Артур и Джордж - Джулиан Барнс

— Разумеется.

— Он аристократ. Я навел о нем справки. Второй сын второго графа Личфилда. Служил в королевской артиллерии. Главный констебль с восьмидесятого. Почему такой человек написал такое письмо?

Вуд только прокашлялся.

— Ну?

— Я не следователь, сэр Артур. Я слышал, как вы говорили, что в детективных сложностях необходимо исключить невозможное, и то, что останется, каким бы неправдоподобным оно ни казалось, должно быть правдой.

— Не моя собственная формула, увы. Но я ее поддерживаю.

— Вот почему из меня не вышел бы следователь. Если мне задают вопрос, я просто подыскиваю наиболее очевидный ответ.

— И каким же будет ваш очевидный ответ в деле капитана Энсона и Джорджа Идалджи?

— Что он не любит цветных.

— Да, это действительно совершенно очевидно, Альфред. Настолько очевидно, что не может быть причиной. Каковы бы ни были его недостатки, Энсон — английский джентльмен и главный констебль.

— Я ведь сказал вам, что я не следователь.

— Не будем так скоро отбрасывать надежду. Посмотрим, как вы заполните мой второй пропуск. А именно. Если отбросить ранний эпизод со служанкой, преследования Идалджи вспыхивали дважды. В первый раз с девяносто второго года до самого начала девяносто шестого. Они интенсивны и нарастают. И внезапно прекращаются. Семь лет ничего не происходит. Затем они начинаются вновь, и распорота первая лошадь. В феврале девятьсот третьего года. Почему этот перерыв? Вот чего я не понимаю, почему такой перерыв. Следователь Вуд, какова ваша точка зрения?

Секретарю эта игра пришлась не слишком по вкусу: она явно велась так, что он мог только проиграть.

— Ну, возможно, потому, что истинного виновника там не было.

— Где?

— В Уайрли.

— А где же он был?

— Уехал.

— Куда?

— Я не знаю, сэр Артур. Возможно, сидел в тюрьме. Возможно, перебрался в Бирмингем. Возможно, ушел в море.

— Сомневаюсь. Опять-таки слишком уж очевидно. Жители в округе это заметили бы. Пошли бы разговоры.

— Идалджи указали, что не слушают сплетен.

— Гм… Посмотрим, не слушает ли их Гарри Чарльзуорт. Ну и третий непонятный мне момент — волоски на одежде. Если бы нам удалось исключить здесь очевидное…

— Благодарю вас, сэр Артур.

— Бога ради, Вуди, не обижайтесь. Вы слишком полезны, чтобы вдруг обижаться.

Вуд подумал, что всегда питал сочувствие к вымышленному доктору Ватсону.

— Так в чем проблема, сэр?

— Проблема вот в чем. Полиция осмотрела одежду Джорджа в доме священника и объявила, что на ней есть волоски. Священник, его жена и дочь осмотрели ту же одежду и сказали, что никаких волосков на ней нет. Полицейский врач, доктор Баттер — а полицейские врачи, по моему опыту, крайне скрупулезны, — показал, что он нашел двадцать девять волосков «подобных по длине, цвету и структуре» волоскам зарезанного пони. Явное противоречие. Решились ли Идалджи на клятвопреступление, чтобы защитить Джорджа? Видимо, так сочли присяжные. Джордж объяснил, что мог облокотиться о калитку луга, на котором паслись коровы. Меня не удивляет, что присяжные ему не поверили. Это смахивает на показание, подсказанное паникой, а не на описание действительного случая. К тому же все равно его близкие остаются клятвопреступниками. Если на одежде были волоски, они их видели, верно?

Вуд ответил не сразу. Поступив на службу к сэру Артуру, он постоянно обретал все новые обязанности. Секретарь, чтец, подделыватель подписей, помощник с мотором, партнер по гольфу, противник у бильярдного стола, а теперь — резонатор и оракул очевидностей. А еще тот, кто должен подготовиться к насмешкам. Да будет так.

— Если волосков на его одежде не было, когда близкие Идалджи ее осматривали, значит…

— Да?

— И если их там не было прежде, потому что Джордж ни на какие калитки не облокачивался…

— Да?

— Следовательно, они там появились после.

— После чего?

— После того, как одежду забрали.

— По-вашему, их прилепил к ней доктор Баттер?

— Нет. Я не знаю. Но если вам требуется очевидный ответ, то они попали на одежду после. Каким-то образом. А если так, то лжет только полиция. Или кто-то в полиции.

— Не такой уж невозможный случай. Знаете, Альфред, вы не обязательно ошибаетесь, этого у вас не отнять.

Комплимент, подумал Вуд, который доктор Ватсон выслушал бы с гордостью.

