Главная тайна ГРУ - Анатолий Максимов

Да, действительно, военная доктрина обсуждалась в советском Генштабе — это верно подтверждает Джибни, ссылаясь на Томаса Вольфа из Кембриджа (1964). Но в Генштабе говорилось о переориентации военной доктрины страны и ее Вооруженных сил в связи с появлением в мире новых видов ракетно-ядерного оружия. Это были 60-е годы, а Соединенные Штаты уже имели детально разработанные планы ядерной атаки против СССР еще в конце 40-х годов, и они регулярно обновлялись и дополнялись (о чем активная советская агентурная сеть в США и Европе так же регулярно информировала Советы).

В этой ситуации западные «коллеги» Пеньковского получили от него «подтверждение» о разладе мнений в среде советских военных по новой военной доктрине. В их руках оказались фотокопии со статьями из закрытого журнала «Военный вестник» за 1962 год. Статьи подготовил маршал В.Д. Соколовский и другие авторы, но… не без помощи ГРУ-КГБ. Сам Джибни признавался, что год спустя после суда «те же материалы, но уже со значительными исправлениями, были напечатаны в новом выпуске журнала».

Джибни лукавил и еще в одном случае. Даже воробьи всего мира знали, что и в Берлинском, и Карибском кризисах американские военные ставили перед президентом США вопрос о превентивном ядерном ударе. А маршал Соколовский в своей статье ставил вопрос лишь об обсуждении возможности перерастания локальных конфликтов в военные с использованием одной из сторон (!) ядерного оружия в качестве возмездия.

«Информационный шум» через Пеньковского по поводу упреждающего ядерного удара содержался и в спецвыпуске «Военная мысль» и других закрытых изданиях, подготовленных специально под контролем ГРУ-КГБ.

Джибни и стоящим за ним СИС и ЦРУ следовало бы задуматься над своими словами, сказанными в «Записках»: «Приняв решение работать на иностранную разведку, он (Пеньковский) отнюдь не преследовал цель расшатать существующий в его стране режим». Тогда зачем предательство? Ослаблении армии?! Желание использовать мини-ядерные заряды в Москве?

И последнее — опять Джибни: «Это очень не похоже на то, что писал Пеньковский». Имеется в виду дискуссия на страницах журналов об армии и упреждающих ударах. Еще бы! На Пеньковского работали аналитики ГШ, ГРУ, КГБ. А потом его назовут «шпионом, который спас мир». Только понятие «шпион» обратное — «разведчик».

Вспоминая, сколько проблем было в моей работе по подготовке к операции «Турнир», мне понятен тот факт, что больше всего советских организаторов «дела» беспокоили вопросы безопасности. У разработчиков «дела» в КГБ-ГРУ «болела голова» о том, как воспринимают действия Пеньковского западные спецслужбы, особенно по процессу добывания информации и передачи ее на Запад.

Листая западные подробные анализы «дела Пеньковского», я поражался явному нежеланию «коллег» агента замечать, сколь небезопасна была его работа при добывании устной и тем более документальной информации. Они «стыдливо» соглашались с версиями Пеньковского при получении сведений и не пытались проникнуть в обстоятельства конкретных его действий по получению их.

Конечно, каждый раз легенда его доступа к конкретным материалам тщательно отрабатывалась, но ни разу его «коллеги по разведывательной упряжке» не спросили его: как удается получать сведения и тем более фотографировать документы. Обычно, как пишут западные исследователи, все ограничивалось фразой: «Будьте осторожны», «берегите себя», «вы — профессионал и хорошо знаете, как это нужно делать…»

Но был момент, как мне представляется, в его работе с Западом, когда «коллеги» Пеньковского могли заподозрить: не подстава ли он? Это могло случиться потому, что в наших высших сферах, возможно, сам Хрущев, посчитали: превентивный ядерный удар американцы могут нанести и не с помощью ракет. В то время в американских военных кругах витала идея генералов-ястребов произвести удар по Советам портативными ядерными зарядами килотонны на две каждый.

И тогда консультанты из КГБ-ГРУ для получения от западных «коллег» Пеньковского сведений, хотя бы косвенных, о таких зарядах, стали настаивать, чтобы он предложил себя в исполнители. Намечено было: под легендой подбросить западным спецслужбам в лице Пеньковского (ценный агент Алекс) «канал» якобы для взрыва зарядов в центре Москвы.

С оперативной точки зрения работа по этому нашему заданию — это затея на грани возможного разоблачения внедренной подставы. Но информация, в которой нуждалась советская сторона, носила характер стратегического значения. И от Пеньковского потребовали получить однозначные ответы на вопросы: есть у США такие заряды или нет? согласны американцы использовать его «канал» для целей взрывов зарядов или нет?

Появилось письмо Пеньковского в адрес спецслужбы США, которое начиналось словами: «Как стратег, выпускник двух академий…» и заканчивалось: «…взорву в Москве все, что смогу…» Затем шесть раз Пеньковский под разными предлогами поднимал перед «коллегами» этот вопрос (и каждый раз рискуя быть разоблаченным!), предлагая себя в исполнители. И только анализ всех шести случаев, вплоть до переглядывания между собой западных разведчиков во время беседы «на тему», позволил обобщить их ответы и прийти советской стороне к выводу: возможно, портативные ядерные заряды у США имеются, но они не стремятся обсуждать реализацию использования их таким путем. Для нас это был все же важный результат. А риск расшифровки разведчика… Как без него?

Если подвести итог «по обеспечению безопасности» работы своего агента Алекса в информационном плане, то складывается впечатление и напрашивается вывод: «коллеги» панически боялись получить сведения о подозрениях русской контрразведки в отношении их ценного агента. Особенно в момент добывания информации. Их беспокоила вероятность потери нужного источника, но… Желание сохранить свой престиж, работая с Пеньковским, и боязнь его потерять как раз учитывались советской стороной в проведении акции по подставе и использованию канала для дезинформации Запада.

Подозрения у СИС и ЦРУ в отношении Пеньковского были. И это естественно — возможность получить в его лице подставу предрекал еще перебежчик из КГБ Голицын, и на его мнение опирался шеф американской контрразведки в ЦРУ Энглтон, а еще английский контрразведчик Питер Райт с его подозрениями… Но англичан и американцев устраивало: что передает агент, как себя агент ведет, мотивы работы агента на спецслужбы. И даже «мертвый лев» их устраивал — это была бы потеря ценного агента.

О парижском периоде встреч с Пеньковским Джибни говорит: «Информация, которую Пеньковский успел передать на Запад, оказалась настолько важной, что они всерьез опасались за его безопасность». Именно там «коллеги» предложили ему остаться за рубежом, но это выглядело как дань уважения к его работе на них, но отнюдь не их желание видеть Пеньковского на Западе.