Ненавидеть игрока - Ребекка Дженшак

может быть, сначала поцеловаться, а потом вытащить меня из этой комнаты.

— Гэвин? — Моя мама кричит с другой стороны моей двери и тихо стучит. — Ты проснулся?

— Да, — отвечаю я и поправляю подушку, подпирающую колено.

Она входит, но зависает возле дверного проема. — Желаешь какой-нибудь компании?

— Определенно. Мне так скучно.

— Хорошо, потому что здесь есть кто-то, кто хочет тебя увидеть.

— Кто?

Она оглядывается назад, и в комнату входит мой отец с подарочным пакетом в руках.

Никто не говорит. Я чувствую себя загнанным в угол и пойманным в ловушку, но мне также любопытно, какого черта он здесь делает.

— У вас двоих все хорошо? — спрашивает она, глядя между нами.

Я киваю.

— Я буду внизу, если понадоблюсь, — говорит мама, прежде чем оставить нас одних.

Папа проходит через комнату, оглядываясь по сторонам и заглядывая в мое пространство.

— Мне нравится это произведение искусства, — говорит он.

— Вайолет каждый день приносит новую. — Я снова смотрю на них — на плакатах, которые висят на каждой стене, написано что-то вроде «Впёред Вэлли #31» и «Гэвин Леонард самый лучший игрок». Они нежные и покрыты блестками, но вызывают у меня самую большую улыбку каждый раз, когда она вешает еще одну.

— Что ты здесь делаешь?

— Я хотел посмотреть, как ты себя чувствуешь, и принес тебе это. Ты слишком стар для игрушек, а я не знал, что подарить. — Он достает что-то из подарочного пакета, с которым вошел, и бросает мне.

Я смотрю на маленького чучела динозавра. — Это был ты. Ты был в больнице в день моей операции.

Он кивает и смотрит в пол. — Я был там. Да.

— Почему?

Его голова поднимается, а брови нахмурены в замешательстве.

— Мой сезон окончен, возможно, моя карьера. Не осталось ни одного заголовка, который заставил бы тебя хорошо выглядеть.

— Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой о баскетболе. Это твое будущее, делай с ним, что хочешь, сынок. Я просто не хотел, чтобы ты сожалел о том же, что и я, вот и все. Но я здесь не поэтому.

Я не уверен, что верю ему, несмотря на все его настойчивые действия до сих пор, но мне любопытно. — Хорошо, тогда почему ты здесь?

— Потому что я тебя не знаю, а мне бы хотелось.

— Что? — Я так растерян, что не могу остановить вопрос.

Грубый, сардонический звук срывается с его губ. — Когда ты молод, ты думаешь, что у тебя есть все время в мире, чтобы сделать все, что ты хочешь, но оно проходит так быстро. Я думал, что после выхода на пенсию я смогу наверстать упущенное за все время моего отсутствия. Вместо этого я понял, что мы чужие люди и я тебе не нужен. У тебя была мать, свой распорядок дня; вы двое создали жизнь, семью без меня.

Гнев нарастает в моей груди. Я начинаю говорить ему, что у нас нет выбора, но он поднимает руку. — Я не виню никого, кроме себя. Твоя мать — ангел, которого я никогда не заслуживал.

— В этом мы можем согласиться.

Он смотрит в пол.

— Я не понимаю тебя. Ты приходишь сюда и заявляешь, что хочешь познакомиться со мной, и что мама — ангел, но ты провел мое детство, используя мяч как предлог, чтобы оставаться в дороге и изменять ей при каждой возможности. Ты пропустил дни рождения и школьные мероприятия. Я знаю о тебе больше из таблоидов, чем из любого нашего разговора. Что это за чушь?

— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Последний год я провел на терапии, пытаясь справиться с этим. Все, что я могу сказать, это то, что я думаю, что у меня была потребность проявить себя и выглядеть как отчаянный профессиональный игрок, которая возникла из-за неодобрения моего отца на протяжении большей части моей взрослой жизни. Как бы это ни было жалко, я все еще борюсь с этим. Мне стыдно, что я позволил этому затмить все остальное.

— И ты все еще хочешь познакомиться со мной, даже если я больше никогда не прикоснусь к баскетбольному мячу?

— Конечно.

— А что, если я не смогу тебя простить?

Он снова смотрит на плакаты на моей стене, прежде чем встретиться со мной взглядом. — Я бы сказал, что, вероятно, не виню тебя. Я тоже не уверен, что простил бы себя.

38

ВАЙОЛЕТ

Я шлепаю Гэвина по руке, когда он просовывает ее под подол моей рубашки. Его мозолистые кончики пальцев касаются моего живота, когда я заменяю его пакет со льдом на только что из морозилки.

— Ты обещала, что сегодня мы сможем пойти на вторую базу.

— Не сейчас, — говорю я сквозь стиснутые зубы. Я делаю шаг назад, и его рука падает. — Твоя мама на кухне.

— Мне так скучно. — Он откидывает голову обратно на диван.

— Это третий день. Возможно, тебе придется найти новое хобби. — С тех пор, как Гэвин вернулся в Вэлли, он стал беспокойным. Команда уже отправилась на «Финал четырех», поэтому в Белом доме царит странная тишина.

— Мне не нужно хобби. Мне нужно, чтобы ты сняла всю одежду и оседлала меня.

Мама Гэвина входит, когда он заканчивает это предложение. Мое лицо становится горячим, когда я делаю еще шаг от ее сына, испытывая искушение бросить ему в голову теплый пакет со льдом. Я бросаю на него раздраженный взгляд, но он только ухмыляется.

— Я приготовила достаточно еды, чтобы тебе хватило на день или два, по крайней мере. — Она катит за собой чемодан. Она останавливается и улыбается ему через гостиную. — Хотела бы я остаться подольше.

— Все будет хорошо. Вайолет хорошая медсестра.

Она смеется, и ее взгляд скользит по мне. — У меня такое чувство, что ты ей надоешь к концу сегодняшнего дня.

— Ты меня ранила. — Он держит обе руки на сердце.