Артур и Джордж - Джулиан Барнс

А! Вы выглядите даже еще более озадаченным. Вполне понятно. В чем суть? Два момента. Во-первых, Бек был приговорен в результате ошибочного опознания рядом свидетельниц. Не то десятью, не то одиннадцатью. Тут я промолчу. Но вдобавок он был осужден по безоговорочному выводу некоего специалиста по подделанным и анонимным почеркам. Нашего старого друга Томаса Геррина. Он был вынужден предстать перед комиссией по расследованию дела Бека и признать, что благодаря его показаниям был дважды осужден невинный человек. А всего лишь за год до этого признания он под присягой обличал Джорджа Идалджи. По моему мнению, его не следует допускать на скамью свидетелей, и каждое дело с его участием должно быть пересмотрено.

Ну и второй момент. После доклада комиссии казначейство компенсировало Бека пятью тысячами фунтов. Пять тысяч фунтов за пять лет. Можете сами рассчитать таксу. Я потребую три тысячи.

Кампания набирала силу. Он напишет доктору Баттеру с просьбой о встрече; директору уолсоллской школы чтобы навести справки о мальчике Спеке; капитану Энсону — чтобы получить доступ к полицейским документам по этому делу; и еще Джорджу — узнать, не вел ли он какого-либо спорного дела в Уолсолле. Он просмотрит доклад о Беке, чтобы определить размах унизительного фиаско Геррина и официально потребовать от министра внутренних дел нового и исчерпывающего расследования всего дела в целом.

Он планировал посвятить следующую пару дней анонимным письмам в попытке превратить их в менее анонимные, перейдя от графологии к психологии для возможного определения автора. Затем он передаст досье доктору Линдсею Джонсону для экспертного сравнения писем с почерком Джорджа. Джонсон был ведущим специалистом в Европе, недаром же мэтр Лабори обратился к нему в деле Дрейфуса. Да, подумал он, к тому времени, когда я закончу, дело Идалджи наделает не меньше шума, чем дело Дрейфуса во Франции.

Он сел к письменному столу с пачкой писем, лупой, блокнотом и своим механическим карандашом. Сделал глубокий вдох, а затем медленно, опасливо, будто ожидая, что на волю вырвется какой-нибудь злой дух, развязал ленты на пачках священника и шпагат на пачках Брукса. Письма священника были датированы карандашом и перенумерованы в порядке получения; письма торговца скобяными товарами собраны без всякой системы.

Он прочел их во всей их ядовитой ненависти и издевательской фамильярности, их хвастливости и безумности, с их величественными претензиями и их вульгарностью. Я Бог я Бог Всемогущий я дурак врун клеветник проныра… О почтальон у меня попотеет. Смехотворно! Однако наложение смехотворности на смехотворность равнялось дьявольской жестокости, от которой мог помутиться рассудок жертв. Артур продолжал читать, его гнев и отвращение слегка улеглись, и он попытался пропитаться этими фразами. Вы грязные подлюги вам требуется пятнадцать месяцев тюрьмы… Я остер так уж остер ты толстый мерзавец ты у меня в кулаке ты грязный подлюга ты чертова обезьяна… Я знаю всех франтов у меня есть для этого разбойник так твой не похлеще… Кто стибрил яйца в среду ночью зачем ты или твой приятель но не думаю что повесят меня…

Он читал и перечитывал, сортировал и пересортировывал, анализировал, сравнивал, аннотировал. Постепенно зацепки превращались в подозрения, а затем в гипотезы. Для начала: существовала или нет шайка потрошителей, но, во всяком случае, создавалось впечатление, что имелась шайка анонимщиков. Трое, заключил он: двое молодых взрослых и мальчик. Двое взрослых иногда, казалось, скрещивались, однако он определил между ними различие. Один был просто злобен, тогда как у другого наблюдались взрывы религиозной мании, колебавшиеся от истерического благочестия до возмутительных кощунств. Именно он подписывался Сатаной, Богом и их теологическим воссоединением — Бог-Сатана. Ну а мальчик попросту захлебывался грязнейшими ругательствами, и Артур определил его возраст от двенадцати до шестнадцати лет. Взрослые, кроме того, бахвалились своей способностью подделывать почерка. «Ты думаешь, мы не сможем изобразить почерк твоего сынка?» — написал один из них священнику в 1892 году. И в доказательство целая страница трудолюбиво заполнена похожими подписями всех членов семьи Идалджи, семьи Брукса и других людей в округе.

