Первопричина: Лагерь смерти - Артём Соболь

— Душнила, — вставая ворчит Роза. — Ладно.

Подойдя к шкафу, Роза берёт комбез, комплект нижнего белья и глядя на это брезгливо фыркает. Поворачивается к Серафине, та уверенно кивает, закрывает глаза… Одежда в руках Розы плывёт. Комплект нижнего белья превращается в бессовестно откровенный лифчик из шнурков и двух маленьких треугольников чёрной ткани. Которые по прикидкам… Соски точно закроют, а вот на ореолы уже не хватит. Плавки, превращаются в те же шнурки, но треугольник ткани один и поменьше.

Комбез… Больше это не комбез, а чёрный топ и вульгарно короткие шорты.

— А ты не замёрзнешь? — упирает руки в бока Спичкина. — По сути, ничего не изменилось. Как была голой, так и осталась. Бесстыжая.

— Мне дышать нужно, — натягивая на себя одежду ворчит Роза. — Я же воздух. Одежда мне только помешает. По вопросу бесстыжести. Я, в отличие от некоторых, представляя Влада пальцы себе в попу не сую. А ты…

— Я пошутила, — поднимает руки Спичкина. — Милый наряд. Я себе такой же хочу. Серафина, сделаешь нам с Раей?

— Всё равно сгорит. Но сделаю.

— Я готова, — крутясь на месте улыбается Роза. — Можем идти. Потренируемся… А потом ещё потренируемся. Сестёр подключим и потренируемся все вместе. Потом унесём тебя спать. Ты ведь устанешь. Устанешь-устанешь.

— Я тут вспомнил, — глядя на заводящихся девушек отступаю к выходу. — У меня дело есть, к Лазареву, ага. Тренировка завтра.

— Я буду ждать, — серьёзно говорит Роза. — А когда дождусь. Ты у меня на четвереньках ползать будешь.

Выбегаю из спальни, слушая громкий смех женщин прижимаюсь спиной к стене…

Нда… Что думает то и говорит. Скрывать свои намерения и желания не собирается. Это плюс. И я бы с радостью. Но… Пока не время. Вот после налёта на поезд, можно будет. Пока же нет.

****

В лаборатории, вместе с двумя излобретателями всяких там злобретений, находится ещё и Белка. Которая сидит на стуле и держа на ладони светящийся бело-голубым осколок кристалла, смотрит на безумцев. Безумцы же, особенно Лазарев, смотрит на Белку как на пришедшую из подизмерения, самую нечестивую демоницу. То есть с безмерным уважением, восхищением и трепетом.

— Что здесь происходит?

— Ещё один прорыв, Владислав, — кивает Лазарев. — С вашей помощью мы создали лекарство. С помощью Екатерины, только что синтезировали оружие.

— Электрокристаллы.

— Совсем нет, — взяв со стола мелкий осколок кристалла возражает Лазарев. — Хоть какие-то принципы в том что вы создаёте лекарство, а Катя оружие я не нашёл, но это факт. Вот, смотрите, это чудо.

— Что-то не вижу. А в чём…

— Предварительные опыты мы провели. Порошок этого вещества, очень хорошо горит белым пламенем и даёт сверхвысокую температуру. Настолько высокую, что керамическая чаша растрескалась. При добавлении в порох скорость горения возрастает на шестьдесят процентов. А если сжать…

— Не надо! — нервно дёргается Ломакин. — По крайней мере не здесь. Владислав, а вы чего…

— Мне нужна бомба, — потирая руки улыбаюсь.

Начинается полемика. Бомбу на «Первопричине» Лазарев готов собрать хоть через неделю. Ему для этого надо: несколько килограмм тротила, толстостенная труба большого диаметра, несколько реактивов, и сто килограмм «Первопричины.» Сварочный аппарат, канистру концентрированной серной кислоты, несколько грамм радия, свинцовая фольга и мощный аккумулятор. И всё, бомба у нас. Не ядерная, если верить описаниям Лазарева и сравнивать с тем что я знаю, но тем не менее очень мощная. В радиусе пятисот метров всё испарится к чертям собачьим. А в радиусе полутора-двух километров, всё живое сдохнет от излучения. Если конечно мы не сдохнем раньше. Защиты, кроме противоядия у Лазарева никакой. Так что скорее всего… Но он готов рискнуть.

— Не вариант. Короче, товарищи, мне для ограбления поезда нужна большая бабаха.

— Вам? — скептически смотрят на меня оба, после чего продолжает Лазарев. — Владислав, вы сил лишились? Да вроде нет… Тогда зачем вам эта бабаха если вы и так можете целый состав угробить? Это если никого не спасать.

— Могу, но тут вот в чём дело.

Быстро пересказываю свой план по теме как подставить демократов. На что учёные зависают, но тут же подпрыгивают и план одобряют. Правда, пытаются дополнить, но быстро бросают это дело и от бесполезных теорий переходят к делу.

В разговор вмешивается Осип и предлагает для этих целей использовать противотанковые гранатомёты, которые он видел в оружейке. Лазарев предлагает доработать боевую часть, путём добавления новых кристаллов.

Не успеваю ничего сказать, как в разговор вмешивается Ломакин и в приказном порядке требует от Лазарева экспериментировать с гранатами где-нибудь подальше от нашего жилища. С остальным он согласен. Подставить демократов надо, тем более, отношения с арийцами у них такие себе их мягко скажем недолюбливают. А поскольку немцы раса избранная и высшая, выше некуда, то есть шансы, что разбираться с хранителями демократических ценностей они не будут и перейдут к кровопролитию.

Шансы есть, но они настолько мизерные… Ну и ладно, войну между ними мы не начнём, но настроение и тем и другим испортим.

****

Начинается подготовка. Серафина сидя на полу с закрытыми глазами пытается найти и просканировать разумы руководства. С целью узнать будет ли сегодня поезд или нет. Лазарев что-то мутит с кристаллами. Разглядывает их, задумчиво хмыкает. В итоге зовёт Фаину и просит её зарядить кристалл. Остальные… Все остальные просятся с нами страстно желают отомстить фашистам. Обещают им немыслимые кары и изощрённые способы убийства.

Но, все они остаются дома. Идём вдвоём, с Серафиной. Слушать кого-то не собираюсь. Убеждения и уговоры оставляю без внимания, потому как план готов, утверждён и отходить от него смысла нет.

Через час возвращается взмыленный Осип. Снимает с себя два гранатомёта, выкладывает из рюкзака пистолеты и патроны, и убегает собирать нас в дорогу.

— Это что за хренотень, — разглядывая оружие спрашиваю.

— Панцершрек, противотанковый гранатомёт, — поясняет Лазарев. — Старьё. Ещё с сорок третьего на вооружении. Но штука хорошая, надёжная. Гранаты к ним Осип не принёс, но и двух хватит. Сейчас я их подготовлю.

— Боюсь я его, — поводит плечами Серафина. — И я знаю, он хороший человек. Верный друг надёжный товарищ, гениальный учёный. Но вот