Под игом - Иван Вазов

И дьякон подробно рассказал обо всем, что с ним произошло.

—Как же это получилось? Значит, он вышел из церкви раньше обычного?

—Нет, как всегда. Но я долго стоял на дворе, — все колебался, — и не заметил, как прошло время… Представь себе мое положение…

Огнянов стоял, скрестив руки; он не мог прийти в себя от изумления.

—Да, это святой человек! — воскликнул он.

—Я же тебе говорил, брат мой, лучше было попросить.

—Я невысокого мнения о монашеском патриотизме.

—Неужели ты и теперь останешься при этом своем ошибочном мнении? Ты, не хуже Каравелова, вдолбил себе в голову, что монах — это какое-то заплывшее толстым слоем жира допотопное животное, которое только ест да спит и коротает жизнь в беседах с монастырскими котами!.. Ты улыбаешься, ты забываешь, сколько народных деятелей вышло из духовного звания, начиная с отца Паисия[92], который сто лет назад первый написал историю Болгарии, и кончая дьяконом Левским, умершим за родину! Монахи никогда не стояли в стороне, от болгарского освободительного движения; один из них на днях привел к присяге наш комитет. А то, что произошло этой ночью, разве не убеждает тебя?

Во дворе пропели первые петухи.

—Спокойной ночи, — сказал Огнянов, укладываясь спать на лавку.

—Спокойной ночи, если только она может быть спокойной для разбойников… — ответил дьякон и потушил свечу.

Но еще долго перед глазами друзей неотступно стоял величественный образ отца Иеротея.

Отец Иеротей был одним из тех в высшей степени привлекательных людей, питомцев монастырской кельи, которые так много сделали для возрождения Болгарии. Он был близким другом Неофита Бозвели.[93] Обстоятельства не позволили отцу Иеротею самому послужить делу умственного пробуждения Болгарии, но он способствовал этому пробуждению косвенно, — десятки болгарских юношей учились в разных учебных заведениях на его средства. Простой монах, он, казалось, был чужд мирской суете, но сердце его скорбело о судьбах Болгарии. Не имея ни родных, ни близких, он всю свою любовь отдал родине. Он был счастлив, когда мог принести ей хоть каплю пользы, и, щедрой рукой рассыпая благодеяния, почитал их таинством, свидетелем которого должен быть один лишь бог. Человек простодушный, но глубоко верующий, он боялся возгордиться содеянным добром, избегал хвалебного шума лести, которого столь жаждут суетные фарисеи. Он делал добро, следуя завету: правая рука да не знает, что творит левая. Нескольким лицам отец Иеротей передал крупные суммы для поддержания учащихся юношей с условием не разглашать имени благотворителя. С глубоким внутренним удовлетворением доживал он свой долгий век и с ясной душой ждал кончины.

Вскоре после своего благородного поступка, оказавшегося последним его добрым делом, отец Иеротей тихо скончался.

Когда его сундук открыли, на дне нашли только один мешок с серебряной монетой — на похороны и для раздачи бедным.

Викентий не был на его погребении. На другой день после описанного нами события он, гонимый стыдом, покинул монастырь и уехал в Клисуру.

XIII. Радостная встреча

Едва очутившись за порогом дядюшки Мичо, Колчо, к величайшему изумлению прохожих, пустился бежать по улице — он спешил к Раде, чтобы поскорее сообщить ей радостную весть.

У нее он решил вести себя более сдержанно. Ведь его прыжки и крики, так переполошившие мужчин, могли до смерти напугать и без того уже запуганную девушку. Но подобное самообладание было выше его сил. Он боялся, что задохнется от предательской радости, если вздумает обуздать ее хоть на миг. Подойдя к дому, в котором жила Рада, Колчо почувствовал, что сердце у него колотится вовсю, и, чтобы заглушить его, запел во весь голос свой шуточный тропарь.

Рада немедленно открыла дверь.

— Добро пожаловать, Колчо! — приветливо сказала она.

—Рада, милая, здесь нет никого чужих? — спросил Колчо.

