Оракул петербургский. Книга 2 - А. Федоров

– Знаете, ребята, это больше, чем мистика – это Божье предначертание! – воскликнул он даже с каким-то злорадством. – Ты знаешь, малыш, что ты, оказывается, мой племянник? Но только по отцу… А вот этот балбес, которого я сейчас волоку, – мой брат по материнской линии! Понимаешь, как все просто и сложно одновременно? Меня зовут Дмитрий, рад представиться и, наконец-то, познакомиться поближе.

Вся компания стояла, глядя друг на друга вытаращенными глазами. Затем, словно очнувшись, Дмитрий дал мощного леща своему неблагополучному братану и заявил:

– Ты хоть понимаешь, подонок, что полчаса назад чуть не лишил жизни своего сводного брата. Или как там еще называется такая степень родства? – он помедлил и продолжил, несколько ерничая. – Да, пора начинать нам дружить домами!

В голове Володи уже давно все встало на свои места, но "агент секретной службы" не должен себя разоблачать. Разумнее маскироваться до конца, а, самое главное, разумнее "вовремя смыться"! Уже более менее очухавшегося Александра вдруг заспешивший Володя со словами "разбирайтесь братаны" перепоручил Диме, а сам слинял, пожав обоим руки.

Домой он явился несколько взъерошенным, со следами недоумения на лице. Это не прошло мимо цепкого взгляда Музы. Сабрина же так была рада встрече с сыном, что ничего не заметила. Вообще, Сабрина с возрастом все больше и больше превращалась в удивительно домашнюю женщину – мало приспособленную к "боевой жизни" в России. Она словно бы не замечала "острых углов", даже если больно ударялась о них. Таких женщин очень любят сильные мужчины, ибо они дают им возможность опекать себя, ограждать от прозы жизни, а значит у мужчины появляется возможность чувствовать свою незаменимость, если угодно, исключительность. Во Владимире, своем сыне, Сабрина тоже ощущала "щит и меч" одновременно: щит оберегал ее, а острие меча было направлено в сердце или глаз любого злоумышленника.

Муза была полной противоположностью своей подруги: она всегда держала события "на контроле", пыталась управлять ими и превентивно быстро, с напором разрушать нежелательные факторы окружающей действительности. Отсюда исходила ее постоянная забота о Сабрине, не довольство ее жизненной позицией, ее отношением к собственному сыну. Но Сабрина обычно мало реагировала на остракизм, выпирающий из психологии, поступков подруги. Она гладила ее по плечику, надевала очки от начинающейся возрастной дальнозоркости (уже накапало две диоптрии) и зарывалась в свои "листочки". Сабрина уже издала две книги литературоведческого толка, в которых педантично разбирала особенности творческой лаборатории Сергеева. Муза, надо сказать, с уважением относилась к "ученым проискам" (так она называла эту деятельность) подруги, но с ехидством указывала ей на "легкую фальшь", просматривающуюся в некоторых выводах.

Муза была убеждена в том, что лучше знала Сергеева и потому точнее понимает специфику его творчества, исходящую, безусловно, от особенностей его личности, круга интересов, особенностей событий, в которые он был вынужден окунаться с головой. Она, пожалуй, лучше, чем кто-либо из знавших Сергеева при жизни, отдавала отчет в том, что, например, большинство его стихов писались, как откровенный стеб, ерничество, пародии. Именно для такого потребления создавались стихи-пятиминутки, как он сам их называл. Они писались на злобу дня, для мимолетного куража в тесной компании, собиравшейся в морге по вечерам. То были каламбуры разума, а не откровения сердца. Лишь немногие стихи приближались к истинному и искреннему отражению поэтического настроения Сергеева, были плодом его глубоких переживаний. Сабрина же, по мнению Музы, была склонна принимать самодельный рубль за чистую монету, а бенгальские огни за свет солнца.

По ответственным вопросам Володя шел за советом к Магазаннику или к Музе, но только не к матери. Маму он предпочитал успокаивать, гладить, обсуждать с ней бытовые частности, но не решительные действия, которые требовала от него жизнь. Он как бы тренировал на ней свою мужественность, точнее маскулинность, и учился таинству мягкости и ласковости, которые так необходимы при общении со слабой половиной живущих на земле людей. Сейчас Володя уединился в комнате Музы, где собирался обсудить с ней только что произошедшие события. Вопрос был задан откровенный и категоричный:

– Тетя Музочка, совершенно случайно узнаю из второстепенных источников, что у меня имеются брат, сестра и даже племянник, так ли это?

