Венец на двоих (СИ) - Лариса Куролесова

— Отец — Небо и три богини! — растерялся Дорнан. — Ты хочешь сказать, что поклялась ему еще и согревать мою постель?

— Несмотря на то, что я дочь Морна, у меня в привычке держать слово! — огрызнулась девушка. — Раз я обещала выйти за тебя замуж, то собираюсь так и сделать!

— По — моему, ты уже это сделала, — отрезал Дорнан, опускаясь в одно из кресел рядом со столом.

— Признавайся: когда я согласилась выйти за тебя, ты, конечно, решил, что я с детства мечтаю поудобнее устроиться на троне? — ее глаза подозрительно блеснули.

— Что еще я должен был подумать? — сухо поинтересовался Дорнан. — Что ты искренне и навсегда привязалась ко мне, видя только на портретах двадцатилетней давности? Я далек от мысли о том, что могу быть настолько привлекателен.

В комнате повисло неловкое молчание. Чародейка так увлеченно рассматривала покрывало королевского ложа, что Дорнан тоже невольно опустил на него взгляд. Против ожиданий там не оказалось ничего необыкновенного.

— Ложись спать, — проговорил усталый король. — Завтра разберемся, кто кому и что должен.

— Брак считается действительным… — упрямо начала Ильтера, по — прежнему глядя куда‑то вниз.

— Это я уже слышал, — отрезал Дорнан. — В наше время никто не станет проверять простыни после первой брачной ночи. Можешь спать спокойно, заключенный жрецами брак вполне действителен, и никто не усомнится в том, что ты моя жена. А если тебя будут расспрашивать подружки, можешь сказать, что я хороший любовник… или что плохой, меня это не обеспокоит.

Он решительно сдернул с брачного ложа верхнее покрывало и, сложив его несколько раз, принялся расстилать на полу. Затем на нем уютно устроилась одна из больших подушек, предназначенных молодоженам. Оглядевшись, Дорнан дополнил свой «постельный комплект» еще одним покрывалом, снятым с кресла. Отойдя на несколько шагов назад, он полюбовался делом своих рук и остался вполне доволен. Ильтера недоверчиво смотрела на эти манипуляции, по — прежнему неуверенно сидя на краешке кровати. Несмотря на свадебное платье, выглядела она сущим ребенком.

— По этой постели можно бродить месяц и не встретиться, — неуверенно улыбнулась девушка. — Если ты ляжешь…

— День был трудным, так что давай собираться спать, — прервал ее Дорнан. — Это не самая худшая постель из тех, в которых мне приходилось ночевать за последние двадцать лет, так что можешь за меня не волноваться. По крайней мере, здесь тепло. Если не возражаешь, пойду подышу свежим воздухом на балконе…

— Только недолго! — встрепенувшись, строго потребовала его жена. — Тут, может, и тепло, зато там холодно, а ты сегодня и так достаточно насиделся на ветру! Если не хочешь завтра быть похожим на больного кролика, то…

— Все понял, скоро вернусь, — устало улыбнувшись, Дорнан отодвинул бархатную штору и открыл дверь на балкон. — Не жди меня, ложись спать.

Для верности он не торопился, надеясь, что Ильтера поймет его правильно. Только пожалел, что не прихватил с собой даже теплого плаща — ветер словно взбесился, решив уморить новоиспеченного короля Эрнодара холодом. Внизу на Дворцовой площади было шумно: подданные продолжали праздновать коронацию и бракосочетание. Сегодняшний день поставил точку в долгом трауре и подарил Эрнодару нового правителя. Нынче ночью даже городская стража будет снисходительно относиться к многочисленным празднующим, даже если они захотят заявиться с поздравлениями прямиком под королевский балкон.

Дорнан поежился. К счастью, никто из гуляк не задрал голову и не увидел стоящего прямо над ними государя — их гораздо больше заботила одна из бочек с вином, выставленным на Дворцовой площади. Облокотившись о перила и постаравшись отвлечься от холодного ветра, укутывающего плечи промозглым плащом, он задумчиво скользил взглядом по радующейся публике, размышляя о своем. Там все были слишком заняты, чтобы поднять глаза, увидеть Дорнана ан’Койра, мерзнущего на балконе, и удивиться тому, что он предпочитает холодный вечер теплой постели и объятиям молодой жены.

Он вышел, чтобы дать ей немного времени прийти в себя, может быть, заскочить в купальню, расположенную в соседней со спальней комнате, и спокойно лечь в постель. Ильтера, как и сам Дорнан, наверное, буквально умирает от усталости и напряжения. Кроме того, она его боится… Эта мысль новоиспеченному мужу и государю совершенно не нравилась. Почему‑то раньше Дорнану казалось, что заключение их брака поставит некую точку в отношениях, но на деле все обернулось совсем иначе. Вместо ожидаемого отдыха напряжение между ними только увеличилось.

С одной стороны, за все то время, что он знал Теру лично, у него не нашлось повода упрекнуть ее ни в чем. С другой — он не мог оставить мысль о том, что, возможно, то же самое думал и его отец о своей молодой любовнице. Отец… Если бы сейчас покойный Майрит ан’Койр вдруг появился перед сыном, тот бы нашел, что ему сказать, и это была бы далеко не приятная беседа! Фактически отец загнал их с Ильтерой в ловушку, не оставив шансов вывернуться из нее, не покалечив собственной чести. И почему он не задумался о том, что его сын может быть попросту физически неприятен молодой чародейке?

Кажется, впервые в жизни Дорнан не знал, как себя вести. Он по — прежнему сомневался, что Майрит мог показать Ильтере злополучное письмо, ставшее поводом для двадцатилетней размолвки, но, кажется, девушка каким‑то образом все же знала его содержание. В таком случае не стоит удивляться, что их брак с самого начала не приводит ее в восторг. Она сдержала слово, а теперь, наверное, пребывает в тихой панике: опекун накрепко привязал ее к человеку, который, судя по письму двадцатилетней давности, должен ее ненавидеть.

Но в том‑то и дело, что никакой ненависти в душе у Дорнана не было. Он сомневался, что даже тогда, когда писал то послание, испытывал к неизвестной девочке столь сильные чувства. Скорее он обижался на отца за то, что Майрит проявил явное неуважение к памяти Диноры, своей погибшей жены. При жизни матери у него чаще всего создавалось впечатление, что он ее раздражает, однако все же Динора произвела его на свет, и этого было достаточно для вежливости и почтительности, которые он тщательно пестовал в себе, будучи подростком. Отец же просто взял и перевернул сложившийся дворцовый уклад, не поинтересовавшись ничьим мнением. А ведь взять в дом воспитанницей дочь убийцы своей жены — просто верх неприличия! Неудивительно, что после этого у него испортились отношения с Канаром и Роэраном Стеллами, хотя ни один из них не решился поднять мятеж против короля, уже достаточно долго и прочно сидящего на эрнодарском троне и любимого народом.