Злой волк - Неле Нойхаус

Вся команда отдела К2 в напряжении сидела перед телевизором в кабинете доктора Николя Энгель. И хотя у каждого из них позади был трудный долгий день, все были бодры и с любопытством ждали участия Боденштайна в программе «Дело № XY». В среднем передачу смотрели семь миллионов телезрителей. В период отпусков аудитория, конечно, сокращалась, но это была возможность выйти на широкие круги общественности.

Так как о девушке, найденной в реке, было слишком мало информации, не имело смысла снимать установочный план, зато по делу Ханны Херцманн имелся уже готовый для съемки материал. Боденштайн был как раз первым, и когда он появился в кадре, в кабинете советника по уголовным делам можно было услышать, как пролетит муха. Пия не могла как следует сконцентрироваться на выступлении шефа, который по своему красноречию и деловитости ни в чем не уступал ведущему, в отличие от большинства других коллег, которые от нервозности часто казались неловкими и беспомощными. После разговора с Лутцом Альтмюллером в голове Пии царил полный хаос. Иногда ей казалось, что она совершенно отчетливо смогла ухватить главное, потом обрывки информации вновь перемешивались в страшную путаницу. Минимум два человека, которые находились с ней сейчас в одном помещении, могли бы привнести ясность в ее мысли. Николя Энгель была руководителем отдела К2 во Франкфурте, когда при полицейском налете в квартале «красных фонарей» были застрелены осведомитель и двое членов банды «Короли дороги». А Катрин, по меньшей мере, знала имя Эрика Лессинга.

Всю вторую половину дня Кристиан, Джем и она проверяли истории болезни в картотеке Леонии Вергес в поисках каких-либо улик, но все было напрасно. Они то и дело натыкались на трагические и удручающие судьбы женщин, подвергшихся сексуальному насилию и получивших психические и психологические травмы, но не было ничего, что указывало бы на связь с Ротемундом, Принцлером или Ханной Херцманн.

На экране появилась фотография Килиана Ротемунда. Это был действительно интересный мужчина, а его голубые глаза были настолько необычными, что казалось невероятным, чтобы его никто нигде не заметил. А что, если он на самом деле безвинно стал жертвой коварного заговора? Пия попыталась представить себе, как бы она себя повела, если бы узнала, что ее близкий друг, с которым у нее был конфликт, оказался педофилом. Как бы она отреагировала, если бы он уверял ее, что невиновен? Поверила бы она ему вопреки имеющимся противоречиям? Пия задумчиво смотрела на экран, на котором как раз появился номер телефона для сообщения полезной информации.

– Я пойду быстренько вниз, покурю, – сказала Катрин, сидевшая рядом с ней, и встала с места.

– Подожди, я пойду с тобой. – Пия взяла свой рюкзак и тоже поднялась. У Кая поблизости был телефон на тот случай, если действительно поступят звонки по какому-нибудь из дел, о которых заявил Боденштайн, и их переведут на его номер. Пия вслед за Катрин спустилась вниз по лестнице до подвала и перед помещением, которым редко пользовались, вышла на улицу.

– Шеф вполне мог стать актером, – заметила Катрин и закурила. – Мне кажется, окажись я перед камерой, ни одного толкового слова не сказала бы.

– Надеюсь, это принесет плоды.

Пия тоже закурила и прислонилась к стене. Хотя она встала сегодня в начале четвертого утра, она не чувствовала никакой усталости. Ее воодушевляло предчувствие того, что она, возможно, находится в миллиметре от прорыва, которого они все ждали и благодаря которому их расследование могло принять совершенно иной поворот.

Какое-то время они молча курили. Из одного из соседних садов позади высокого проволочного забора до них доносился смех, гул голосов и аромат жареного мяса.

– Катрин, – сказала Пия. – Я должна тебя кое о чем спросить.

– Смелее! – Молодая коллега Пии посмотрела на нее с любопытством.

– Недавно ты, когда здесь был Франк, в разговоре с шефом упомянула имя – Эрик Лессинг. Откуда ты его знаешь?

– Почему тебя это интересует? – Ее любопытство перешло в недоверие.

– Потому что, возможно, это связано с нашими теперешними делами.

Катрин сделала глубокую затяжку и зажмурилась, когда дым попал ей в глаза. Потом она выдохнула.

– Когда Франк начал тогда ко мне придираться, я как раз кое с кем познакомилась, – сказала она. – Я была на семинаре в Висбадене, и руководитель семинара и я… да… сблизились.

