Избранная и беглец - Штерн Оливия

На миг — всего лишь на миг — Айрис представила себе, как хорошо здесь было бы жить ей и Оллину. В кольце стен, среди старых лип, был высохший искусственный пруд, довольно глубокий. Она бы его восстановила, посадила розовые лотосы, и они бы могли проводить вечера, наслаждаясь тишиной и покоем.

И тут же оборвала себя, прикусила губу. Не будет здесь Оллина. В лучшем случае приедет навестить, да и то вряд ли.

Айрис приблизилась к комнате, которая при ней использовалась как детская. Чем ближе, тем сильнее замирало сердце, тем откровеннее хватал за горло страх. А вдруг что-то случилось с Микаэлом? Она не переживет этого, точно не переживет… Или спалит весь город к ларху. Айрис чувствовала себя в силах сделать и это.

Она остановилась перед закрытыми дверями, положила на них ладони, прислонилась лбом.

Ну, что же ты медлишь? Открывай. Не думай о дурном, с твоим мальчиком все в порядке…

И, вдохнув поглубже, так, словно ныряла в воду, Айрис толкнула тяжелые, отполированные временем и сотнями рук створки.

Она замерла на пороге, забыв, как дышать. Колени дрожали и предательски подгибались, на губах застыл стон.

Маленькая спальня была освещена рассветным солнцем, пробивавшимся сквозь круглые мутноватые стекла, которыми было забрано высокое окно. Ничего здесь не изменилось за время ее отсутствия: все та же кровать наследника, рядом — скромная кушетка кормилицы. Деревянная лошадка в углу, тряпичный мяч закатился в угол.

Айрис, позабыв обо всем, рванулась к кровати. Ее трясло как в ознобе, зубы клацали. Там, свернувшись в гнезде из пуховых одеял, в длинной сорочке и кружевном чепце, мирно спал Микаэл, посапывая и причмокивая. Живой. Напряжение схлынуло, Айрис вытерла набежавшие слезы. Присела на край кровати и, выудив Мику из одеял, взяла его на руки, теплого, розового, сонного. Вдохнула такой родной молочный запах. Мимоходом подумала, что за время ее отсутствия сыночек потяжелел. Мика завозился в ее руках, недовольно захныкал. Айрис только сильнее прижимала его к груди. Ей хотелось плакать, зарыться носом в мятую сорочку, исцеловать этого пухлого бутуза и никогда, никогда не выпускать из рук.

И в этот момент Маараш, шумно сопящая на кушетке, проснулась и резко села.

Ее взгляд, еще мутный ото сна, остановился на Айрис. Рот приоткрылся. Айрис только сильнее прижала к себе Мику.

Маараш была дородной женщиной весьма внушительного роста и солидных форм. Наверное, именно на эти пышные достоинства и повелся в свое время Рато Ревельшон, чем, к слову, Маараш никогда не кичилась. А теперь сидела и растерянно смотрела на Айрис. Молча. А правый глаз не открывался, украшенный фиолетовым синяком.

Странно, но Айрис не ощутила даже подобия торжества от того, что любовнице мужа тоже досталось. Вся эта возня с перетягиванием баронского внимания показалась бессмысленной и ничего не стоящей. Так, пустое место. Тем более что сейчас на руках она держала свое самое дорогое в мире сокровище и отдавать его кому-либо не собиралась.

— Миледи, — растерянно прошептала Маараш, — но вы же…

Она оказалась крепкой женщиной, в обморок не упала. Только медленно, очень осторожно переместилась по кровати подальше от Айрис.

— Я вернулась, Маараш. Вернулась, чтобы править. Ты ведь не будешь становиться у меня на пути?

Маараш замотала взлохмаченной головой.

Понятливая женщина, в отличие от многих.

— Это хорошо, что вы вернулись, миледи. Я сразу сказала господину барону, что негоже дитя оставлять без матери. Только кто ж меня слушал. Как сбесился. Сказал, что таких, как вы, сотню найдет.

И вздохнула, сникнув.

Айрис кивнула ей.

— Это… он тебя так разукрасил?

— А кто ж. Как вас, голубушка, в озеро спровадил, так стал искать, к кому б придраться. Не хватало, видно, ему этого.

В это время Мика окончательно проснулся и захныкал, шаря ладошкой по экзокостюму. Айрис поцеловала его пухлые щечки, вытерла слезки, но сын не унимался.

— Ну, Мика, посмотри на меня. Это я, твоя мама. — И горло словно обруч стиснул. Снова захотелось плакать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Он есть хочет, — осторожно сказала Маараш.

