Таинственный след - Кемель Токаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кузьменко засомневался — стоит ли? Труп налицо. Сгорел однорукий. Есть и свидетели. Дело и так сложное. Зачем же запутывать его еще больше? Но все же поднял трубку:
— Ну что ж, будем искать святого духа.
Насир рассмеялся:
— Если надо, будем гоняться и за призраками, Петр Петрович!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
— Ты, я вижу, совсем еще молодой, а слова у тебя, что иглы острые. Я тебе в отцы гожусь. Ну что ты меня пытаешь, обвиняешь в смертных грехах, которые мне вовсе и не снились? За что мне передали пятьсот рублей, спрашиваешь? А что это за деньги такие даровые? В жизни еще ничего подобного не видел и в руках не держал. Петрушкина не знаю. У меня сын взрослый, как ты, семья, дети. Что же вы мою седую голову перед ними на посмешище хотите выставить? — Тюнин выдавил скупую слезу. — У тебя есть будущее, надежды, все! А у меня ничего не осталось. Доскрипеть бы что положено. Отпусти меня, прошу тебя!
Талгат уже второй раз вызывал Тюнина и допрашивал его. Киоскер все отрицает, не хочет признать ничего. Первые его показания были записаны на магнитофонную ленту. Сегодня он повторяет то же самое.
— Конечно, сила на твоей стороне, власть у тебя. Может, и кулаки в ход пустите, чтобы своего добиться? Но моя совесть чиста. Ваш сфабрикованный протокол я не подпишу.
— Гражданин Тюнин, я же не придумываю сам протоколы. Ваши ответы записаны слово в слово. Вот что вы говорили, послушайте, — Майлыбаев включил магнитофон, и Тюнин услышал свой голос. — Или вы пытались ввести следствие в заблуждение?
— Что вы? — замялся Тюнин. — Я говорю лишь то, что знаю.
— Вы только что говорили, что у вас есть взрослый сын. Как его зовут? Где он работает?
— Мальчик от первой жены. После развода он остался у матери, я платил алименты. Сейчас он где-то в Сибири прорабом работает. Вторая жена у меня ревнивая очень, если о сыне хоть слово услышит, сразу начинает кричать, что я и сейчас с его матерью связь поддерживаю. А годы у нас уже немалые. Старому человеку покой дорог.
— Вы пятьсот рублей у Петрушкина ради покоя взяли?
— Ты меня зря не пугай. Не думай, что на крючок твой поймаюсь. Нехорошо ты поступаешь.
— Вы не хотите отвечать на мой вопрос?
— На клевету у меня нет ответа.
— Гражданин Тюнин, значит, вы утверждаете, что не знакомы с Петрушкиным?
— Я такого человека не знаю.
Талгат позвонил. Вошел старшина.
— Пригласите свидетеля Танатарова!
Вошел Хаким. Он посмотрел на съежившегося Тюнина, потом на Талгата. Где-то он уже видел этого парня. Да, конечно, это тот самый, что перед гостиницей встретился, курить еще не умел. Рядом с ним была тогда совсем юная девушка. Когда парень покупал газеты, девушка сидела на скамейке...
Талгат понял, что Хаким узнал его, но не подал вида.
— Танатаров, вы знаете этого гражданина?
Хаким повернулся к киоскеру.
— Я его хорошо не знаю, но один раз встречался.
— Где и при каких обстоятельствах произошла встреча?
— Я этого субъекта не знаю. Пусть не врет! — крикнул Тюнин.
— Спокойно, гражданин Тюнин! — прикрикнул Талгат и, обратившись к Хакиму, сказал: — Продолжайте!
Хаким Танатаров подробно рассказал обо всем, что уже было известно Талгату.
— Когда я передал ему деньги, этот киоскер и говорит: «Передай Петрушкину, пусть будет осторожен. За ним следит милиция».
— Хватит! Довольно! Я сам все расскажу! — И Тюнин зло взглянул на Хакима, а когда тот выходил, он буркнул себе под нос: «Сука! Грязная сволочь!» Хаким резко обернулся. Увидев, что Талгат встал с места, он молча вышел.
— Говорите, гражданин Тюнин, я вас слушаю.
— Простите, гражданин следователь. Я и в самом деле знал Петрушкина. Но он человек темный, я всегда боялся, что меня впутают в какую-нибудь страшную беду...
— Как вы с ним познакомились?
— С Петрушкиным я познакомился на «хитром» базаре — за мясом ходил. Я пришел туда в самый разгар торговли. Прямо посреди базара стоит пивнушка. Я купил мяса и зашел выпить кружку пива. Народу там было полно. У самого окошечка стоял однорукий человек. Я попросил его взять пива и мне, дал ему денег на две кружки. Когда он взял пиво, то как-то само собой получилось, что мы оказались вместе. Взяли потом бутылочку. Выпили. Познакомились. Он тогда только строил тот свой большой дом, жаловался, что денег на шифер не хватает. Я занял ему пятьсот рублей. Потом он стал оттягивать время, отдавать не спешил.