Муза, словно давно ожидала этого вопроса, а потому без всякого тайм-аута принялась обстоятельно отвечать:

– Володя, ты уже большой, почти взрослый мужчина, и тебе нелишне знать, что жизнь порой готовит нам подарки в виде приятных или неприятных неожиданностей. Одна из таких неожиданностей тебя поджидала все семнадцать лет: тебе решать приятная она или неприятная. Твой, бесспорно, уважаемый папа шел по жизни непростым путем. Не дай Бог тебе испытать все то, что ему пришлось испытать (тут Муза явно сгущала краски). У него было несколько брачных союзов, большинство из которых закончились неудачей – расставанием. Кроме того некоторые женщины просто хотели иметь от него детей. Это же так просто: цветок тянется к солнцу, а умная женщина – к достойному мужчине. Твой же папа был достойным мужчиной во всех отношениях. Это говорю тебе я – женщина, испытавшая на себе воздействие его обаяния. К несчастью, у меня ничего не получилось с детьми на этом фронте.

Володя основательно смутился от таких откровений тетушки, его глаза попытались полезть на лоб. Интересно, что с ним стало бы при получении еще одного подарка – сообщения о том, что у него есть еще белее старшие брат и сестра. Такая мысль, словно метеор, пронеслась в голове Музы, но тут же сгорела в твердых слоях интеллекта: побережем душу мальчика – слишком много впечатлений могут повредить Муза решила решительно приостановить дальнейший процесс критиканства:

– Не надо, Владимир, строить из себя академическую невинность, – сказала она, как отрезала, – пора привыкать к тяготам и соблазнам жизни! Они существуют, они соседствуют со счастьем или горем, и проходить мимо них никому не дано.

Муза проследила выпрямление мимики Владимира и продолжила:

– В результате не всегда радостного для твоего папочки стечения обстоятельств на свет появилось несколько карапузиков. От самого первого его брака у тебя есть сестра Катя – она старше тебя, теперь у нее родился собственный сын, который тебе приходится племянником и зовут его Александр. Твой брат старше тебя на год, полтора: его зовут Дима – его мать не была женой Сергеева, но относилась, видимо, к кругу весьма близких людей. Знаю, что у твоего отца были еще некоторые "житейские опыты", но пока они тебя не коснулись, то не стоит и нам пытаться их лапать руками. В свое время мы сможем уточнить все подобные события, собрать сведения о возрастных данных, половой принадлежности, цвете волос, профессии твоих родственничков.

Муза поразмышляла немного над тем, как бы половчее ввести Володю в курс "кобелиного рыска" его отца, не задев самолюбия наследника и не испоганив ему душу плохими примерами. Становилось очевидным, что без потерь выйти из такого боя не удастся, но надо же было продолжать разговор, ибо глаза, уши, мозг Владимира ждали завершения исповеди, четкого подведения итогов, хотя бы мало-мальски верных количественных определений.

– Однако мы отвлеклись от близкого, – продолжила Муза, – и рискуем застрять на дальних подступах. Брак с коллегой врачом, Ковалевой Светланой Николаевной, был скоротечным – но это, безусловно, не основание для того, чтобы осуждать кого-либо. Для тебя теперь открылась старшая сестра – Екатерина Александровна, С нею твоя маман, день в день, родили мальчиков – тебя и отрока по имени Александр. Что же в том плохого? Чувства твоего папан к некой Татьяне был какие-то искрометные, наверняка, они еще не успели оформиться в то, что называется полноценная любовь. Тем не менее, эта женщина пожелала закрепить свое чувство рождением от Сергеева твоего брата Диму – дело, как видишь, вполне заурядное для горячей женской натуры, и в праве на подобные решения никому не откажешь. Вся эта орда твоих родственников живет где-то поблизости от нашего дома. Ты можешь случайно с ними встретиться, но я лично собираюсь как-нибудь собрать их всех вместе и наладить обстоятельные отношения. С какой стати нам дичиться людей, не правда ли, Володя? Вопросы еще есть? Тогда хватит на сегодня откровений – ступай перевари хотя бы эту информаци., только не зацикливайся на ней чрезмерно. Тебе-то надо учиться за свои грехи отвечать, а не копаться в чужих.

Муза осознавала то, что разговор получился несколько сумбурным, а потому, скорее всего, неокончательным. Но на сегодня достаточно и такой беседы. Володя был несколько ошарашен новостями и еще не пришел в себя, он промычал что-то похожее: