Время вороньих песен - Мара Вересень

Были. Те, что остались – побочная ветвь, в них капля от былого. Старая семья не получила дар Изначальной тьмы, потому что они были как Крево – носители сути и клетка, удерживающая от воплощения в мире живых.

– Кого?

– Ее, Матери Всего. А знаете, как становятся жрицами Тьмы, Малена? – и не дождавшись моей реакции, добавил: – Умирают на алтаре. 

В комнате стало темнее, или это у меня в глазах? Я поспешила вернуть медальон Хорану и наши ладони соприкоснулись.

Время распалось на мгновения вечности, и свет медленно мерк, уступая место мгле. Я падала сквозь алый глаз распростертого мозаикой на полу ворона и видела, как по серой дороге шло существо в одеждах из темных лент. В одной руке – коса с лезвием из сверкающих гранями зеркал, а вторая тянулась сквозь пустоту, чтобы поймать меня – пылинку, зернышко с прозрачной нитью-ростком, – в ладонь, полную яркой ало-золотой крови. И вот уже мои собственные руки в крови, такой же яркой, а золото на них – обвивающие запястья нити-спирали, как та, что огненным вихрем раскручивается у меня внутри. На ней – разноцветные бусины, дрожат прикасаясь друг к другу, две опаловых, янтарная и жемчужно-серая. Последняя отсвечивает огнем, вспыхивает, разливаясь темным крылатым пламенем и оседает огнем в камине комнаты, на ковре перед которым девочка рисует чудовищ черным и синим. На ее запястьях, как и у меня, – золотые нити, одни оборваны, а другие сверкающими лучами тянутся в бесконечность, удерживая гроздь миров-сфер над бездной. 

– Четверо как один: мертвое железо и дерево, серебро и кость, рубин и обсидиан. И черный огонь. И звезда во тьме, – заговорил Хорон Ливиу, все еще касаясь кончиками пальцев моей ладони. Его глаза выцвели до пепельно-серого, и голос звучал глухо, как из-под воды. Я дернулась, разрывая контакт, споткнулась о складку на ковре и едва не рухнула на пол.

– Обязательная сказка на ночь, наставник? – горячие руки разогнали страх и вернули меня в вертикальное положение.

– У всех свои способы дам впечатлять. Кто-то их из петли вытаскивает, а кто-то довольствуется сказками. Поужинаем?

8.4

Здесь было принято переодеваться к ужину, укладывать волосы и степенно спускаться в столовую. Я сама жила по подобным правилам не так давно. Теперь это казалось чем-то далеким. Но в чужой дом со своими правилами не ходят, и после предложения Хорана, я отправилась в выделенную комнату, где ко мне вскоре присоединилась служанка. Хмурая женщина неопределенного возраста с видимым удовольствием возилась с моими волосами, а потом пыталась ненавязчиво приодеть меня поярче, однако я выбрала темный, почти черный синий, как воронье перо. Чтобы нарядиться, мне нужна была помощь, но служанка попросила подождать и вышла. Точно помню, что она закрыла дверь, только спустя мгновение я спиной почувствовала взгляд и обернулась. 

На мне было бюстье и кружевные шортики, а я схватила со спинки стула халат. Он видел меня столько раз, но то, что смотрело из мерцающих глаз… как смотрело… тягуче, жадно, пронзительно и призывно. Это было как музыка из одних только низких вибрирующих нот.

– Вы меня боитесь? – спросил Ворнан, вплетая хрипловатый голос в звучащее у меня внутри. – Прячете себя.

– Я… Не вас, а…

Безумно хотелось воды или… обнять, чтобы не дрожало, чтобы стало звучать иначе.

– Того, что во мне? Что ж, понимаю…

– Нет… Это не… Я… 

Почему я могу нести всякую ерунду, огрызаться и дразнить, а когда нужно сказать что-то действительно важное, теряюсь и мямлю? Вот сейчас был такой момент. Нужно было сказать, а у меня не вышло. И музыка оборвалась.

Вернулась служанка, помогла мне одеться и застегнула у меня на шее подвеску из черненого серебра с тремя рубиновыми каплями, такими же темными, как глаза птичьей головы на трости. Женщина ходила за украшением.

– Хозяин просил, чтобы вы надели, когда выберете это платье.

Когда… Не если. 

Я обернулась к зеркалу. Из отражения на меня смотрела Ксилла Рената Двирен. То самое платье, та самая прическа.

Хоран сам явился, чтобы проводить меня вниз.

– Что такого вы сказали Ворнану, что он счел это достаточным основанием своей безопасности в вашем доме?

– Пророчества произносятся только для того, для кого они предназначены. Прочим о них знать не нужно и даже опасно.

– Но там, внизу, после видения, вы говорили мне при нем.

– Выходит, это было и для него тоже.

– Что это значит? Все эти… вещи? Железо, кость, серебро…

– Понятия не имею. Я только голос. Отголосок. Вы видели и слышали, я свою задачу выполнил.

Ворнан стоял у входа в столовую и следил, как мы спускаемся. Смотрел на мою руку, лежащую на сгибе локтя Ливиу. Я оставила трость наверху и опиралась на руку хозяина. Дом уютно поскрипывал половицами, будто напевал. Пахло едой, сдобой и теплом. Сияли люстры. Целый прием для двух случайных гостей. 

Меня усадили напротив Пешты, Хоран – во главе стола. Другая служанка в таком белом и так сильно накрахмаленном фартуке, что казалось, он похрустывает при каждом движении, подала первое блюдо. Свет отбивался на столовых приборах, бликами играл на боках фужеров. Скатерть цвета палевой розы, белые салфетки с вензелем, полупрозрачный фарфор тарелок с тонким узором по краю. В этом тоже была музыка. Первая партия – за хозяином. Он виртуозно держал паузу.

В бокале передо мной в рубиновой глубине прятался свет. Оттуда пахло ягодами и летом, мхом сыроватым и немного горьким, будто рядом растет багульник. Если долго вдыхать – закружится голова. Моя – почти. Он – не смотрел, но я все равно чувствовала взгляд и оборванную ноту. Нет… Не оборванную. Это тоже пауза, перед тем, как зазвучать снова. Кто первый?

Я потянулась к бокалу. Знакомый вкус. Будто я у себя на кухне, пробую пальцем странное варенье. Не оторваться.

– Моя кухарка делает замечательные ягодные наливки, – поблескивая хитрым желтым глазом, сказал Хоран. – Вам нравится?

– Да, очень вкусно, спасибо, – отозвалась я.

– Ворнан?

Пешта был в своем костюме, вычищенном и отглаженном, движения чуть небрежны, взгляд немного скучающий. Тот, что снаружи. А изнутри – долгая густая тишина со вкусом варенья.

 – К чему столько церемоний? – спросил он, откладывая вилку и тоже отдавая должное напитку. – Я словно на приеме у дивных.

– Не любите эльфов?

– Их мало кто любит, на самом деле, кроме юных