Майя - Бодхи

- Какие еще функции есть у эксперта?

- Ты коллекционируешь информацию, Майя?

Похоже, мой собеседник больше не собирался ничего рассказывать, да и в самом деле - я должна была признать, что мой интерес к этой теме слишком отвлеченный, ведь сама-то я ... что я сама сделала в этой практике? Ничего - совершенно ничего...

- Да, ты прав, я просто начала получать впечатления вместо того, чтобы сосредоточиться на самой практике... надо начать... мне все время кажется, что недостаточно информации, недостаточно инструкций, но в самом деле - какие собственно мне нужны инструкции, когда известно буквально все! Мне известно, что сейчас я испытываю, например, беспокойство. Мне известно также, что такое спокойная уверенность - я испытывала ее много раз. Мне известно, что первое для меня нежелательно - то есть я не хочу это испытывать. Мне известно, что второе для меня желательно - я хочу это испытывать... так что же еще надо в самом-то деле? Почему тогда я отделываюсь сама от себя отговорками?

- Потому, что у тебя нет еще привычки совершать усилия. Начни совершать усилия по замене восприятий, и у тебя начнет появляться эта привычка, это можно делать прямо сейчас - я имею в виду, что это можно делать всегда "прямо сейчас", для этого не надо никаких условий, любые условия подходящие, поэтому практика прямого пути столь и эффективна, что ее можно осуществлять непрерывно, всегда, везде.

- Я попробую...я непременно буду пробовать.

В этот момент я вспомнила разговор с учителем йоги в Ришикеше. Было бы интересно задать этому человеку те же самые вопросы. Как он отреагирует на них? Хотелось не столько проверить его, сколько увидеть, впитать в себя разницу между искренностью и ложью.

- А ты когда-нибудь испытываешь блаженство? Или пустоту?

Его взгляд ни на секунду не дрогнул, не попытался ускользнуть в сторону или вверх, он задумался на несколько секунд, но в этом не было признаков судорожного поиска "правильного" ответа.

- Да, я испытываю эти переживания.

- Что, прямо сейчас?

Снова пауза на несколько секунд.

- Да, прямо сейчас.

- А о чем ты задумываешься, когда я тебя спрашиваю, ведь если ты это переживаешь прямо сейчас, то можешь и ответить сразу же, ведь ты не станешь задумываться, если я спрошу тебя - есть ли у тебя рука? На этот вопрос ты сразу ответишь.

Я решила до конца занимать позицию честного исследователя, хотя поймала себя на том, что боюсь заметить на его лице признаки недовольства. Но недовольство не проявилось, лицо его осталось спокойным, излучающим симпатию и серьезность, он не ускорил своих ответов, по-прежнему делая паузы в несколько секунд перед ответом.

- В случае с рукой мы оба прекрасно знаем, что мы имеем в виду, говоря о "руке". В случае с блаженством и пустотой это не так - во-первых я не знаю, что ты имеешь в виду под этими словами, а во-вторых у этих переживаний есть множество градаций, оттенков, и я, когда задумываюсь, просто выбираю такую форму ответа, которая была бы наиболее адекватна твоему вопросу.

Я почувствовала некое насыщение, даже перенасыщение этим разговором, захотелось пойти к себе и лечь спать, тем более, что уже наступила ночь, и впервые у меня не возникло спазматического желания ухватиться за этого человека и не отпускать его. Меня наполняла странная уверенность, уверенность сама по себе, а не в чем-то конкретном. Возможно, это было связано с тем, что я впервые так ясно увидела, что я сама являюсь творцом своей жизни, своих состояний, и какой смысл хвататься за этих людей, когда сама по себе я просто клоака всевозможных омрачений? С меня довольно того, что эти люди есть, а уж когда я уберу все свои тухлые восприятия, я непременно найду путь и к этим людям - не знаю как, но найду, это точно.

- Ты тоже едешь в Варанаси? - прощаться не хотелось, но встать и уйти молча тоже было как-то неудобно.

- Нет, я еду дальше - в Бодхгайю, там я встречаюсь с друзьями, и надеюсь, что и наша с тобой встреча не последняя.

- Я тоже очень на это надеюсь! Если я приеду в Бодхгайю - где я могу тебя там найти?

- Поищи где-нибудь на полянках вокруг дерева Бодхи - мы там встречаемся и валяемся на травке.

- Знаешь, что я хочу тебе сказать? То, что есть ты, твои друзья, такая практика и такие практикующие - на данный момент это самое главное в моей жизни.

