Гавань измены - Патрик О'Брайан

— Доктор Мэтьюрин? — спросил адмирал.

— Мне кажется, сэр, — сказал Стивен, — что налицо некоторое неправильное понимание моей роли. Да, у меня есть определенные знания о политической ситуации в Испании и Каталонии, и я обеспечивал ваших предшественников и Адмиралтейство подробными сообщениями, которые они ценили. На этом моя компетенция заканчивается. И позвольте заметить, что я всегда давал рекомендации или советы добровольно, это ни в коей мере не является частью моих служебных обязанностей.

— Так я всегда и считал, — ответил адмирал.

— Но как бы то ни было, — продолжил Стивен после паузы, — мне посчастливилось близко знать бывшего советника главнокомандующего по разведке, покойного мистера Уотерхауса, мы часто обсуждали теорию и практику получения информации и лишения этой возможности врага. Он был человек с огромным опытом, а поскольку правила контрразведки редко доверяют бумаге, я мог бы подытожить его рекомендации.

— Прошу, ради Бога, — сказал сэр Фрэнсис. — Я знаю, что адмирал Торнтон ему доверял.

Но Стивен не проговорил и пяти минут, поскольку адмирал снова вскочил и поспешил прочь. Но на этот раз он не вернулся. После значительного ожидания вошел его вестовой и переговорил с мистером Ярроу, который послал за флагманским врачом и объявил о завершении совещания.

— Я надеюсь, что мы вместе отобедаем у губернатора, — обратился Рэй к Стивену, когда они стояли на квартердеке «Каледонии». — Позвольте сопроводить вас на берег? Но возможно, пока еще слишком рано: наверняка вам лучше вернуться на корабль. Сэр Хильдебранд еще не скоро будет обедать.

— Вовсе нет. Я с радостью сойду на берег. Монахи из монастыря Святого Симона сегодня исполняют службы шестого и девятого часа вместе, и я собираюсь их послушать.

— Вот как? Мне доставит большое удовольствие пойти с вами, если позволите. Я был так занят этими жалкими расследованиями, что едва мог посещать службу в последние две недели.

— Жалкие расследования, — повторил Рэй, когда они вышли из полутемной церкви святого Симона на яркое солнце. — Я собирался вам рассказать о некоторых подозрениях, которые пришли мне на ум... Некоторых странных людях — здесь абсолютно некому доверять, munera navium saevos inlaqueant duces [42], знаете ли — но после этой чистой глубокой музыки у меня душа к этому совсем не лежит. Пройдемте в беседку, пока не пришло время обедать?

— Было бы чудесно, — ответил Стивен.

И действительно: сидеть в зеленой тени, пока легкий ветерок остужал дневную жару, а они попивали холодный кофе. И дело не в том, что Рэй старался его обаять, но человек, с бескорыстным интересом говорящий на темы, в которых хорошо разбирался — а Рэй обладал удивительными познаниями в современной и античной музыке — вряд ли может показаться неприятным собеседником тому, у кого схожие вкусы.

Но не во всем их вкусы совпадали: спрятавшись за стеклами зеленых очков, Стивен наблюдал за Рэем, когда молодой и красивый юноша-слуга вышел из дома и принес напитки, сигары, свечи, а затем еще раз ненужные свечи, и у Стивена сложилось впечатление, что второй секретарь, возможно, содомит, или из тех, кто, как Гораций, пристрастен к обоим полам. У Стивена это не вызвало сильного возмущения, вообще никакого.

Ему нравился Гораций, а поскольку Стивен обладал обычной средиземноморской терпимостью, то ему нравились и другие мужчины с таким же эклектическими наклонностями. Тем не менее, Рэй выглядел слегка напряженно: как только они отошли от темы музыки, он слегка занервничал, потребовав еще кофе и сигар до того как прикончили те, что принесли им ранее – был не в себе.

— Боюсь, что вынужден вас покинуть, — наконец сказал Стивен. — Нужно вернуться в отель и кинуть пару монет в карман.

— Пожалуй, нам обоим пора, — согласился Рэй. — Что касается денег, у меня с собой достаточно — пять фунтов как минимум.

— Вы очень добры, – добавил Стивен. – Но я подразумеваю сумму поболее. Я слышал, что во дворце играют по очень высоким ставкам, а с тех пор как мой банкир сказал, что Крез по сравнению со мной просто бедняк, по крайней мере в этом квартале, я намереваюсь часок или около того предаваться моему любимому греху Рэй взглянул на него, но не смог понять, действительно ли он говорит всерьёз: Стивен Мэтьюрин совсем не походил на азартного игрока, но его слова были правдой — время от времени он любил играть, и играть на пределе своих финансовых возможностей. Это было большой слабостью, Стивен знал это, но держал под контролем; а поскольку он провел долгое время в испанской тюрьме в той же камере, что и богатый карточный шулер (не приговоренный к гарроте за шулерство, поскольку его так и не раскрыли, но получивший срок за изнасилование), то весьма маловероятно, что его смогут обыграть.

Они шли некоторое время молча.

— Вы и Обри остановились у Карлотты, не так ли? — вдруг спросил Рэй.

— У Сирла, если быть точным.

— Тогда вынужден покинуть вас, здесь мне направо, а вам прямо.

Они разошлись, но ненадолго. На обеде Рэй и Стивен сидели довольно близко друг к другу. А поскольку сосед справа от Стивена, мистер Саммерхейс, оказался так слаб, что «поплыл» уже после второго бокала кларета, а немецкий офицер по левую руку не говорил на английском, французском или латыни, то у Стивена оказалось много времени, чтобы понаблюдать за ним. Рэй хорошо ладил с собравшимися на обеде — был умным и интересным. Может, ему и не хватало важности и значительности, и для политики его несомненные способности подходили лучше, чем для государевой службы, и однозначно лучше, чем для разведки, но, несомненно, Рэй мог поладить как с весьма начитанным секретарем по финансам, так и с грубым начальником военной полиции.

Когда обед закончился, большинство гостей — все мужчины, основная часть высокопоставленных военных и гражданских Валлетты — перешли в игорный зал, и здесь Стивен увидел знакомого ботаника и присоединился к нему. Несколько серьёзных джентльменов уже сидели за интеллектуальным вистом, но большинство собралось вокруг стола для игры в кости, где лично сэр Хильдебранд держал банк. Стивен немного понаблюдал, и хотя он знал, на какие ставки эти люди играют, но удивился, заметив переходящие из рук в руки суммы.

— Вы не присоединитесь? — спросил Рэй из-за спины.

— Нет, — ответил Стивен. — Я обещал своему крестному никогда не садиться играть в кости, когда он спас меня от одной печальной обдираловки в дни моей молодости, и теперь ограничиваюсь картами.

— Как насчет партии в пикет?

— С удовольствием.

За карточной игрой Мэтьюрин не был самым дружелюбным из смертных. Когда он играл всерьёз, то нацеливался на победу, словно проводил операцию против противника; и хоть он строго придерживался правил, но не упускал, пусть и в самой любезной манере, ни единого благоприятного шанса. Сейчас он играл всерьез, учитывая, что стоит на кону, и, выбрав стол у окна, уселся так, чтобы свет полностью падал на лицо Рэя, а сам Стивен оставался в тени.