— Танатаров принес вам эти деньги. За что же вы его сволочью назвали?
— Это очень плохо, когда в денежные дела вмешивают постороннего.
— Ваше знакомство с Петрушкиным и долг в пятьсот рублей — это выдумка.
— Мне больше нечего сказать. Я виноват, что помог человеку?
— Вы говорите о том доме Петрушкина, который сгорел?
По лицу Тюнина прошла усмешка. Он посмотрел прямо на Талгата.
— Так у этого несчастного сгорел дом? Это для меня новость. Не везет бедняге.
— Почему же Петрушкин не вернул вам деньги сам, а передал их через Танатарова?
— Этого и я не понимаю. Спросите у него самого, — Тюнин искоса, украдкой наблюдал за выражением лица следователя. Талгат спокойно ответил:
— Петрушкин находится сейчас в больнице.
— А что с ним случилось? Он жив?
— Уже поправляется. На днях устроим вам встречу. Смотрите, как бы вам трудно потом не пришлось.
Кузьменко и Насир в соседней комнате, включив динамик, слушали показания Тюнина. Когда Талгат сказал Тюнину о том, что дом Петрушкина сгорел, они были недовольны, считая, что тот совершает ошибку. Объяснили это неопытностью. Но потом поняли, что Талгат опередил Тюнина, который непременно потребовал бы очной ставки с Петрушкиным.
Талгат встал с места.
— Хорошо, поверим вашему рассказу. Но почему вы, получая долг, просили предупредить Петрушкина, что милиция напала на его след? Судя по всему, на совести Петрушкина есть какое-то преступление. А вы знаете и скрываете.
— Гражданин следователь, я о его преступлении ничего не знаю.
— Может быть, он знает что-нибудь про ваши дела?
— Бросьте, я-то что сделал?
— Об этом лучше расскажите сами.
— Я честный человек.
— Скрыть преступление — значит стать его соучастником. Если вы это забыли, то напоминаю. Раньше вы работали в аптеке, так? И тайно изготовляли и сбывали таблетки, прерывающие беременность. Хотели нажиться на этом. Однажды женщина, купившая у вас «лекарство», скончалась. Тогда, к сожалению, не удалось установить, что таблетки она получила от вас.
Тюнин погладил свои колени:
— Я никому не давал ядов. Те таблетки, что я готовил и продавал, совершенно безвредные.
— Вы, по существу, убили человека. И теперь снова совершаете преступление.
— Петрушкин, узнав, что я работаю в аптеке, попросил меня достать кое-какие лекарства...
— И поэтому вы решили любезно предупредить Петрушкина, что милиция напала на его след? Послушайте, Тюнин, и у лжи есть границы. Сначала вы долг выдумали, а теперь приплели и аптеку. Нет, не для этого вы ему были нужны.
— Если я скажу все, меня простят?
— Это решит суд.
— Гражданин следователь, я верю в гуманность и справедливость советского закона. Я думаю, что суд учтет мое чистосердечное признание. Я же вам говорил перед этим, что все мои несчастья начались с этого «хитрого» базара. Выпив водки и пива, мы с Петрушкиным пошли к нему домой. Старуха у него была женщина смирная. Посидели у него немного. Под конец Петрушкин сказал, что ему очень нужно лекарство, которое сразу усыпляет, если его понюхать. Я согласился достать ему. Он развеселился и сунул мне в карман пачку денег, сказав при этом: «Пригодятся, возьми на молочишко». Дома я стал считать деньги — ровно тысяча рублей. На следующий день Петрушкин пришел ко мне на работу. Я испугался, что он станет требовать свои деньги обратно — мало ли чего не сделает человек по пьянке? Но он даже не заикнулся о деньгах. Просто спросил, когда будет готово лекарство. Однажды он пригласил меня погулять за город. За выпивкой он сказал мне: «Ну, спасибо тебе, купец! С твоей помощью я избавился от старухи». «Что ты говоришь? Как?!» — испугался я. А он меня стал успокаивать: «Да ты не бойся! Никто ничего не узнает. Она глубоко запрятана. Она в последнее время стала строптивой и злоязычной, угрожает мне». И он странно так засмеялся. Мне захотелось бросить ему в лицо проклятые деньги и бежать прочь. Но бежать было уже поздно, убийство было и на мне. И еще... я уже боялся его. Думаю, старуху не воскресишь, а нам надо жить. После этого я долгое время не видел Петрушкина. Хотелось забыть совсем, что на свете вообще существует такой человек. Когда неизвестный человек оставил мне две пачки сигарет, я не думал, что придет за ними Петрушкин.
— А там в самом деле сигареты были?
— В одной пачке был зеленоватый порошок, похожий на купорос. Во второй пачке были сигареты.
— Почему вы это скрыли на первом допросе?