Однажды разбитое сердце - Стефани Гарбер

нуждался в отдыхе: она не думала, что он вообще спал в ту ночь, когда ее отравили. Должно быть, он был измотан еще до посещения мавзолея.

И, возможно, ей лучше позволить ему отдохнуть. Эванджелина сомневалась, что с энтузиазмом воспримет ее план.

Эванджелина знала, что он не хотел бы, чтобы она возвращалась в Волчью Усадьбу, и, вероятно, не стал бы доверять ее зелью. Хотя она гордилась своей работой. Землю она соскребла со своих сапог. Воду получила, собрав снег с улицы и растопив его у камина. Раздробленные кости мертвецов оказались непростой задачей. В кабинете Джекса она не обнаружила никаких скелетов, но нашла мертвого паука. Что касается крови, Эванджелина подумывала позаимствовать несколько капель у Джекса, поскольку он явно обладал мощной магией. Но Джекс был так далек от честности, что Эванджелина засомневалась, не принесет ли его магическая кровь больше вреда, чем пользы. Она решила, что ее кровь должна подойти. Она достаточно хорошо справлялась с открытием замков и, как надеялась Эванджелина, поможет снять заклинание.

После этого она перелила получившуюся смесь в один из флаконов «Фантастических душистых вод Фортуны», надеясь, что напиток окажется для Тиберия таким же соблазнительным, как и для нее. Затем завернула флакон в бумагу.

Теперь ей оставалось только написать Джексу записку.

Эванджелина не знала, почему она подписалась именно так. Она почувствовала себя глупо, как только сделала это. Но ей не хотелось тратить время на переписывание.

Может быть, если ей очень повезет, Джекс никогда не увидит записку. Если все пройдет как задумано, она войдет и выйдет из Волчьей Усадьбы еще до того, как Джекс проснется. Эванджелина едва не рассмеялась при мысли, что все пройдет согласно плану. Но оставался шанс, что так и случится.

План был прост.

Она проникнет в Волчью Усадьбу через те же потайные ходы, через которые выбиралась на встречу с Джексом. Затем оставит противоядие от любовного зелья в покоях Тиберия, где он обязательно найдет его и, если повезет, захочет выпить.

Если противоядие сработает, Тиберий исцелится, и коварство Марисоль раскроется перед ним, как и перед Люком.

Если противоядие не подействует, это докажет невиновность Марисоль, а убийца по-прежнему будет на свободе.

А если Эванджелину поймают во время доставки противоядия, то убийцу никогда не найдут – потому что в убийстве обвинят ее.

49

Эванджелина не была напугана. Она была в ужасе. Прерывистое дыхание дрожащими облачками белого пара срывалось с ее губ, когда она добралась окраины Волчьей Усадьбы и взглянула на ее белоснежные камни и остроконечные крыши башен. В течение одного леденящего душу мгновения Эванджелина не могла пошевелиться. Все тело напряглось от воспоминаний об Аполлоне. Как он взобрался по этим стенам, чтобы попасть в ее покои, а затем обнимал всю ночь. Она все еще видела его широкую улыбку в день их свадьбы и боль от разбитого сердца в ту ночь, когда умер.

Выдохнув еще одно облачко белого пара, она заставила свои ноги двигаться.

Шаг.

Вдох.

Пригнуться.

Подбежать к потайной двери.

Уколоть палец.

Открыть дверь.

Войти.

Она старалась шаг за шагом продвигаться вперед и не думать о том, что коридоры Волчьей Усадьбы оказались шире и светлее, чем она помнила, и что любой, кто войдет внутрь, обязательно заметит ее, мечущуюся по сторонам, точно запуганная мышь. К счастью, большинство обитателей Волчьей Усадьбы в данный момент наслаждались вечерней трапезой, и ей нужно было, чтобы так продолжалось и дальше.

Эванджелина почти приблизилась к своей старой спальне, рядом с бывшей комнатой Тиберия, отчаянно надеясь, что он использовал сейчас те же самые покои.

Ее ладони стали влажными от пота, из-за чего было трудно снять перчатку и обнажить пальцы, когда она добралась до двери, которую нужно было открыть.

Еще одна капля крови.

Еще один отпертый замок.

Еще один маленький всплеск радости победы, когда она ступила в затемненную комнату. Огонь в камине погас, свечи не горели, но она уловила ароматы дыма, мускуса и мыла, что подсказало о том, что здесь кто-то жил.

Когда глаза привыкли к полумраку, Эванджелина смогла разглядеть громоздкие очертания кровати. Она надеялась найти рядом с ней тумбочку, что-то, что Тиберий обязательно увидит перед сном. Но там не было ничего.

Она вынуждена была обойтись или низким столиком в жилой зоне, где стояла вереница бутылок с ликером, или туалетным столиком. Если бы речь шла об Аполлоне, она бы выбрала столик. Но в случае Тиберия стол, где он хранил свои напитки, подходил лучше всего.

Ее руки дрожали, пока она разворачивала флакон со вкусом любопытства. Затем быстро поставила его на стол и выскочила из комнаты прежде, чем у нее возникло искушение выпить его.

Все это заняло меньше минуты. Она была напугана и действовала быстро, но недостаточно. Эванджелина услышала шаги, как только оказалась в слишком ярко освещенном коридоре.

И тут она увидела ее. Марисоль.

Эванджелина испытала почти детский испуг, как будто перед ней стояло чудовище, а не девушка ее возраста.

Повернув за угол, Марисоль что-то рассматривала в своих руках, на ее щеках горел красивый румянец, а заплетенные в косы светло-каштановые волосы поблескивали в свете факелов. Ее платье было цвета тканого золота. Верхняя юбка заканчивалась замысловатым шлейфом, а позолоченные ленты перекрещивались на лифе, сочетаясь с лентами в ее косах и браслетами на манжетах, украшавшими ее руки изысканным узорчатым орнаментом. Она уже выглядела как принцесса.

Бежать.

Уходить.

Убираться подальше.

Сотни вариантов одной и той же мысли пронеслись в голове Эванджелины. Если она побежит, то может опередить Марисоль. Прелестное платье сводной сестры со шлейфом принцессы не предназначалось для бега.

Но Эванджелина двигалась недостаточно быстро. В тот момент, когда Эванджелина, застыв в нерешительности, рассматривала наслаждающуюся своим счастьем Марисоль, вместо того чтобы бежать, Марисоль подняла голову.

– Эванджелина?

Ей казалось, что коридор был длинным, но, очевидно, это было не так. В мгновение ока Марисоль оказалась рядом, обнимая Эванджелину так, словно их объединяло кровное родство, а не предательство. Сводная сестра, казалось, даже не заметила, как напряглась Эванджелина, как напряглось все ее тело вплоть до ее сжатых в кулаки рук.

– Я так рада, что ты в порядке, – воскликнула Марисоль. – Я ужасно волновалась, но мы не можем говорить здесь. – Марисоль отпустила Эванджелину, чтобы открыть дверь в бывшие покои Эванджелины. – Быстрее! Моя стража прямо за углом.

Марисоль отчаянно замахала худенькой рукой, и из ее прически выпала прядь волос. Если она действительно играла, то это было безупречное