Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович

— Сука! — Максиме вытерла кровавую слюну с подбородка. Она говорила невнятно. Возможно, прикусила язык. — Тупая избалованная блядина! Чему быть, того не миновать! Фраза как раз для существа, которое отвечает за львиную долю позитива в Многомирье!

Аркас наблюдал.

— Я надеялась, что они будут сопротивляться, — обратилась к нему Пророк. — Но каждый просто ожидает своей участи. Эти великие страсти, в которые мы верили, Никас, не собираются вступаться за людей. Они паразитировали, жили, наслаждались нашими подношениями многие тысячи лет. А теперь, когда мы нуждаемся, не собираются ничего возвращать. Их вера в собственную исключительность так велика, что они до последнего рассчитывают на героя, который спасет их. На событие, которое остановит волну негатива просто потому, что им так хочется. Как ты считаешь, Любовь заслуживает смерти? Ты — тот самый герой, который должен спасти ее. Что ты скажешь?

Призрак посмотрел на Любовь. Та зашевелилась, стараясь продемонстрировать побои.

— Защити нас, Никас Аркас, — взмолилась Любовь. — Со мной покончено. Надежда умерла. Но есть еще Воля. В ее Крепости, вы сможете дать последний бой. Выступи за нас. За тех, кто в силах сопротивляться жестокости. Максиме когда-то должна была стать нашим защитником, но предала и атаковала. И посмотри, что с ней стало. Она — свой собственный палач, потому что зло неизменно оборачивается на самое себя. Она горит изнутри, так как не смогла сдержать обещание. Сотни людей до нее проходили этот путь с честью. Максиме — первая, кто подвел нас. Теперь она пытается оправдать свою слабость разрушительной философией. Философией пораженца. Не верь ей, Аркас. Умоляю, не верь!

Пророк Одиночества, слушала это, распаляясь все больше. Ее глаза вспыхнули. Плохо выбритый череп покрылся нервической испариной. Негатив клубился за спиной, приподнимая полы хламиды.

— Я не верю никому, — произнес Никас. — Ваши слова для меня — пустой звук. Пока я вижу лишь то, как обе стороны жертвуют чем угодно, чтобы остаться на плаву. Но, если от меня действительно что-то зависит, я сделаю все, чтобы никто из вас не чувствовал превосходства. В твоих силах убить ее, Максиме, но помни, что я иду за тобой. Я приду за тобой. И я так же серьезен как ты.

Он посмотрел куда-то в сторону, услышав зов из другой реальности. А затем исчез.

— Да, — запоздало кивнула пророк. — Я буду ждать.

Она остывала, дрожа и мучаясь от нервного истощения. То, что она держала в себе… Точку, в которой обреталась бесконечность. Зрачок урагана. Тьма и яд. Клеть Одиночества.

Девел говорил ей, что она избранная. Не такая, как все. Он сулил ей победу над обстоятельствами. И она победит. Разливаясь сахарными реками лжи, Шутник не знал, что пророчествует. Видит дальше, чем способен. Эгоистичная сущность не дала ему поразмыслить над значением собственных слов.

«Ты станешь той, кто остановит зло».

О, да. Она остановит.

Максиме почувствовала возмущение в мире Любви. Оно было таким крупным и сосредоточенным, что почти оглушило ее. На горизонте начали падать остальные колыбели. Тела внизу окровавили, превращаясь в куски плоти. Они ползали, роясь и уничтожая слабых. Сбивались в клубки, ведомые простейшими инстинктами. Прорехи в реальности затягивали их, отправляя в незатронутые миры.

— Чему быть, тому не миновать.

Максиме прислушивалась.

Боммм! Боммм! Боммм! — рявкали колокола. Гигантские звенья вспахивали реальность. Жар нечистого пламени сжигал и плавил ее. Пепел закружился вокруг, словно снег. Лязг и грохот. Рев и скрежет. Оно приближалось. Оно было свободно. Оно было в ярости. Оно шло убивать миллиардами!

Чугунные когти легко сломили башенный шпиль. Тот улетел вниз, разваливаясь в воздухе. Тварей негатива растерло в кашу. Острые обломки завалили Разврат, пробив накаченное семенем тело. Кулак, сокрушающий миры, растер пойманные сущности в пыль.

