В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

На Колона производила глубокое впечатление красота бесчисленных островов, среди которых он плыл, нигде не задерживаясь и определяя издали, на глаз, есть ли надежда найти на них золото. Все они были зеленые и плодородные, всюду был сладостный, благоухающий воздух, всюду — вечно синее небо и у берегов — утесы темного цвета, похожие на слоновью кожу, а у подножия этих утесов — застывшее, как стекло, лучезарное и глубокое море с океанской фауной, приводившей в изумление адмирала.

«Здесь, — писал он в своей тетради, — водятся рыбы, настолько отличающиеся от наших, что прямо диву даешься. Есть тут рыбы, похожие на петуха, самых чистых, каких только можно найти на свете, цветов — синего, желтого, красного, и краски эти настолько ярки, что нет человека, который не изумлялся бы и не радовался им. Встречаются тут и киты. Что же до тварей земных, то я не видал ни одной, решительно ни одной, если не считать попугаев и ящериц. Ни овец, ни коз, никаких других животных я не видал ни разу».

На одном из островов, на котором они побывали, юнга увидел в роще очень большую змею, о чем и сообщил адмиралу. В одном из озер они убили ударами пик змею длиной около семи пядей, у которой были лапы. Это была игуана с зеленой кожей и белым мясом, чрезвычайно ценимым местными жителями и ставшим спустя несколько лет привычным и даже лакомым кушаньем испанских завоевателей, когда в дни своих дерзких походов им случалось страдать от голода. На другом острове Мартин Алонсо Пинсон убил — и тоже пикой — еще одно пресмыкающееся с такими же лапами. По своему незнанию здешнего края мореплаватели принимали этих «лапчатых змей» за опасных животных вроде драконов из рыцарских романов.

На одном острове туземцы при приближении белых бесследно исчезли, и те исколесили его вдоль и поперек, не встретив ни души, словно это был какой-то очарованный остров. На других островах, напротив, туземцы подплывали на своих легких каноэ и, кружась близ каравелл, предлагали свой неизменный хлопок, попугаев и связки дротиков и привозили в больших выдолбленных тыквах пресную воду своих обильных источников, обновляя содержимое бочонков и больших глиняных кувшинов, которыми были уставлены трюмы трех кораблей.

И пока матросы наделяли их погремушками и поясами взамен все того же хлопка и все тех же попугаев, которых они не знали, куда девать, адмирал обратил внимание на некоторых туземцев, показавшихся ему более смышлеными и общительными, и велел своему пажу Лусеро и другим «кормовым» угостить их сухарями, иначе говоря — галетами, политыми неочищенной патокой, добытой из сахарного тростника на сахароварнях Андалусии.

Эти галеты с патокой произвели на туземцев чрезвычайно сильное впечатление; некоторые усмотрели именно в них доказательство божественной природы белых сыновей неба — ведь одни только духи, сошедшие на землю, могут питаться такою амброзией.

Природная склонность ко лжи и всякого рода выдумкам, наблюдавшаяся у этих первобытных людей и столько раз сбивавшая испанцев с толку во время их последующих путешествий, задерживала Колона на некоторых островах значительно дольше, чем ему бы хотелось. На Исабеле он провел два долгих дня в ожидании прибытия из внутренних частей острова великого короля этой страны, который, как утверждали туземцы, был с ног до головы увешан золотом. Но этот золотой самодержец так и не прибыл, и Колону оставалось лишь смотреть на голых индейцев, таких же, как те, каких он встречал на других островах, размалеванных белой, телесной шли черной краской и носивших свисавшие у самых ноздрей маленькие кусочки золота, «которого было так мало», как отметил в своей записи адмирал, «что его, можно сказать, не было вовсе».

Но что в этом новом мире неизменно продолжало вызывать изумление — так это растительность, и мореплаватель-поэт, смотревший на пряности теми же глазами стяжателя, какими бы он смотрел и на золото, убедившись, что этот металл встречается здесь в столь ничтожном количестве, что едва ли стоит труда заниматься им, устремил свои жадные взоры на леса. Воздух на Исабеле был такой душистый, что это, можно сказать, был нескончаемый праздник для обоняния. Остров представлял собой необъятный букет цветов, ароматы которых окутывали вновь прибывших. Они разносились во всех направлениях, уносясь на многие лиги от берега в открытое море. Белые вдыхали вместе с воздухом редчайшие, доселе не известные им благовония и с наслаждением смаковали плоды, которые, лаская их нёбо, распространяли одновременно сладчайшие ароматы.

Тщетно магистр Диэго, ботаник, и другие матросы, влюбленные в растения и цветы, бродили по этим лесам-садам. Большинство плодов были еще незрелыми, как если бы весна в этих заморских землях начиналась лишь в конце октября. Ни одно из деревьев, судя по ветвям и плодам, не имело никакого отношения к перцу, мускатному ореху, гвоздике и другим азиатским пряностям, образцы которых Колон раздобыл у своих севильских друзей. Они издавали другие запахи, да и внешние свойства их были совершенно другими. Но жажда обогащения, порождая в Колоне радужные иллюзии, поддерживала в нем мысль о том, что, быть может, пряности этой земли те же, что и пряности Азии, но только пора их ежегодного созревания еще не пришла.

Все это, огорчая Колона не меньше, чем ничтожное количество золота, заставило его печально воскликнуть: «По-моему, эта земля весьма богата различными пряностями. Но я не умею их находить, что ввергает меня в величайшую печаль; я вижу тысячи пород деревьев, каждое из которых приносит свои особенные плоды, вижу сочную зелень, какая бывает в Испании лишь в мае или июне, и тысячи различных трав, равно как и тысячи разных цветов».

Вся эта растительность должна была, по мнению адмирала, таить в себе несметные богатства, но так как неосведомленность его самого и его спутников не давала им средств к опознанию их, то следовало покинуть эти края как можно скорее и устремиться на поиски других стран, в которых добывается золото, где люди ходят одетыми, где существуют гавани и оживленно идет торговля с судами, приходящими из Кинсая или с Сипанго.

Несколько раз бедность и первобытность этого райского архипелага заставляли Колона усомниться в справедливости выводов, сделанных им из прочитанных книг, и в нем пробуждалось смутное подозрение: уж не принадлежат ли найденные им земли к какому-то особому материку, находящемуся весьма далеко от великих царств Азии. Никогда Марко Поло не говорил о бедных и прекрасных островах, на которых люди ходят совершенно нагими, не зная ни богатства, ни собственности, обходясь без того, что зовется историей, не имея понятия о хозяйственной предусмотрительности, живя со дня на день без искусственных сложностей цивилизации, без другого ярма, кроме налагаемого самой природой.