— И ты не боишься, что я, утопленница, здесь сижу?

— Так вы ж, миледи, своему дитяте вреда не причините. Даже утопленная. Так что, дадите мне его? Он будет плакать, пока не поест.

Айрис заглянула в светлые глазенки Мики, поцеловала нос-пуговку. Ей не хотелось выпускать его из рук, но тут Маараш была права. Пока что ей нечего предложить сыну.

— Ему уже кашу надо варить.

И все же поднялась, обошла кровать и передала Мику кормилице. Та ловко оттянула сорочку, и Мика тут же умолк, занявшись делом.

— А вы… теплая, миледи, — растерянно сказала Маараш, — и не скажешь, что мертвая.

— Я не мертвая.

Она стояла и смотрела, как Микаэл ест. И так горько вдруг стало, что не может сама кормить. Если бы Рато не избил ее тогда, то все было бы по-иному…

— Мой супруг у себя? — спросила коротко.

Маараш кивнула.

— Да, миледи. Только вот вчера… девок каких-то привел. Все ему мало.

Айрис лишь плечами пожала. Девок? Тем лучше. Будет что припомнить.

— За Микаэла головой отвечаешь, — строго сказала она Маараш, — и я… скоро вернусь. Я буду жить здесь, Маараш. И если захочешь, ты сможешь остаться.

Кормилица молча кивнула, все так же растерянно глядя на так внезапно вернувшуюся госпожу.

…Через несколько минут Айрис стояла на пороге баронской спальни.

Брезгливо втянула воздух. Пахло вином, табаком, прокисшей едой. Интересно, когда здесь в последний раз убирались? Одна портьера была оборвана, повисла на единственном крючке. Одежда небрежно валялась прямо на полу…

Ступая на цыпочках, Айрис прошла вглубь, к огромной кровати. От нахлынувших воспоминаний сердце колотилось как сумасшедшее. Именно на этом супружеском ложе она потеряла сознание от боли в их первую ночь. А очнулась на полу.

Зато теперь он спал, обнимая двух совершенно голых девиц. На скуле одной из них Айрис рассмотрела свежую ссадину.

Она прислушалась к себе, пытаясь понять, что именно испытывает в эту самую минуту, стоя над спящим мужем.

Того сумасшедшего животного страха теперь не было. И вообще не было ничего. Лишь холодная пустота. Равнодушие. Да еще, пожалуй, нежелание видеть этого человека. Никогда больше.

Айрис удовлетворенно хмыкнула и, поразмыслив еще немного, обрушила на спящих поток ледяной воды. И отошла в сторонку, наблюдая. Девицы завизжали, одна даже упала с кровати. Рато, грузно ворочаясь, кое-как сел, захлопал спросонья глазами, сопровождая все это забористой бранью. Потом уставился на Айрис, видимо, не вполне осознавая происходящее, осенил себя знаком Двуединого и наконец, побледнел.

Айрис улыбнулась.

— Ну, здравствуй, муж мой.

Темные глаза Рато забегали, он быстро сотворил перед собой еще один оберегающий знак.

— Не поможет, — подсказала Айрис.

Она кивнула девкам.

— Вы — убирайтесь. Вон.

Те, шлепая босыми пятками, прижимая к себе мятые простыни, стремительно скрылись, сразу поняв, что лучше повиноваться.

Эта маленькая передышка позволила Рато взять себя в руки. Его глаза налились кровью, лицо побагровело.

— Ты! — прорычал он. — Тварь! Вернулась!

— Отчего бы не вернуться в свой дом?

И видя, как дернулся Рато, процедила:

— Не двигайся, если не хочешь сдохнуть прямо здесь и сейчас.

Видят придуманные боги, ей было нелегко. Страх — на диво липучая штука, так просто не уходит.

— Ты покинешь замок и уберешься из города. Куда хочешь, мне это неинтересно. Я не желаю тебя здесь больше видеть… ничтожество.

— Я позову храмовников, и теперь уж ты не отделаешься мешком, — просипел Рато. — Мы сожжем тебя, тварь, и пепел развеем по ветру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как мило. — Айрис даже улыбнулась. Почти невозможно заставить себя улыбаться человеку, которого раньше боялась до потери чувств. Но она смогла — и обрадовалась этой маленькой победе.

— Я не хочу с тобой спорить, Рато. Просто убирайся. Когда-то я прокляла тебя. Я сама исполню это проклятие, ты будешь сдыхать один, всеми покинутый, в нищете и грязи. Да, и говорить с тобой больше не хочу. Убирайся.