Зеркало тьмы - Уильям Дитрих

Я был окончательно проклят и приговорен к унизительному плену лишь немногим лучше, чем темницы Омара.

И тут с верхней палубы раздался голос:

– Американский корабль!

Глава 32

Моя «суженая» и сборище друзей невесты, представленных сатанистами и прочими недоумками, застыли на месте, что дало мне время приподнять восточное убранство и выглянуть через кормовые окна. Вот он, мой спаситель в лучах луны, с черным корпусом, белыми боковыми иллюминаторами, надутыми парусами и славным флагом Соединенных Штатов с пятнадцатью полосами и пятнадцатью звездами, размером больше простыни, развевающимся в серебристом свете луны. Судя по всему, каким-то образом этот боевой корабль оказался рядом с Сиракузами и узнал по моей надписи в пыли о том, что мы плывем на юг к Триполи. И вот он нагнал нас с готовыми к бою орудиями, и я не мог не радоваться перспективе того, что весь этот бедлам скоро разнесут в щепки. Как и мой почти состоявшийся брак!

Но тут я вспомнил о невинном Гарри.

Нам с сыном нужно было срочно покинуть эту пиратскую посудину. Я попытался что-нибудь сказать через свой кляп, и по резкой команде Авроры кто-то снял его с моей головы. Я прокашлялся и отдышался. Над нами по палубе стучали голые пятки берберских пиратов, которые освобождали лини, опускали паруса и поднимали якорь. Пушки выкатывались на боевые позиции, но все мы понимали, что наше краденое торговое суденышко не могло сопротивляться даже этой маленькой американской шхуне.

– Отпусти меня с Гарри, – сказал я, – мальчик здесь ни при чем.

В ответ она лишь схватила моего ребенка.

– Он замешан здесь благодаря твоей крови и твоим поступкам. Лучше бы тебе подумать о том, как нам избавиться от этой шхуны, Итан, потому что жизнь нашего сына зависит от этого.

– Моего сына!

– Я уже говорила тебе в Америке. Наша с тобой история и близко не закончена!

Ее улыбка напоминала гримасу; она вцепилась в Гарри с жадным упорством ребенка, не желавшего отдавать куклу. Тот извивался, пытаясь высвободиться, устав от глупых одеяний, душивших его, но ее хватка была железной.

Снаружи раздался всплеск ядра, и спустя мгновение до нас донесся и звук выстрела американского орудия. Они пристреливались, измеряя расстояние.

В следующее мгновение я бросился на нее.

Я врезался в Аврору, словно она была крепкой дубовой дверью, нарочно целясь головой в ее голову, и под крики бедного Гарри мы кубарем отправились вниз, срывая шелка и украшения. Идолы давно забытых богов попадали на палубу и покатились, наматывая ткань, которая мгновенно загорелась от попадавших свечей. Мужчины закричали и попытались сбить пламя. Я же схватил Гарри и попытался оторвать его от извивающейся подо мной бестии, но она сжалась в комок, словно кошка, готовая кусаться и царапаться, шипя от своей ненависти.

Я разбил Авроре нос в кровь, от чего почувствовал огромное удовлетворение.

Затем кто-то поднял меня с ее тела и швырнул через всю каюту. Я ударился о переборку и рухнул на пол.

Это был Озирис, в глазах которого горела жажда убийства. Он так мечтал отомстить мне за покалеченную ногу – и вот, наконец, удобный повод. Я почувствовал, как наш корабль набирает скорость, пытаясь оторваться от американской шхуны.

Из люка появился Драгут.

– Мы заманим их на риф!

Еще один всплеск и глухой звук орудийного выстрела, в ответ рык нашей палубной пушки. Где же Гарри? Аврора вскочила на ноги и вжалась в угол, держа его перед собой словно щит, поглядывая на меня взглядом, полным ненависти. Хоть раз она посмотрела на меня честным взглядом.

Внезапно я понял, что под упавшей шелковой драпировкой на стенах висело оружие, включая и мою конфискованную рапиру. Я схватил ее, с улыбкой ощущая знакомый вес и баланс. Может быть, мои уроки фехтования все-таки не пройдут даром!

Озирис тоже широко улыбнулся и сделал шаг назад, сняв со стены более широкую и тяжелую абордажную саблю. Она была короче и эффективнее в замкнутом пространстве каюты. Я дал ему повод выпотрошить меня, и он собирался воспользоваться им. Я же собирался пробиться сквозь него, чтобы добраться до своего сына.

Мы прыгнули друг на друга и скрестили наши клинки, которые звенели и блестели в свете свечей. Я старался парировать его удары и выпады скользящими движениями, дабы моя рапира не сломалась о его значительно более тяжелый и толстый клинок, пытаясь припомнить все, чему меня учили в Париже. Там все было значительно более строго и официально – расстояния четко определены, правила расписаны, над головами не было низкого потолка и раскачивающихся фонарей, да и пожаров по углам тренировочного зала тоже не наблюдалось. Я споткнулся о статую Бастет, богини-кошки, и попытался ударить противника по икрам, но тот парировал мой выпад.

Теперь настала очередь Озириса атаковать – он попытался зажать меня в угол, где его сабля была бы наиболее эффективна. Он размахивал ею из стороны в сторону, колол и отступал, тесня меня, но я был быстрее и следующим выпадом едва не попал ему в глаз, заставив отогнуться назад дугой, чем я воспользовался и выскользнул из угла, пытаясь поймать Аврору. Она подняла с пола серебряный нож и прижала его к горлу моего сына.

– Просто отдай мне мальчишку!

– Не убивай его, только рань, – приказала Аврора Озирису, – я хочу, чтобы он страдал долго.

– Папа! – визжал Гарри. Его едва отлучили от груди, и он уже участвует в дуэли и морском бое… Что я за отец?

Мы продолжали вальсировать, и лишь скорость моего фехтования держала Озириса и его тяжелый меч на достаточном расстоянии. Он начал потеть и тяжело дышать, я же делал выпад за выпадом, заставляя его размахивать саблей, парируя мои удары. Он был полон раздражения и ярости, но менее опасным от этого не становился.

Я наклонился и швырнул в него Баалом, который ударился о стену каюты рядом с Авророй. Озирис пригнулся, чтобы избежать удара, открывшись достаточно, чтобы я ранил его в руку, в которой он держал саблю. Мой противник выругался и сплюнул, подпрыгнув на своей здоровой ноге, и направил на меня саблю с окровавленным эфесом. Он все больше злился, а мы продолжали кружить друг вокруг друга, слыша возню пиратов на верхней палубе, только что бросивших на нее поднятый якорь. Но мой противник, несомненно, устал (сабли весьма тяжелы) и бросился на меня в яростной попытке положить конец этому противостоянию. Каждый взмах тяжелым оружием требовал на несколько мгновений больше времени, чем взмах рапирой, и я парировал его удар, чувствуя себя увереннее благодаря крикам Авроры о помощи. Наконец, я сделал вид, что его увертка от моего удара удалась, отведя рапиру в сторону больше необходимого, и любитель головоломок, насмехавшийся надо мной в Париже, рискнул поднять свою саблю для последнего сокрушительного удара. Он открылся ровно настолько, сколько мне было нужно. Его сабля уже летела на меня сверху вниз, когда я рывком вернул рапиру в стойку, нырнул под его руку и пронзил его навылет в сердце. Он умер прежде, чем его сабля просвистела у меня над ухом, вонзившись в палубу.