Пятый постулат - Кира Измайлова

— Да-а… — протянул Весь, потом наклонился к ее уху и шепнул: — А теперь, Маша… не сдерживайся!

Пока она собиралась спросить, что он имел в виду, на спину ей, вдоль позвоночника, потекло что-то холодное, вязкое, и от неожиданности Маша взвизгнула.

— Вот так, отлично! — одобрил Весь и легким движением ладоней разогнал по ее спине непонятную жидкость. Запахло чем-то пряным, Маша скосила глаза на ползущую по плечу каплю и сообразила, что это, похоже, душистое масло, каким тут богатые модницы умащают кожу.

А вот потом, ей стало совсем не до раздумий, потому что Весь взялся за дело: начал с плеч, спустился ниже — пальцы у него были очень сильные, и Маша начала сперва поскуливать, а потом и вовсе стонать, когда он делал ей больно.

— Ох и беда у тебя со спиной, — тихо произнес Весь, когда Маша застонала особенно громко. — Тяжести таскала, что ли? Ну точно… общевисты, тоже…

— А будто крестьянки тяжести не таскают! — пропыхтела Маша, но тут же снова испустила протяжный стон.

— За дверью борются за место у замочной скважины, — сказал Весь. — Но я ее предусмотрительно заткнул… Ты не стесняйся, Маша, с непривычки это всегда больно, зато потом будешь, как новая!

Он ткнул куда-то пальцем, и Маша взвыла в голос…

Глава 25. Плоды обмана

У девицы, против ожидания, оказалась очень приятная на ощупь кожа, гладкая, будто у придворной красавицы. Да и… округлости недурны, если присмотреться. Правда, присматриваться было особенно некогда, дело требовало сосредоточенности: этому будущего жреца тоже обучали, вместе с воинским искусством — иногда нет времени на долгий сон, на отдых, а если тебе кто-то вот так разомнет кости, проспишь пару часов и вскочишь бодрым! Опять же, женщинам это нравится… Полезное, словом, умение.

Правда, чтобы подслушивающим не показалось подозрительным, что девица стонет, а он молчит, будто воды в рот набрал, Весьямиэль периодически тоже испускал стоны и вскрикивал. Для него это проблем не составляло — актерских способностей ему было не занимать, и пользовался он ими широко. Правда, Маша, в первый раз услыхав, как он издал громкий стон, дернулась, инстинктивно пытаясь вырваться. Дурочка, видно, решила, что он намерен надругаться над юной общевисткой!

Весьямиэль усмехнулся иронически, прекрасно понимая, что если б он в самом деле решил сейчас ее соблазнить, то Маша мало что могла бы ему противопоставить.

— Довольно, — решил он, не удержался и шлепнул Машу по приятной округлости. Та даже не возмутилась, уже и стонать не могла, с непривычки-то. — Вставай, вон тебе сорочку ночную притащили, надевай — и спать…

Маша села, машинально прикрываясь руками, потянула к себе сорочку, натянула, старательно отворачиваясь, и только потом взглянула на Весьямиэля.

— А это — для надёжности, — не удержался он и, взяв Машу за подбородок, впечатал ей крепкий поцелуй. За что мгновенно и огреб полновесную общевистскую оплеуху! По счастью, Маша слегка промахнулась, от неожиданности, наверно, а он успел отклониться, иначе ходить бы ему со сломанным носом. — Ага, значит, жива! А то я уж было засомневался…

— Нельзя тебе верить! — горько сказала Маша, забралась под одеяло, носом к стенке, и засопела.

— И это вместо спасибо, — хмыкнул Весьямиэль. Сам он спать не собирался, следовало кое-что обдумать…

Гостя не беспокоили, так что на рассвете Весьямиэль решил всё же вздремнуть, а к полудню был уже при полном параде: извлек из сундука лучший свой костюм, тот, в котором явился в этот мир, переоделся, причесался с особым тщанием, благо в комнате имелось все необходимое. Потом разбудил Машу. Та никак не желала просыпаться, цеплялась за подушку и бормотала что-то о вредной напарнице, которая план недовыполняет, а ей, Маше, вкалывать за двоих, что ли?..

— Подъем! — гаркнул Весьямиэль ей в ухо. — На работу пора!

Маша подскочила, как ошпаренная, дико взглянула на него, потом сообразила, где находится, и нахмурилась.

— Я иду знакомиться с местными достопримечательностями, — сообщил он спокойно. — Ты пока сиди тут, на глаза эльфам не лезь и, умоляю, не надо нести им свет истины! Я прикажу, чтобы тебе принесли поесть и… да, какое-нибудь платье поприличнее. Все-таки, — он не удержался от ухмылки, — ты моя любовница!

— Глупость и пошлость! — сказала Маша сурово.

— Объективная реальность, — поправил Весьямиэль и вышел.

Поймал в коридоре первую попавшуюся служаночку (вроде бы вчерашнюю), приказал позаботиться о Маше, — та кивнула, заверила «высокородного эльфа», что все исполнит в лучшем виде, — а сам отправился дальше.