Это понимание пришло мне в голову только что, и захотелось высказать его без всяких ожиданий и беспокойств. Возникло ощущение начала чего-то нового, по настоящему нового, никак не перекликающегося с прежней жизнью. Сейчас я чувствую себя новорожденным существом, перед которым наконец открылся огромный, непознанный мир, и пока я шла к себе в купе, с каждым шагом усиливалась та самая игристая радость, льющаяся симпатия. Наверное, это я от него заразилась? А может это его подарок? В любом случае, я чувствовала настоящую, а не тухло-сентиментальную, благодарность, нежность, которая шла через меня из ниоткуда в никуда, и предвосхищение, завораживающее в каждом движении.

(27)

Ни в одной заднице мира больше нет такой ужасной вони, как в Индии. Я всегда была чувствительна к запахам, как чуткое животное. Метро, тесные маршрутки, лифты, - места моих обонятельных мучений: этот мужик сегодня утром ел горький сыр, а эта тетка вылила на себя весь флакон дешевых духов, у соседа справа, по-видимому, больной желудок, а слева - серый как асфальт курильщик... А нафталиновые пенсионеры! Их запах которых наводит на меня просто могильный ужас. Неужели моя чувствительность к запахам еще более обострилась? Вряд ли... но все-таки прежде такого не было. Может дело в том, что раньше я не высовывалась за пределы районов, где тусуются туристы, а с места на место переезжала в закупоренных автобусах. А может быть гималайские районы Индии более чистые, чем континентальная часть? Замерзает там все дерьмо, что ли?

Запахи, проникающие отовсюду, не позволяли надолго отвлечься от темы их происхождения. Запахи... нет, это не запахи, это вонь, вонища, смрад, миазмы!

Господи, что же может вот так вонять, что аж слезы на глаза наворачиваются? Смесь всех разновидностей дерьма, едких химикатов, трупного смрада, густой пыли и выхлопных газов, гниющих бескрайних гор разлагающегося мусора - этим меня встречают окраины Бенареса, по которым поезд плетется, как назло, не спеша, словно смакуя каждый метр. И никуда не спрячешься... Горло першит, я уже отравлена этим ядом по самые уши, я не только вдыхаю его, но уже и выдыхаю. Кашель, саднящий горло, - нет уж, лучше сдержаться и не кашлять, а то вся эта гадость пропитает меня насквозь. Не так давно Бенарес переименовали в Варанаси, но такое впечатление, что в Индии кроме названий ничего больше поменять и невозможно.

Мои попутчицы, две индийские женщины напротив (скорее всего, мать и дочь), продолжают болтать как ни в чем не бывало. Такое впечатление, что закрыть рот они не могут, - разговаривают непрерывно с перерывом на ночной сон, сидя друг напротив друга по-турецки, то и дело поправляя сари на голове. Движение, доведенное до полного автоматизма - закидывание последнего метра сари на голову в качестве платка. Современные индуски носят так называемое пенджаби, но отказавшись от сари, они не смогли отказаться от этого навязчивого движения (может, оно придает им смысл в жизни?), и каждые десять-пятнадцать секунд закидывают то на одно, то на другое плечо постоянно спадающий с этих самых плеч широкий шарф, который, по всей вероятности, носится для того, чтобы окончательно скрыть плечи, шею и грудь от посторонних глаз.

Где бы ни находились индийские женщины, что бы они ни делали, - платки и шарфы продолжают спадать, а они исправно их поправляют и поправляют, не снимая даже дома (!), когда стирают, моют полы, готовят еду. Я бы, наверное, с ума сошла от такой необходимости, но они этого попросту не замечают.

Поезд делает несколько последних рывков и наконец останавливается. Выглядываю в затемненное окно, - точно, перрон. В вагон тут же залетают одетые в красное индусы с глазами, судорожно выискивающими клиентов. Это носильщики, и я для них - лакомый кусок. Аж пять штук стоит около моего купе, отталкивая друг друга локтями, наперебой пытаясь привлечь к себе внимание, но меня уже ничем не проймешь. Я невозмутима, холодна и уверена в себе. Ну-ка, ребята... расступитесь, - жестом показываю, чтобы они отвалили, и вываливаюсь на загаженный (а каким же ему еще быть?) перрон.

Вообще, перроном это является только формально, - для некоторых это дом, где они моются, спят, подъедаются, размышляют о тонких философских аспектах веданты... да шучу, шучу, конечно:) - просто всю свою жизнь валяются на драных подстилках, бессмысленно пялясь на вокзальную суету. Чуть не забыла - конечно они тут еще и писают и какают. Жирные крысы, мыши со смешно торчащими хвостами, мухи всех цветов и размеров, лишайные облезлые собаки, калеки, нищие, пассажиры, тараканы размером с мышь - все перемешалось с едким смогом и грохотом колес. Надо скорее отсюда выбираться...