Инстинкт женщины - Чингиз Абдуллаев

— А девочка? — вдруг спросил Цапов. — При чем тут она?

— Она дочь бандита, — сказал Полухин. — И это часть крупной операции. — После того как с него сняли наручники, к нему вернулась обычная уверенность. — На войне как на войне, — нравоучительно заметил он.

— А если так с твоей дочерью поступят? — спросил Цапов. — При чем тут ребенок?

— Она не ребенок! — нервничая, выкрикнул Полухин. — Она взрослая девушка и должна понимать, чем занимается ее отец. Все эти сволочи разбогатевшие… У них, понимаешь, самолеты свои… Они детей в Швейцарию учиться отправляют, а народ здесь должен подыхать?

— Тебе не кажется, что в тебе говорит обычный люмпен? Ты им завидуешь.

— Да, да! — закричал Полухин. — Я им завидую. Я умный, сильный, двадцать лет вожусь с этим дерьмом, и у меня ничего нет. Живу в дешевом доме на одиннадцатом этаже в двухкомнатной конуре. У меня машины нормальной нет, летом я езжу отдыхать к теще на Урал. А они на Канары. Так должно разве быть? Отец Рашковского был бандитом, и сам он бандит. А сидит с нашими министрами, дворцы себе строит. Пусть поймет, как живут простые люди. Пусть помучается.

— Понятно, — сказал Цапов, — а как быть с законом?

— С каким законом? Они плюют на закон — убивают, грабят, воруют, насилуют. А мы должны соблюдать законы? Мы будем действовать такими же методами. Пусть они нас боятся, а не мы их. Теперь закон будет на нашей стороне, а не на стороне бандитов.

— Убийство сотрудника милиции тоже было по вашему «закону»?

— Это издержки, — ухмыльнулся Полухин, — лес рубят — щепки летят. Знаешь небось?

Цапов дернулся. Он вскочил со своего места и, коротко размахнувшись, ударил Полухина по лицу. Тот отлетел в сторону, упал на пол. Потом медленно поднялся, вытирая кровь с нижней губы.

— Ты всегда был идиотским романтиком, — прошептал он, хищно улыбаясь.

— А вы всегда были подлецами, — раздался чей-то громкий голос.

Полухин обернулся. В комнату вошли Игорь Николаевич и еще два сотрудника милиции.

— Вы арестованы, — сказал генерал, — думаю, что прокуратура даст санкцию на ваш арест. Согласно нашим, — он подчеркнул это слово, — нашим законам мы имеем право задержать вас на трое суток.

— На каком основании? — холодея от ужаса, спросил Полухин.

— На основании вашего признания в совершенных преступлениях. — Игорь Николаевич включил магнитофон, который был у него в руке, и оттуда послышался голос Полухина, рассказывающего о работе группы Авдонина.

— Сволочи! — заорал Полухин, бросаясь к генералу, чтобы разбить, сломать, уничтожить магнитофон. Но двое оперативников успели его перехватить.

— Обманули, — Полухин бился у них в руках, уже плохо сознавая, что делает.

— Наручники наденьте, — приказал генерал, — и везите к нам. Чтобы никто его не видел.

Полухина вывели из комнаты. Цапов стоял рядом, даже не глядя в сторону своего бывшего друга. Генерал подошел к нему.

— Вы все слышали? — спросил Цапов.

— Все, — подтвердил Игорь Николаевич, — теперь мы можем арестовать всю группу Авдонина. Я поеду к прокурору.

— Вам не разрешат их арестовать, — вздохнул Цапов. — Вы ведь знаете, что не разрешат. Они выполняли приказ.

— Посмотрим, — сказал генерал. — Сейчас уже вечер. Может, поедем вместе за Авдониным? Я хочу доставить тебе такое удовольствие. Даже если мне не разрешат его арестовать и выгонят со службы, я хотя бы трое суток продержу этого мерзавца в КПЗ. Поедем со мной, Костя, а?

— Поехали, — кивнул Цапов.

Авдонин был дома. Он, похоже, даже не удивился их появлению. Надел очки, долго рассматривая визитеров. Только спросил:

— Санкции у вас, конечно, нет?

— Мы имеем право задержать вас на трое суток, — сказал генерал, — в течение которых и получим санкцию прокурора.

— На каком основании?

— По факту совершенных вашей группой убийств. У нас есть признание Полухина.

— Я всегда полагал, что Савелий наше слабое звено. Он слишком долго работал в вашей системе, — сказал Авдонин. — Хорошо, я сейчас соберусь. Позвонить вы мне, разумеется, не разрешите?

— Не разрешу. Позвоните из тюрьмы своему адвокату, — сказал генерал.

