куски, чтобы сварить из них суп, а другие подготовил к жарке.

Попытавшись разжечь примус, Стриндберг обнаружил, что он опять перестал работать – прямо как в тот раз, когда ему пришлось готовить еду на свечах из ворвани.

– Похоже, сегодня приготовить обед не получится. Как думаете, каков тюлень на вкус в сыром виде? – спросил он у Френкеля и Андре и положил в рот маленький кусочек полуоттаявшего мяса. – В отличие от медвежатины, сырым мы его не ели. Может, это настоящий деликатес?

Он тотчас получил ответ на свой вопрос. В сыром виде тюленье мясо было еще противнее, чем в приготовленном, даже хуже медвежьего. Стриндберг ощутил гадкий вкус тухлятины – кусок был совсем маленьким, но достаточно пропитался рыбьим жиром, чтобы смазать язык, небо и горло.

– А-а-а! – вскрикнул Стриндберг, закашлялся и выплюнул мясо. – О чем я думал? Тюлени едят одну рыбу. На вкус как рыбный рынок, где несколько месяцев не убирались.

Пока Френкель чинил одежду и смазывал карабин, Андре возился с примусом. В конце концов на плитке загорелся коптящий и дымящий огонек. Его оказалось достаточно, чтобы Стриндберг приготовил обед, но суп, который несколько часов варился на медленном огне, так и остался чуть теплым. Стриндберг постарался приготовить стейки, но внутри они немного не прожарились. Путешественники запили пищу бутылкой вина.

После обеда они около часа беседовали, пока Стриндберг, который жаловался на тошноту и тяжесть в веках, не предложил лечь спать. Как и каждую ночь на протяжении трех месяцев, путешественники вместе забрались в общий спальный мешок и легли бок о бок, по-солдатски, на скалистом уступе в задней части укрытия, пока ветер трепал главную стену, отчего палаточный брезент и шелковая аэростатная ткань натягивались на каркасе из китового уса и коряг.

Впервые с прибытия на остров Белый Стриндбергу не было холодно. Он потел, его мучила жажда, у него болело горло. Пока Андре и Френкель пытались заснуть, Стриндбергу стало хуже. Он ворочался в спальном мешке. Он сказал, что у него болят все мышцы и кости, а говорить ему