Пия кивнула. Она хорошо помнила о перемене, которая тогда произошла с Катрин. Неожиданно у нее появились новые шикарные очки, модная стрижка, кроме того, она радикально поменяла стиль своей одежды.

– Какое-то время нас с ним связывали близкие отношения, но неофициальные, так как он был женат. Он хотел развестись, но все откладывал. Понадобилось время, чтобы я поняла, что ему нужна была только любовница для его уязвленного самолюбия. – Катрин вздохнула. – Как всегда. Случайно выяснилось, что он знал Франка. Они вместе работали в каком-то подразделении особого назначения. У него был ужасный комплекс неполноценности, он постоянно рассказывал мне о своих прежних героических деяниях. И однажды рассказал о той операции, в которой был застрелен осведомитель.

Пия не верила своим ушам.

– О том налете на бордель на Эльбештрассе не знал никто, в нем не принимал участие даже спецназ. Несколько полицейских в униформе ворвались в бордель. Это казалось случайностью, что Эрик и двое байкеров именно в этот момент были там с целью получения денег. На заднем дворе борделя возникла перестрелка. А теперь держись…

Она сделала паузу, но Пия догадывалась, что она скажет дальше.

– Это Франк застрелил тех троих. Из оружия, которое не числилось на вооружении полиции и затем было найдено в автомобиле одного из байкеров. У Франка было твердое алиби на время совершения убийства. Его адвокат вытащил его из дела, прежде чем вообще было предъявлено обвинение. Все дело замяли. Франк был помещен сначала в психиатрическую лечебницу, а потом переведен в Хофхайм. Вся эта история до сегодняшнего дня является в высшей степени секретным делом.

Пия раздавила сигарету.

– Откуда твой друг узнал об этом?

– Франк рассказал ему это по секрету, когда был пьян.

– Когда это точно было?

– В 1996 году. Где-то в марте, если я не ошибаюсь.

– А знают шеф и Энгель, что ты в курсе этой истории?

– Шеф хотел поговорить со мной об этом в тот день, когда я упомянула имя Эрика Лессинга, но до сих пор не сделал этого. – Катрин пожала плечами. – Но это неважно. Для меня это только прекрасное средство против Франка, если он когда-нибудь попытается причинить мне зло.

В комнату вошла ночная сестра, и Ханна проснулась. Медицинские сестры и сиделки, которые дежурили в больнице днем, уважали ее желание и не беспокоили ее, разговаривая с ней только о самом необходимом. Однако ночная сестра Лена, заряженная энергией живая блондинка, игнорировала ее молчание и бесцеремонно болтала без умолку, как клубный аниматор. Не хватало только, чтобы она сдернула с нее одеяло, хлопнула в ладоши и заставила ее делать приседания со всеми дренажными и инфузионными трубками.

– Ах, новый айфон, – воскликнула она радостно, после того как измерила Ханне температуру и артериальное давление. – Шикарный, белого цвета! Круто! Мне бы такой тоже понравился. Наверное, очень дорогой, да? У моего друга такой же, теперь он все скачивает через Apps[33].

Ханна закрыла глаза, предоставив ей возможность выговориться. Майке действительно купила ей новый смартфон и загрузила в него все данные, так что Ханна опять могла читать входящие мейлы и наконец знать, какой сегодня день. Ведь она полностью утратила чувство времени.

– Про вас говорили даже в программе «Дело № XY», – продолжала щебетать сестра Лена. – Мы смотрели в ординаторской. Ужасно, как они все это разыгрывают!

Ханна внутренне напряглась и открыла глаза.

– Что они разыграли? – прохрипела она недоверчиво.

Почему ей никто об этом не рассказал? Ирина, Ян, Майке или, по меньшей мере, ее агенты должны ведь были это знать!

– Ну, как вас нашли в багажнике вашего автомобиля. – Лена уперлась левой рукой в талию. – И потом еще до этого – сцену в вашем гараже. Ах да, начали они с того, как вы вышли из телестудии и пошли к автомобилю.

Боже милостивый!

– Они назвали мое имя? – спросила Ханна.

– Нет, только вымышленное. Они все время говорили «телеведущая Йоханна Х.».

Это звучало не очень утешительно. Что толку от запретов на передачу информации, если ее имя уже было озвучено через одну из самых рейтинговых программ немецкого телевидения? Уже завтра пресса одолеет ее.

– Они предполагают, что нападение на вас как-то связано с убийством этого психотерапевта, – сестра Лена направилась в ванную комнату, продолжая беззаботно щебетать.