На следующий день они вернулись в Уайрли без особых попыток маскироваться и посетили Гарри Чарльзуорта на его молочной ферме. Прошлепали через последствия, оставленные стадом коров, к маленькой конторе, пристроенной к дому сзади, где имелись три колченогих стула, небольшая конторка, затоптанная циновка и перекошенный на стене календарь за прошлый месяц. Гарри, белокурый молодой человек с открытым лицом, казалось, только приветствовал, что его отвлекли от работы.

— Так вы приехали насчет Джорджа?

Артур строго посмотрел на Вуда, который отрицательно покачал головой.

— Откуда вы знаете?

— Вчера вечером вы побывали у священника.

— Разве?

— Ну, во всяком случае, вчера, когда стемнело, видели, как к дому священника шли двое неизвестных людей, и один из них, высокий джентльмен, натягивал шарф, чтобы прятать усы, а другой, пониже, был в котелке.

— Бог мой, — сказал Артур.

Может, ему все-таки следовало заглянуть к театральному костюмеру?

— И теперь те же два джентльмена, хотя и не так явно маскируясь, посетили меня по делу весьма конфиденциальному, как меня предупредили, но которое вскоре будет объяснено. — Гарри Чарльзуорт прямо-таки наслаждался и был не менее рад предаться воспоминаниям. — Да, мы, когда были мальцами, учились в школе вместе. Джордж всегда был тихоней. Никогда не напрашивался на неприятности, как мы, остальные. И умный. Умнее меня, а я тогда был очень вумным. Не то чтобы вы теперь так подумали. Весь день пялиться на задницу коровы для ума не полезно, знаете ли.

Артур проигнорировал этот финт в вульгарную автобиографию.

— Но были ли у Джорджа враги? К нему питали неприязнь — например, за цвет кожи?

Гарри немного поразмыслил.

— Нет, насколько мне помнится. Но вы же знаете, как это бывает у мальчишек — приязни там или неприязни у них другие, чем у взрослых. Если Джорджа и не любили, так за то, что он был такой вумный. Или потому, что отец его был священник и не одобрял то, что затевают мальчишки. Или потому, что он был близорукий, и учитель посадил его впереди, чтобы он видел доску, и вроде получилось, что он любимчик. Причина поважнее его невзлюбить, чем то, что он цветной.

Взгляд Гарри на возмутительные случаи в Уайрли сложностью не отличался. Обвинения против Джорджа были идиотскими. Действия полиции были идиотскими. А идея, будто по ночам таинственная шайка шастала туда-сюда под началом таинственного Капитана, была сверхидиотской.

— Гарри, нам необходимо расспросить конника-добровольца Грина, поскольку он единственный человек тут, который признался, что располосовал лошадь.

— Хотите попутешествовать?

— Куда?

— В Южную Африку. А, так вы не знаете! Гарри Грин обзавелся билетом в Южную Африку через пару неделек после окончания суда. И обратным билетик не был.

— Интересно. Как вы думаете, кто заплатил за этот билет?

— Только не Гарри Грин, это уж точно. Кто-то, кто хотел укрыть его от греха подальше.

— Полиция?

— Может быть. Не то чтобы ко времени его отъезда они были от него в таком уж восторге. Он взял назад свое признание. Сказал, что никаких лошадей не располосовывал, а признаться его заставила полиция.

— Взял назад, черт побери? Как вы это истолкуете, Вуди?

Вуд послушно изложил очевидное:

— Ну, я бы сказал, что он солгал либо в первом случае, либо во втором. Или же, — добавил он не без злокозненности, — возможно, и в обоих.

— Гарри, вы не могли бы узнать, есть ли у мистера Грина южноафриканский адрес его сына?

— Попробовать, конечно, могу.

— И еще одно. Были ли в Уайрли разговоры о том, кто мог бы это делать, если не Джордж?

— Как не без разговоров? Они что дождик. Могу сказать только, что это был кто-то, кто умел обращаться со скотиной. Нельзя просто подойти к лошади, или к овце, или к корове и сказать: «Стой, не дергайся, моя милочка, пока я тебе буду кишки выпускать». Хотел бы я посмотреть, как Джордж Идалджи вошел бы в стойло подоить какую-нибудь мою корову… — Гарри дал себе секунду посозерцать эту картину. — Его она до смерти забрыкала бы, или бы он в навоз шлепнулся прежде, чем табуретку подставил под нее.

Артур наклонился вперед.

— Гарри, готовы ли вы помочь нам восстановить доброе имя вашего друга и старого школьного товарища?

Гарри Чарльзуорт заметил и понижение голоса, и вкрадчивость тона. Они ему не понравились.