—Нет, Колчо, я, как всегда, одна. Колчо уже задыхался от волнения.

— Садись, Колчо, отдохни, хорошенько отдохни! — говорила Рада, приняв его волнение за усталость.

Колчо стоял перед девушкой, вперив в нее слепые глаза.

—Рада, милая, с тебя причитается — я с доброй вестью! — выпалил он вдруг. Это была его единственная уступка велениям разума.

Сердце у Рады забилось. Она почувствовала, что сейчас услышит что-то необычайно радостное, и ей стало страшно. «Добрый ангел привел сюда этого Колчо», — подумала она.

—Что такое, Колчо?

—Радуйся, милая девушка, радуйся великой «радостью!.. Недаром тебя Радой зовут!

И, по-детски подпрыгнув, Колчо снова запел, чтобы овладеть собой:

Госпожа СерафимаИ кроткая Херувима,Прекрасная Эноха, —Светило метоха.[94]

Рада онемела. Она уже догадывалась.

—Полно, Колчо, не пугай! — едва слышно прошептала она.

—Я тебя не пугаю, я только одно говорю: радуйся… Он жив!

Колчо не выполнил своего решения, принятого на улице, — он не смог постепенно подготовить девушку к радостной вести. На подобное самообладание скорее способны зрячие — их взбудораженные чувства могут быть временно заглушены тысячью разных внешних впечатлений. Но слепой, как и всегда, блуждал в океане тьмы, куда в эти минуты проникал лишь один светлый луч, где сияла лишь одна радость. Попробуй тут не дать этой радости выхода в словах — она сама даст о себе знать прыжками пли криками… Так или иначе — душа хотела излиться без промедления.

Последние слова слепого девушка уже предугадала сердцем, но, услышав их, она прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Бывают огромные радости, как и страшные горести, которые слабая человеческая природа, казалось бы, не в состоянии перенести. А между тем она переносит все. Чем сильнее внутреннее напряжение, тем более гибкой становится душа, если только она здорова. Быть может, тайное предчувствие уже подготовило девушку.

—Жив? Боже мой! — крикнула она как безумная. — Где же он? Кто тебе сказал, Колчо? Жив? Бойчо жив? Ах, боже мои, неужели я выдержу, не умру от радости? Что же мне делать?

На помощь Раде пришли слезы — в них она излила поток клокотавших в груди и душивших ее чувств.

Немного успокоившись, Колчо подробно рассказал девушке о своей встрече с Огняновым у ворот Мичо Бейзаде и обо всем, что затем произошло.

—Когда же он придет?

—Попозже. Надо подождать, пока стемнеет; да и дел у него сегодня по горло…

—Ах, боже мой, боже! — повторяла Рада, сжимая руки и смеясь сквозь слезы.

В этот миг она была пленительно хороша.

—Благодарю тебя, Колчо! Благодарю тебя! — говорила она, сама не своя от радости.

Колчо вышел от нее с облегченной душой.

Его нежное, преданное сердце было счастливо чужим счастьем. Природа, отнявшая у него все, в утешение вознаградила его этой способностью радоваться чужой радости.

Рада не знала, что ей делать. Как дождаться дорогого гостя? Как скрыть его посещение? Сказать или не сказать хозяевам? Пойти к ним? Нет, у них она, чего доброго, станет вести себя как безумная. Остаться здесь одной — сердце не выдержит!.. Ей казалось, будто целая вечность еще отделяет ее от Бойчо, и, чтобы как-нибудь убить время, девушка принялась лихорадочно убирать комнату, а потом приводит» в порядок свое платье и волосы. Прихорашиваясь перед зеркалом, Рада увидела, как она мила, улыбнулась и высунула себе язык. Делать было больше нечего, и Рада, как пятилетний ребенок, завертелась на одной ноге и запела, не понимая слов, да и не слыша себя. Все ее внимание было приковано к двери, и при малейшем шорохе она вздрагивала, как вспугнутая птичка. Как она была счастлива!