Для значительной части писем использовалась одна и та же бумага, и присылались они в одинаковых конвертах. Иногда начинал один автор, а затем уступал место второму: за излияниями Бога-Сатаны на той же странице следовали кривые каракули и скверные — во всех смыслах — рисунки паренька. Это наводило на мысль, что все трое жили под одной крышей. Но где могла находиться эта крыша? Поскольку во многих случаях в Уайрли письма прямо подбрасывались жертвам, было логично предположить близкое расстояние, не больше мили или полутора миль.

Затем: какого рода крыша могла укрывать трех таких писцов? Какое-нибудь заведение, приютившее под одной кровлей молодых людей мужского пола? Школа частного репетитора? Артур сверился со справочниками образовательных учреждений, но на более или менее правдоподобных расстояниях не нашел ничего. Могли ли трое негодяев быть тремя клерками в конторе или тремя подручными в мастерской? Чем больше он взвешивал этот вопрос, тем больше склонялся к выводу, что они были членами одной семьи, два старших брата и младший. Некоторые письма были чрезмерно длинными, что указывало на семью бездельников, не знающих, куда девать время.

Ему требовалось больше конкретных данных. Например, уолсоллская школа выглядела постоянным фактором в деле, но насколько важным фактором? И как насчет вот этого письма? Религиозный маньяк совершенно очевидно ссылается на Мильтона. Мильтон, «Потерянный Рай»: падение Сатаны и пылающее озеро Ада, которое автор объявил предназначенным ему. Так оно и было бы, если бы это зависело от Артура. Итак, еще один вопрос для директора школы: входил ли «Потерянный Рай» когда-либо в программу по литературе? А если так, то когда и сколько мальчиков его изучало и кто-нибудь особенно увлекся поэмой? Что это — хватание за последние соломинки или исследование каждой возможности? Решить было трудно.

Он читал письма спереди назад, он читал их сзади наперед; он читал их наугад; он тасовал их, будто карточную колоду. И тут его взгляд зацепился за что-то, и пять минут спустя он почти сорвал дверь своего секретаря с петель.

— Альфред, поздравляю вас. Вы точно ударили по шляпке гвоздя.

— Я?

Артур швырнул письмо на стол Вуда.

— Смотрите вот тут. И тут, и тут.

Секретарь следил за пальцем Артура, по-прежнему ничего не понимая.

— По какому гвоздю я ударил?

— Так слушайте. Вот: мальчика не отослать в море. И здесь: волны катятся через тебя. Это первое письмо Грейторекса, как вы не понимаете? И вот тут: думаю, меня не повесят, а отправят в море.

По выражению лица Вуда было заметно, что очевидность от него ускользает.

— Перерыв, Вуди, перерыв. Семь лет. Почему перерыв, спросил я, почему перерыв? А вы ответили: потому что его там не было. А я сказал: где же он был, а вы ответили: может быть, он устроился матросом. И вот это первое письмо после семилетнего перерыва. Я перепроверю, но держу пари на ваше жалованье, что ни в одном письме первых преследований нет упоминаний про море.

— Ну, — сказал Вуд, позволив себе чуточку самодовольства, — это выглядело возможным объяснением.

— И вот что ставит окончательную точку, если у вас остаются малейшие сомнения, — хотя секретарь, получивший комплимент своей блестящей проницательности, не был склонен сейчас же усомниться в ней, — так это место, откуда последовала заключительная мистификация.

— Боюсь, вам придется мне напомнить, сэр Артур.

— Декабрь девяносто четвертого, вспомнили? Объявление в блэкпулской газете о распродаже с аукциона всей обстановки дома священника.

— И?..

— Ну, давайте же, давайте! Блэкпул — что такое Блэкпул? Курортное местечко при Ливерпуле. Вот откуда он отплыл. Из Ливерпуля, ясно как дважды два.

Дальнейшую часть дня Альфред Вуд не имел ни минуты передышки. Письмо директору уолсоллской школы с вопросом об изучении Мильтона; письмо Гарри Чарльзуорту с заданием выяснить, кто из местных жителей провел на море годы между 1895-м и 1903-м, а также найти мужчину или мальчика по имени Спек; и письмо доктору Линдсею Джонсону с просьбой безотлагательно провести сравнения между письмами в прилагаемом досье и письмами Джорджа Идалджи, уже присланными. Тем временем Артур написал Мам и Джин, сообщая им о продвижениях.

Утренняя почта на следующий день включала письмо в знакомом конверте. Со штемпелем Кэннока.

Досточтимый сэр,

строчка известит вас, что мы полицейские стукачи и знаем, что Идалджи убил ту лошадь и писал те письма. И нечего навешивать это на других. Это Идалджи, что будет доказано, потому как он ненашенский и…