Детская площадка - Джейн Шемилт

Иззи и охраняющего ее полицейского разместили в бальном зале, который находится у самого входа в дом. Мелисса подавляет в себе желание заглянуть в голубые глаза дочери и спросить – зачем? Иззи злится. Если она и пожелает говорить, то с кем угодно, только не с матерью. На чердаке она смотрела на нее с нескрываемой ненавистью. Она всегда добивалась своего, однако никто и помыслить не мог, что ради достижения цели она может пойти на убийство.

Соррель прижимается к матери, держа в руках синюю плюшевую лошадку, которую Поппи, стоящая рядом, на прошлой неделе купила ей в деревенском магазине. Чарли сидит на полу у плиты с Венерой на коленях. Блейк устроился возле сестры вместе с Ноем. Заметно, что он до сих пор не пришел в себя. Грейс стоит у двери, прислонившись к стене. Полная женщина-полицейский усаживается на табурет рядом с Соррель и Евой.

Ева крепко обнимает дочь, словно намерена не расставаться с ней всю жизнь.

– Все хорошо, дорогая, не надо бояться.

– Я побежала наверх, чтобы спрятаться, потому что испугалась.

– Знаю, милая.

– Когда я пряталась в прошлый раз, никто не пришел.

– В прошлый раз? – Ева прижимается щекой к ее макушке.

– Иззи заставила меня играть с ней в прятки. Мы играли вдвоем. Мы шли вдоль железной дороги, а потом пришлось бежать. – Голос Соррель дрожит. – Она посадила меня в тот ящик и сказала, что остальные придут и найдут меня, но никто не пришел, а там было темно и мало места, я не могла шевелиться и… – Она захлебывается слезами.

Ева прижимает дочь к себе и что-то шепчет на ухо.

Мелисса впивается ногтями в подлокотники. Машина, скользившая по дороге, вылетела на берег, ударилась о камни и перевернулась. Ее жизнь разбилась вдребезги. Это сотворила Иззи, а не Пол. Ее дочь, а не муж. Пол пытался объяснить. «Она больна, – сказал он. – Ты должна ей помочь». Откуда ей было знать, что в океане его лжи окажется капля правды? Что не он, а Иззи лгала все это время?

– Значит, ты побежала наверх, потому что испугалась? – мягко спрашивает женщина-полицейский. Соррель не мигая смотрит на нее. – Интересно, что же тебя напугало?

На кухне тихо, слышны лишь успокаивающие фоновые звуки: ровный гул холодильника, урчание кошки, ерзание детей на полу, зевки собаки.

– Когда Иззи кормила пони, она зажала ему нос, и я подумала, что он задохнется. А потом вспомнила, что Эшу она тоже зажимала. – Соррель льнет к матери, вертя в руках синюю лошадку, ее голос понижается до шепота. – И он сразу весь застыл.

Тишина на кухне становится гробовой. Соррель поднимает глаза на Еву, словно проверяя, рядом ли она. Ева целует дочь, ее лицо окаменело, словно ужас стер с него все эмоции.

– Я не очень поняла, что случилось с твоим братом, – еле слышно шепчет сотрудница полиции. – Может, расскажешь мне об этом побольше, чтобы я во всем разобралась? Значит, ты была в его комнате…

– Да, я была. – Соррель быстро кивает. – Пошла посмотреть, почему он все время плачет. Иззи пришла раньше меня. Она зажимала его лицо рукой, потом отпускала, потом снова зажимала, будто играла в игру.

Ева закрывает глаза. Мелиссе хочется вскочить и бежать прочь, все равно куда, лишь бы подальше, чтобы не слышать слова, которые уже никогда ее не отпустят, и перестать представлять эту жуткую картину, которая врезалась в ее память навсегда.

– Иззи его подняла. – Соррель все вертит и вертит в руках лошадку. – Его голова так смешно болталась, совсем как у куклы. – Она снова смотрит на Еву и говорит уже громче: – А потом она увидела меня. – Ева cжимает губы, но ее рука нежно гладит волосы Соррель.

– А что было после этого? – через пару секунд тихо спрашивает полицейский. – Что было потом, Соррель?

– Она ничего не сказала, просто унесла его. Я побежала обратно, легла в кроватку и с головой укрылась одеялом. Когда Иззи вернулась, она стянула с меня одеяло и сказала, что убьет, если я кому-нибудь расскажу. – Соррель снова шепчет: – И я намочила постель.

Ева склоняется к дочери.

– Дорогая, тебе больше не надо ничего говорить.

– Я хотела рассказать, что он не мог дышать, очень хотела, но ты мне не дала.

– Ох, милая! – В голосе Евы звучат и отчаяние, и скорбь. – Я подумала, ты имела в виду, что он тонул. Ты очень нервничала, поэтому я тебя и остановила. Прости.

Мелисса вспоминает, что Соррель пыталась поделиться и с ней, но она подумала то же, что Ева, и так же не дала малышке договорить. Ей мучительно сознавать, что могло произойти дальше. Когда первый план в отношении Соррель не сработал, но та, к радости ее дочери, потеряла память, Иззи постаралась постоянно держать свою жертву в поле зрения и наблюдала за ней, чтобы не пропустить момент возвращения воспоминаний, который случился сегодня. Она представила бы падение из окна как ужасный несчастный случай, и все бы ей поверили. Мелисса еще сильнее сжимает подлокотники мокрыми от холодного пота пальцами.

Грейс отстраняется от стены и, слегка прикоснувшись к плечу Евы, подходит к холодильнику, достает кувшин с лимонадом, берет из шкафа три стакана и выходит из кухни.

Соррель сползает с колен Евы, хватает Поппи за руку и мчится к двери, увлекая за собой сестру. Поппи бросает взгляд на Чарли и закатывает глаза, но руку не вырывает. Сотрудница полиции выходит за ними; Мелисса предполагает, что она хочет удостовериться, что с Соррель все в порядке. Чарли и Блейк тоже срываются с места и выбегают наружу.

На кухне тихо. Если бы Ева завопила и стала рвать на себе волосы, это никого бы не удивило. Если бы она попыталась убить Мелиссу, та бы ее не винила. Но Ева сидит, опустив голову. Когда она наконец выпрямляется, на ее лице скорее растерянность, чем злость, словно вокруг творится бессмыслица.

– Я не могу понять, зачем Иззи понадобилось убивать Эша. – Ева бледнеет. – А если бы смогла, то все равно не простила бы. Я знаю, она страдала от издевательств Пола, но… – Продолжать Ева не в силах.

– Я тоже не знаю зачем, – запинаясь, отвечает Мелисса. – Прости. Прости, прости, прости меня. Это звучит жалко. Нелепо. Но я понятия не имела, не подозревала. Я перестала соображать. Я больше ничего не знаю…

– А я, кажется, знаю две вещи. – Ева встает.

Мелисса ждет, склонив голову.

– Мы все позволили себе то, чего делать нельзя. Все мы, – решительно начинает Ева. – Это первое. А второе… – Ее голос