Любовь завыла, как умирающее животное. Ее ужас достиг пика. В этот момент она обезумела, сломалась, исчезла, не успев погибнуть от ран. Вид восставшего кошмара, отнял ее у Многомирья.

— Накорми меня! — прогремел Геноцид.

Путь лихорадило. Он страдал как живое существо. Крошился, опадал, вспучивался. Метался между мирами. Что-то причиняло ему ужасную боль. Находясь во множестве измерений, он реагировал на катаклизмы, происходящие в них. Исчезал вместе с обреченными реальностями. Застревал в парадоксах.

Миры гибли один за другим, и Путь был тому доказательством.

— Мы в беде, — констатировал Никола.

Идти становилось все труднее. Дорога тряслась, норовила столкнуть в вечный космос. Иногда она становилась почти отвесной, так что по ней приходилось карабкаться. Но чаще — ныряла вниз, перекручиваясь штопором. Путь исказился настолько, что впереди можно было разглядеть только отдельные фрагменты дороги, застывшие в разных плоскостях.

— Да что ж это такое? — Сальвадор закатил глаза. — И как нам идти дальше?

— Через миры, — подсказал Зигмунд. — Это будет гораздо медленнее, но другого выхода у нас нет.

— Может подождать, пока Путь восстановиться, как вы думаете?

Никола покачал головой.

— Мне кажется, тут небезопасно, — сказал он. — Такое впечатление, что множество миров схлопнулось, разорвав его. Мы не знаем, как далеко может зайти его разрушение…

Он замолчал. Резкий, скрежещущий звук ошеломил героев Многомирья. Они подобрались к краю дороги и увидели необратимый хаос. Обломок поверженного мира пробил границы вечного космоса, словно сломанная кость. Целый континент, покрытый плотной шкурой огня, вышвырнули из своего измерения силой не доступной никому.

Кроме одного существа.

— Клянусь фантазией! — успел пискнуть Сальвадор, до того как ему зажали рот и оттащили от края.

— Мы должны вернуться, — прошептал Зигмунд. — Прямо сейчас. Предупредить…

Его перебил металлический рев, который угрожал всему живому. Клялся в ненависти. И сулил смерть.

Никола отпустил всхлипывающего художника.

— Немедленно, немедленно, — умолял тот.

Титан негатива стоял на краю агонизирующей материи. Он вышел из пламени, обласканный им. Коптящий дым валил от Геноцида плотным столбом, и пепел в нем рассказывал о неотвратимой гибели. Титан взирал на Многомирье и его злобу раздували живые миры. Он скрежетал и неистовствовал, понимая, как много еще сущностей осмеливаются дышать перед его взором.

— Да, — отозвался Никола. — Нам пора. Дальше пути нет. Мы сделали что могли.

Геноцид повернул массивную голову в сторону Пути. В железном зеве светились черепа и скелетообразные останки. Густая кровь вскипела в разломах и трещинах толстой шкуры.

— Позитив.

Троица, еще не веря до конца, что их обнаружили, отползла на середину дороги. Они встали и бросились бежать. Назад, прочь от чудовища.

Но впереди уже светились новые разломы. Из них били потоки расплавленных реальностей. Слышался вой и клокотание. И затихающие мольбы о спасении.

Черные лапы негатива показались очень скоро. Свирепые хищники, такие же голодные, как миллион жертв назад, показали вытянутые морды. Заметив героев, они как горох посыпались вниз. Толкаясь, и разрывая друг друга в клочья, твари сбились в стаю, которая устремилась к ненавистному позитиву. Оставляя за собой кровавый след, они превратились в злобную страсть. Их ненависть чувствовалась кожей.

Никола первый сбросил с себя оцепенение.

— Приготовиться! — крикнул он.

После этого он немного замешкался, так что слово вставил Сальвадор:

— К мучительной смерти?

— Нет! — возразил физик. — Мы — войны позитива. Мы — олицетворенное созидание!

Негатив приближался, лязгая когтями. Жажда убийства разогревала воздух.

— Мы должны выстоять! — провозгласил Никола. — Бейте их разумностью.

Сплотившись, троица ударила в черную волну конусом чистой воли. Негатив воспламенился, подступающие твари споткнулись, разлагаясь под действием адекватности. Идущие за ними пришли в бешенство. Они разорвали тех, кто мешал им, втоптали в Путь.