— Эх, Игорь Николаевич, неугомонный вы человек. Зачем вам все это нужно? Меня выпустят из тюрьмы уже завтра, а у вас будут очень большие неприятности. И вы это прекрасно знаете. Я выполнял приказ.

— Одевайтесь, — напомнил о себе генерал. — Вы забыли, что в этой стране еще существуют законы. И вам пока не все позволено. И не любыми методами.

— А как иначе можно покончить с Рашковским? И с другими преступными авторитетами? Благородными увещеваниями? Вы не подскажете? Не знаете?

— Знаю, — сказал генерал. — Пока вы разбойничаете в Москве, мы работаем. У меня очень много друзей в вашем ведомстве, полковник. И это хорошие люди. Которые любят свою страну и уважают наши законы. В отличие от вас, Авдонин.

— Слова, слова. — Полковник надел пиджак, кивнул испуганной жене: — Не беспокойся, я завтра приеду.

Они вышли из дома и сели в ожидавшую их машину. Игорь Николаевич занял место рядом с водителем, Авдонин — между Цаповым и еще одним оперативником.

— Зачем вам это все, генерал? — продолжал свое Авдонин. — В вашем возрасте пора бы уже относиться ко всему более философски.

— Нет, — сказал генерал, повернувшись к задержанному, — у нас разные взгляды, полковник. В том числе и разная философия. Боюсь, что вам меня никогда не понять.

Глава 40

Стамбул один из тех городов мира, которые по праву можно считать государством в государстве. Насчитывающий четырнадцать миллионов человек, этот мегаполис, раскинувшийся на двух континентах — в Европе и Азии, не только крупнейший город Турции, но и территория, на которой разыгрывались исторические драмы на протяжении долгих двух тысячелетий. Даже после того, как город стал столицей могучей Османской империи, когда казалось, что полумесяц будет царить по всему миру, он не сохранил своего названия — Стамбул. После поражения в Первой мировой войне столица Турции была оккупирована войсками союзников, и греки, несколько веков мечтавшие о возвращении города, вернули наконец ему славное имя града Константина, ведь четыре тысячелетия назад он и назывался Константинополем.

Правда, и им не удалось надолго задержаться в городе. Вместе с английскими и французскими войсками, отступавшими белогвардейцами, хлынувшими в Константинополь после поражения в гражданской войне, они должны были убраться из города. Стамбул был освобожден войсками победоносного Кемаля Мустафы, прозванного за свои победы «Ататюрком» — или отцом всех турок. Ататюрк спас свою страну от полного расчленения и заложил основы республиканского строя, который привился на азиатской земле. Правда, много лет спустя никто уже не будет вспоминать, что кемалистам помогала Советская Россия и ее золотые кредиты, а красный флаг Кемаля Ататюрка очень подозрительно был похож на красный флаг Советской России. Но разве такие совпадения не случаются слишком часто?

Мустафа Кемаль Ататюрк сделает почти невозможное. Он излечит огромную страну от «имперского синдрома». Он введет новый алфавит, заставив всю нацию учить латинские буквы вместо арабских, он введет европейский цивильный костюм вместо турецких шаровар и фесок, он создаст армию по образу и подобию европейских, отделив ее от государства и священнослужителей. И, наконец, он сделает неслыханное — отделит аллаха от государства. И спасет Турцию, заставив ее признать реалии двадцатого века.

Потом в течение многих лет страна будет опасно балансировать на грани прошлого и будущего. Будут побеждать на выборах националисты и исламисты, леворадикалы станут устраивать анархические бунты, а правые националисты развязывать настоящий террор против собственного народа. Но армия, любимое детище Ататюрка, армия, которую он пестовал и создавал, останется надежной опорой демократического правления в Турции. И всегда, во все переломные моменты двадцатого века, армия будет твердо стоять на страже завоеваний кемалистской революции, не позволяя никому пересматривать ее итоги.

Мустафа Кемаль сделает еще нечто вовсе невероятное. Он откажется от столицы Османского государства, которая четыреста лет была центром европейской и мировой политики. Он перенесет столицу в небольшую Анкару, чтобы показать всем — разрыв окончательный и бесповоротный. С прошлым империи покончено раз и навсегда. Но Стамбул вынесет и такой удар, слава этого города не померкнет, ибо бывшая столица не просто исторический символ. Это еще и город фантастически красивых зданий и мечетей. Расположенные друг против друга храм Святой Софии, к которой пристроили минареты, и мечеть Султанахмет — символы красоты города, сохранившего историческую память прошлого. Крепостные стены, помнившие нашествие крестоносцев, огромную армию османских завоевателей и отважно защищавшихся византийцев, — символы былого могущества столицы другой империи.