Миры Роберта Хайнлайна. Книга 3 - Роберт Хайнлайн

— У «Сорвиголов Расжака» высокая марка, и ее нужно держать. Лейтенант просил передать, что будет следить за вами… и надеется, вы сумеете прославить свои имена!

Джелли бросил взгляд на сержанта Миглаччио, командира первого отделения:

— Пять минут для падре. Парни один за другим выходили из строя и становились на колени перед сержантом Миглаччио. Совершенно неважно, кто ты был, во что верил — в Аллаха, Христа, Иегову или какую-нибудь ересь, ты мог встать перед падре на колени, он обращал свое сердце к каждому, кто хотел с ним поговорить перед десантом. Я слышал, что где-то есть священники, которые не идут в бой вместе со всеми, и не мог понять, как такие священники могут работать в войсках. Как может священник благословлять кого-нибудь на то, чего он сам не хочет и не может делать? Так или иначе, в десанте выбрасывался каждый и воевал тоже каждый — вплоть до капеллана и повара. Когда мы начали спускаться по широкому коридору, никто из «сорвиголов» не остался в отсеке — кроме Дженкинса, конечно, но это не его вина.

К падре я с другими не подошел: боялся, что кто-нибудь заметит, как меня трясет. В конце концов, он вполне мог благословить меня и на расстоянии. Но вдруг он сам подошел ко мне, когда последний из преклонивших колени встал, и прижал свой шлем к моему.

— Джонни, — произнес он тихо. — ты первый раз участвуешь в выброске как сержант.

— Да, — сказал я, хотя на самом деле я был таким же сержантом, как Джелли офицером.

— Я только вот что хочу сказать, Джонни. Не пытайся сразу стать генералом. Ты знаешь свою работу. Исполни ее. Только исполни. Не старайся получить медаль.

— О, спасибо, падре. Все будет нормально.

Он проговорил что-то ласковое на языке, которого я не знал, потрепал меня по плечу и заторопился к своему отделению.

— Тэнн, заткнись! — скомандовал Джелли, и мы все подтянулись.

— Отряд!

— Отделение! — эхом ответили Миглаччио и Джонсон.

— По отделениям — приготовиться к выбросу!

— Отделение! По капсулам! Исполняй!

— Группы! — Мне пришлось подождать, пока четвертая и пятая группы рассядутся по капсулам, а уже затем пройти по отсеку отстрела капсул к своей. Я устраивался в капсуле и думал: интересно, тех древних, которые залезли в троянского коня, тоже трясло? Или это только я один такой? Джелли проверил герметичность каждого и собственноручно закупорил меня. Закрывая колпак, он нагнулся ко мне и сказал:

— Не теряй головы, Джонни. Считай, что ты на учениях.

Он закрыл капсулу, и я остался один. «На учениях»! Меня затрясло еще сильнее.

В наушниках раздался голос Джелли:

— Контакт! «Сорвиголовы Расжака»… готовы к выбросу!

— Семнадцать секунд, лейтенант! — отозвалось бодрое контральто капитана корабля. Меня резануло, что она назвала Джелли лейтенантом. Конечно, лейтенанта нет в живых, а Джелли, вполне возможно, займет его место… Но мы все еще оставались «Сорвиголовами Расжака».

— Счастливо, ребята! — сказала она.

— Спасибо, капитан.

— Пристегивайтесь. Пять секунд.

Я был плотно пристегнут к креслу — лоб, живот, голени, — но дрожал пуще прежнего.

Когда отделяешься от корабля, становится легче. Сначала сидишь в кромешной темноте, замотанный, как мумия, так что едва дышишь — для того, чтобы снять последствия ускорения. Сидишь и знаешь только то, что в капсуле вокруг тебя азот и шлем снимать нельзя (хотя и при всем желании ты не смог бы этого сделать). Знаешь, что отсек отстрела забит такими же капсулами, и если по кораблю вдарят, то тебе останется только молиться и спокойно помирать. Не в силах двинуться с места, будешь бесконечно дожидаться в темноте смерти и думать, что все про тебя забыли… Будешь вертеться на орбите в развороченной скорлупе корабля, мертвой скорлупе, и наконец получишь свое, не в силах двинуться, чувствуя только, как удушье сдавливает горло. Или корабль сойдет с орбиты, и ты получишь свое внизу, если не сгоришь на пути к планете.

Потом сработала программа, капсулы были отстреляны, и я перестал дрожать. Когда кораблем управляет женщина, не жди никакого комфорта. Синяки обеспечены где только возможно. Да, я знаю, что они лучше справляются с работой пилота, чем мужчины, у них более быстрая реакция. В бою это важно, так как повышает твои шансы, равно как и шансы самих пилотов. Но они мало чем могут помочь, когда на ваш хребет наваливается тяжесть, в десять раз превосходящая обычный ваш вес.

Хотя я должен отметить, что капитан Деладрие свое дело знала. Я даже не почувствовал, когда «Роджер Янг» перестал тормозить. Прозвучала ее команда:

— Центральный отсек… отстрел! — И два звучных хлопка: бум! бум! Это Джелли и сержант отряда отделились от корабля. И тут же: — Отсеки левого и правого борта — автоматический отстрел!

Бум! И капсула дергается и передвигается на новое место. Бум! И она дергается снова, как патрон в магазине старинного автоматического оружия. Что ж, так оно на самом деле и есть… только вместо стволов длинные туннели отсеков космического военного крейсера, а каждый патрон — капсула с десантником в полном боевом снаряжении.

Бум! Я всегда был номером третьим и покидал корабль одним из первых. Теперь же я был «крайним Чарли» — замыкал выброс трех групп. С непривычки ожидание казалось долгим, хотя каждую секунду отстреливалось по капсуле. Я стал считать хлопки. Двенадцать. Тринадцать. Бум! Четырнадцать — странный звук — это пошла пустая, в которой должен был быть Дженкинс. Бум!..

Что-то клацнуло: мой черед, моя капсула в камере отстрела. И наконец — А-А, М-М! — взрыв, сила которого заставляет вспомнить маневр торможения нашего капитана как детскую ласку.

И тут же неожиданно все ощущения пропадают.

Пустота. Ни звуков, ни давления, ни веса. Парение в темноте… свободное падение, примерная высота — тридцать миль. Атмосферы как таковой еще нет, плавно падаешь навстречу планете, на которой никогда не был. Но дрожь прошла: ожидание кончилось. Когда ты отделился, особенно плохо тебе уже не будет; случись беда, все произойдет так быстро, что получишь свое, не успев ничего заметить.

Я почувствовал вибрацию и раскачивание капсулы, вес возвращался быстро, и вскоре мне стало совсем хорошо (нам сказали, что сила тяжести на планете будет чуть меньше земной). Все это означало, что капсула вошла в атмосферу. Пилот, если он артист, мастер своего дела (а наш капитан такой и была), должен производить маневр торможения и отстрела капсул таким образом, чтобы их скорость совпадала со скоростью вращения планеты. От этого зависит, насколько точным будет приземление. Неуклюжий пилот может так разбросать капсулы, что десанту будет очень трудно собраться, восстановить строй и выполнить свою задачу. Десантник чего-либо стоит тогда, когда его точно выводят на цель. Я подумал, что в нашем деле пилот не менее важен, чем сам десантник.