Препятствий ему не чинили, — кто посмеет? — и Весьямиэль спокойно смог оглядеть окрестности. Как он и ожидал, домов оказалось не так уж много, все деревянные, конечно, как и дворец, почти все так же заплетены вьющимися растениями. И, если присмотреться, видно, что многие требуют ремонта… На полях кто-то копошится, видимо, низшие эльфы, вроде бы людей на работу не нанимают. В целом картина умиротворяющая: всё зелено, всё в цвету, деловито гудят пчелы, заливаются птицы — красота! Вот только Весьямиэль помнил иллюстрации в старинных книгах, помнил, как выглядели настоящие эльфийские крепости: пусть деревянные, но дерево это было тверже камня, их маги такое умели. Высоченные, неприступные замки, окруженные рвами и ловушками… Там, за прочными стенами, зеленели сады, прогуливались прекрасные эльфийки, но вот снаружи… Снаружи чаще всего кипели войны. Отчего-то мирных эльфов, что живут в лесах и довольствуются дарами природы, щедры и ласковы со всеми, летописи не упоминали, такие встречались только в сказках, да и то им никто не верил… Здесь крепостных стен не было, только шелестел Запретный лес. А вот память крови из эльфов так просто не вытравить, и ожидать от них можно чего угодно!

— Благородный Весьямиэль, доволен ли ты нашим гостеприимством? — спросили сзади, и он, развернувшись, учтиво поклонился.

— Твоё гостеприимство, о Повелитель, выше всяческих похвал, — произнес он. — Благодарю тебя.

Взгляд Гадэля почему-то остановился на его камзоле, там, где был вышит герб рода зи-Нас'Туэрже. Казалось, эльф что-то напряженно обдумывает.

— Надеюсь, ты достаточно отдохнул, чтобы поведать нам о своих странствиях? — осведомился наконец Повелитель. — Если так, прошу, пройдем в беседку, нам подадут прохладительные напитки, и ты сможешь удовлетворить наше любопытство!

— С превеликим удовольствием, — улыбнулся Весьямиэль.

Разумеется, Оливьель тоже оказалась тут, густая растительность, завившая беседку, отбрасывала зеленоватую тень на ее надменное лицо. Нет, не тень, присмотревшись, понял Весьямиэль. Кожа эльфийки действительно отливала зеленью, и у Повелителя, если присмотреться, тоже. «Ого! — усмехнулся про себя Весьямиэль. — Мне повезло! Встретить наивысших из высших светлых эльфов — это ли не честь для смертного?»

Среди светлых эльфов имелось немало разных семейств, но одно пользовалось набольшим почетом и уважением: то, что вело свой род от Великого Древа, как считали эльфы, и были благословлены им. Именно поэтому их кожа была зеленоватой — благородная зеленая кровь, сок Великого Древа тёк в их жилах! Весьямиэль слышал, их осталось не так уж много…

Повелитель расспрашивал, а он отвечал. В общем-то, не приходилось даже слишком много лгать: в мирах, где правили эльфы, бушевали те же страсти, что и в людских, а потому Весьямиэль говорил о придворных интригах, заговорах, предательствах и войнах, отмечая, каким завистливым и горестным огоньком начинают гореть глаза Повелителя — он-то был лишен всего этого уже очень и очень давно! Да и Оливьель приметно загрустила, слушая об императрице и ее фаворитах, балах, охотах и прочих придворных развлечениях… И пускай бы грустила, лишь бы не пыталась проверить снова, был он близок с Машей или нет! Пока вроде бы она таких попыток не предпринимала.

— Скажи, благородный Весьямиэль, — произнес вдруг Повелитель, — этот знак на твоей груди, что он означает?

— Это герб моего рода, о Повелитель, — пояснил тот. Чем, интересно, он заинтересовал Гадэля?

— Удивительный герб, — проговорила Оливьель. — Что он означает?

— С ним связана легенда, — улыбнулся Весьямиэль. — Когда-то на гербе моего рода была изображена одна лишь змея, как символ мудрости, жестокости и хитрости, и, должен сказать, предки мои вполне соответствовали выбранному знаку. Один из древних моих прародителей был близким другом императора. Однажды на пиру он заподозрил неладное — слишком странно вел себя еще один приближенный, и когда император поднял чашу, чтобы осушить ее до дна, как полагается по обычаю, открывая пир, мой предок выбил ее у него из рук. Его едва не обезглавили на месте, но император был мудр, он унял гнев и выслушал друга. И когда проверили, что же было в чаше, оказалось, что в вине содержался смертельный яд, поднесенный тем, другим приближенным. Поэтому, — закончил Весьямиэль, — обезглавили его, а предку моему император в знак благодарности пожаловал добавление к гербу — чашу. Теперь змея обвивает чашу, тем самым показывая, что она всегда настороже и заметит отраву.