Графиня де Монсоро - Александр Дюма

Мальчик-певчий, очевидно ожидавший этого распоряжения, вышел из ризницы с зажженным факелом в руке, и вскоре вокруг алтаря и на хорах загорелись свечи в пятидесяти канделябрах.

И тогда взорам всех открылась митра, сверкающая драгоценными камнями, и большой меч, украшенный геральдическими лилиями: митра архиепископа и меч коннетабля.

В то же мгновение в темном углу, куда не проникал свет, зазвучал орган, он играл “Veni Greator”[18].

Это подобие спектакля, приготовленное тремя лотарингскими принцами без ведома принца Анжуйского, вдохновило присутствующих. Смелые воодушевились, слабые почувствовали себя сильными.

Герцог Анжуйский поднял голову и более твердым шагом, чем от него можно было ожидать, направился к алтарю, довольно решительно взял в левую руку митру, а в правую — меч и, подойдя к герцогу де Гизу и кардиналу, заранее ожидавшим этой чести, возложил митру на голову кардинала и опоясал герцога мечом.

Собравшиеся встретили единодушными рукоплесканиями уверенные действия принца, которых они, зная его нерешительный характер, от него не ждали.

— Господа, — сказал герцог Анжуйский, обращаясь к присутствующим, — сообщите ваши имена герцогу Майенскому, великому магистра ордена, и в тот день, когда я стану королем, вы все станете его рыцарями.

Рукоплескания усилились, и все присутствующие, один за другим, начали подходить к герцогу Майенскому и называть свои имена.

“Черт подери! — пробормотал Шико. — Вот прекрасный случай заиметь голубую ленточку. Такой возможности у меня больше никогда не будет. И подумать только, мне приходится от нее отказаться!”

— А теперь к алтарю, государь, — сказал кардинал де Гиз.

— Господин де Монсоро, полковник, господа де Рибейрак и д’Антрагэ, капитаны, господин де Ливаро, лейтенант гвардии, займите на хорах места, подобающие тем званиям, которые я вам присвоил.

Каждый из названных дворян занял место, которое полагалось бы ему по этикету при подлинной церемонии помазания на царство.

— Господа, — сказал герцог, обращаясь к остальным, — пусть каждый из вас попросит у меня чего хочет, и я постараюсь, чтобы среди вас не было ни одного недовольного.

Тем временем кардинал зашел за дарохранительницу и надел на себя епископское облачение. Вскоре он появился, держа в руках сосуд с миром, который поставил на алтарь.

Затем он сделал знак рукой мальчику-певчему, и тот принес Евангелие и крест. Кардинал взял то и другое, возложил крест на книгу и протянул герцогу Анжуйскому, который положил на них руку.

— Перед лицом Всевышнего, — сказал герцог, — я обещаю моему народу сохранить и чтить нашу святую веру, как это подобает всехристианнейшему королю и старшему сыну церкви. Да помогут мне Бог и его святые Евангелия.

— Аминь! — в один голос откликнулись присутствующие.

— Аминь! — повторило эхо, казалось выходящее из самых глубин часовни.

Герцог де Гиз, как мы уже говорили, исполнявший обязанности коннетабля, приподнялся на три ступени к алтарю и положил свой меч перед дарохранительницей; кардинал благословил оружие.

Затем кардинал извлек меч из ножен и, держа за клинок, протянул королю, который взял его за рукоятку.

— Государь, — сказал кардинал, — примите сей меч, вручаемый вам с благословения Господа, дабы с его помощью и силой Святого Духа вы могли противоборствовать всем вашим врагам, охранять и защищать святую церковь и вверенное вам государство. Возьмите меч сей, дабы его сталью вершить правосудие, оборонять вдов и сирот, пресекать беспорядки, дабы все добродетели покрыли вас славой и вы заслуженно царствовали бы вкупе с Тем, чьим образом вы являетесь на земле, с Тем, кто царствует и ныне, и присно, и во веки веков вместе с Отцом и Духом Святым.

Герцог Анжуйский опустил меч, коснулся земли его острием и, посвятив меч Богу, вручил его герцогу де Гизу.

Маленький певчий принес подушечку и положил ее перед герцогом Анжуйским, герцог преклонил колена.

Тогда кардинал открыл небольшой позолоченный сосуд, кончиком золотой иглы взял из него несколько капель мира и размазал их по дискосу. Затем, держа дискос в левой руке, он прочитал над герцогом две молитвы, после чего, обмакнув большой палец в миро, начертил на темени герцога крест и сказал:

— Ungo te in regem de oleo sanctificato, in nomine Patris et Filii et Spiritus sancti[19].

Почти тотчас же маленький певчий платком с золотой вышивкой стер помазание.

Тогда кардинал взял обеими руками корону и поднял ее над головой принца. Герцог де Гиз и герцог Майенский приблизились к принцу и с двух сторон поддержали корону.

И кардинал, держа корону левой рукой, правой благословил принца со словами:

— Господь венчает тебя венцом славы и справедливости.

Затем, возлагая корону на голову принца, он произнес:

— Прими сей венец во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Герцог Анжуйский, бледный и дрожащий, почувствовал тяжесть короны на своей голове и невольно схватился за нее рукой.

Колокольчик маленького певчего зазвенел снова, и все склонили головы.

Но тотчас же свидетели этой церемонии выпрямились и, размахивая шпагами, закричали:

— Да здравствует король Франциск Третий!

— Государь, — сказал кардинал герцогу Анжуйскому, — отныне вы царствуете во Франции, ибо вы помазаны самим папой Григорием Тринадцатым, которого я представляю.

“Черт возьми! — подумал Шико. — Как жаль, что я не золотушный, я тут же мог бы получить исцеление”.

— Господа, — произнес герцог Анжуйский гордо и величественно, поднимаясь с колен, — я никогда не забуду имена тридцати дворян, которые первыми сочли меня достойным царствовать над ними; а теперь прощайте, господа, да хранит вас святая и могущественная десница Божья.

Кардинал и герцог де Гиз склонились перед герцогом Анжуйским; однако Шико из своего угла заметил, что, пока герцог Майенский провожал новоявленного короля к выходу, два других лотарингских принца обменялись ироническими улыбками.

“Вот как! — удивился гасконец. — Что все это значит и что это за игра, в которой все игроки плутуют?”

В это время герцог Анжуйский дошел до ступеней лестницы, ведущей в склеп, и вскоре исчез во мраке подземелья; один за другим за герцогом последовали и все остальные, кроме трех братьев, которые скрылись в ризнице, пока привратник тушил свечи на алтаре.

Маленький певчий закрыл дверь склепа, и теперь часовню освещала только одна негасимая лампада, казавшаяся символом какой-то тайны, скрытой от непосвященных.

XXI