«Долой стыд!». Сексуальный Интернационал и Страна Советов - Ольга Грейгъ

Высокопрофессиональные медики, как известно, большей частью уже были либо за границей, либо расстреляны; часть медиков работала на новую власть в других, более важных, чем переориентация проституток, государственных программах. Неграмотные дилетанты, кухарки, могущие управлять государством (по Ленину), получили широкие возможности экспериментировать на живом материале.

М. Кирова, по сути, работавшая агитатором и вертухайкой в заведении полузакрытого типа, ревностно следила, чтобы ее подопечные не сбегали по ночам, и задерживалась до полуночи, лично отслеживая ситуацию. То ли долг перед партией был превыше всего, то ли супружеский долг походил на унылый труд, не достойный великих починов, а, может, как поговаривали, ее привлекали красивые и любвеобильные женщины, однако Мария Львовна стала ценить ответственный подход к делу. Зачастую уже далеко за полночь к профилакторию подъезжала горкомовская машина, и первый секретарь забирал супругу домой.

К слову, трудовые профилактории с 1919 года появлялись в разных городах России, иногда под лагеря приспосабливали монастырские постройки. Быт в подобных исправительных заведениях постепенно стал напоминать лагерный, оттого закономерно, что в октябре 1937 года профилактории для нищих и проституток вошли в общую систему ГУЛАГа.

Нервная ли работа, наследственность, или иные заботы так подействовали на большевичку Кирову, но женщина страдала от бессонницы, нарушения гормональной системы, мучилась от постоянной головной боли и, в конце концов, сошла с ума, прожив еще достаточно долгое время после убийства ее мужа. Опекаемая сестрой Рахиль Львовной Маркус, прожила с ней почти до конца своих дней в роскошной кировской квартире.

О жизни этой просветительницы мало известно; большевики умели хранить свои тайны (вернее, уничтожать свидетельства своих злодеяний и преступлений). Большие любители отечественных и зарубежных борделей, В. И. Ленин и иже с ним, скептически относились к перевоспитанию проституток, охотно, между тем, пренебрежительно называли своих сотоварищей из рядов партии «политическими проститутками». Но если «политические проститутки» в мужском обличье в своем тесном партийном коллективе приносили пользу, интенсивно работая языком и др., то женщины-проститутки однозначно представлялись им праздными тунеядками. Такого же мнения придерживалась и великая большевичка, профессионалка Александра Коллонтай. Она писала: «Для нас, для трудовой республики, совсем неважно, продается ли женщина одному мужчине или многим сразу, является ли она профессиональной проституткой, живущей не на свой полезный труд, а на продажу своих ласк законному мужу или приходящим, сменяющимся клиентам, покупателям женского тела. Все женщины – дезертирки труда, не участвующие в трудовой повинности… подлежат на равных основаниях с проститутками принудительной трудовой повинности. И тут мы не можем делать разницы между проституткой или наизаконнейшей женой, живущей на содержании своего супруга, кто бы ни был ее супруг, хотя бы и сам комиссар».

«Профессиональная проститутка, живущая на продаже своих ласк законному мужу», – это определение семьи по Коллонтай; сплагиатившей мысль у «великого учителя», классика коммунизма из семьи раввинов Маркса, заявившего, что «семья является узаконенной проституцией». Подобные определения могли прийти в голову только людям с вывернутыми мозгами и сексуальными проблемами, т. е. людям полностью несчастным. Однако в какой-то период истории несчастные люди собрались навязать свое понятие счастья всему человечеству, «осчастливив» сначала жителей 1/6 части суши.

«Гениальную» мысль, что тот, кто не работает, является дезертиром трудового фронта и врагом новой власти, на разные лады выводил дружный хор советских партийных чиновников, публицистов, историков и представителей новой советской медицины. «Всех социально запущенных и отказывающихся от работы проституток следует рассматривать как дезертиров трудового фронта, как вредителей нашего строительства. Для них остается один путь исправления – изоляция и принудительное перевоспитание», – давал глубокомысленный наказ публицист-социолог Д. И. Ласс.

«Раскрепощая» публичных дамочек, товарищи большевички с товарищами большевиками превращали всю Россию и другие советские территории в один общий и бескрайний публичный дом. В дневниковых записях Корнея Ивановича Чуковского от 27 ноября 1922 года есть и такая: «Мужчины счастливы, что на свете есть карты, бега, вина, женщины… Все живут зоологией и физиологией»; конечно же, речь шла о тех, кто получил свободный доступ к этим «благам». Николай Васильевич Корнейчуков, одесский недоучка, изгнанный из 5-го класса гимназии за неуспеваемость, ставший профессиональным революционером и писателем Чуковским, свой личный доступ к благам советской системы заслужил; он даже детские книги стал писать по приказу партии, будучи уже в зрелом возрасте, – когда всех русских писателей от прежней системы благополучно изжили, а их книги изъяли и уничтожили.

Но чего стоили и чем поощрялись программные произведения других писателей-самоучек? К примеру, воззвания и декреты ко всем женщинам от 16 и до 50 лет в обязательном порядке регистрироваться в бюро свободной любви при Наркомате призрения, в местных комиссариатах и тому подобное. Имевшие место декреты о национализации женщин превращали их в доступных всем желающим бесплатных проституток. Там, где декреты не действовали (а никто из женщин и не собирался их исполнять), там проявлялось насилие с истинно люмпен-пролетарским размахом. Вчерашние курсистки и малолетние школьницы становились жертвами насильников из рядов красноармейцев, матросов, рабочих, уголовных и партийно-комиссарских банд.

Социолог П. Сорокин еще в 1920 году писал об этой ситуации: «Особенно огромна была роль в этом деле Коммунистических Союзов Молодежи, под видом клубов устраивавших комнаты разврата в каждой школе… дети двух обследованных колоний в Царском Селе оказались сплошь зараженными гонореей… Один знакомый врач мне рассказывал такой факт: к нему явился мальчик из колонии, зараженный триппером. По окончанию визита он положил на стол 3 млн. рублей. На вопрос врача, откуда он взял деньги, мальчик спокойно ответил: «У каждого из нас есть своя девочка, а у девочки есть любовник – комиссар…» Девочки, прошедшие через распределительный центр Петрограда, откуда они распределялись по колониям, школам и приютам, почти все оказались дефлорированными, а именно: из девочек до 16 лет таковыми было 86,7 процента» (см. «Родина». № 10, 1990). Известно, что в 20-е годы в северной столице даже существовала школа-санаторий для детей-сифилитиков. Из воспоминаний участника событий тех лет публициста И. Солоневича: «…у учителей не было возможности применять к ученикам меры воздействия, они должны были терпеть дефективных и морально распущенных детей, развращавших других. От ругательств, пошлых рассказов и анекдотов на сексуальные темы, которые учащиеся употребляли в своем обиходе, становилось жутко. В том, что разложение народа было запланировано сверху, сомневаться не приходится».