Доверие - Димитр Ганев

class="p1">— Чанов, набирай высоту любой ценой! Слышишь меня? Выясним причину крена, — передал Донев натренированным, почти безразличным голосом, но руки его мертвой хваткой впились в металлическую рамку стоящего перед ним столика. — Нет ничего опасного… — добавил он и вдруг осекся.

Последнее не следовало говорить. Понял, что выдал собственную тревогу. Нет, такого еще не случалось в его командирской практике. Донев устало опустился на стул.

— «Земля»! Я — Триста первый! Высота — три тысячи! Крен увеличивается, близок к перевороту! Разрешите катапультироваться?

Значит, Чанов все же уловил нотку тревоги в его голосе. С этого момента страх будет давить и… Командир хорошо знал, что происходит с летчиком, когда самолет не слушается… Это он очень ясно представлял. Не раз бывал в подобных обстоятельствах. А дальше, каждому известно, пиропатрон сделает свое дело. Это все прошли на учебных самолетах. Было с ним такое и во время боевого вылета. Но когда видишь обломки металла в обгорелой земле, мучает мысль, что предал себя, своих товарищей и тех неизвестных лиц, которые создали эти сверхзвуковые машины. Потому всегда учил подчиненных до конца бороться за самолет.

— Триста первый! Я — «Земля»! Триста первый!.. — настойчиво повторял Донев, но Чанов не отвечал.

Командир всем своим существом был там, в кабине потерпевшего аварию самолета, видел Чанова — один, совсем один, в ночи, прикованный к холодному сиденью. Он знал, как пот крупными каплями накапливается на лбу и начинает спускаться между бровей, заливает глаза. Сейчас, наверное, Чанов пытается протереть их, но герметический шлем и кислородная маска мешают. Донев чувствовал даже, как темнеет в глазах пилота, а он не смеет шевельнуть рукой.

До сих пор этот молодой лейтенант казался исключительно спокойным, несколько медлительным, а иногда даже флегматичным. Обрывки реплик, услышанные по радио, подсказывали, что сейчас лейтенант напряжен до предела. Только дернуть рычаг — и парашют доставит его на землю. Чанов ждет разрешения на катапультирование. Может, нужно разрешить ему это? Но что будет завтра, послезавтра, в следующий раз, когда опять застанет беда в воздухе, — он все чаще и как можно быстрее будет хвататься за рычаг для катапультирования, пока однажды страх не прикует его навсегда к земле. И такие случаи встречаются в практике. Тогда пилот только тайком смотрит, как его товарищи один за другим взлетают в небо.

«Знай, парень, есть битвы, которые человек должен выиграть сам, чтобы превозмочь себя. Запомни это, Чанов! Это я тебе говорю! Но почему молчишь? Что происходит у тебя?»

— «Земля»! Я — Триста первый! Самолет выровнял! — Теперь в голосе пилота звучала надежда.

— Чанов! Слушай меня внимательно! В любом случае необходимо выяснить причину крена. Поработай рычагами! Проверяй всю систему управления и докладывай… Ты опытный летчик, я тебе доверяю!

Он не видел головокружительных виражей самолета, но чувствовал их так, будто именно его стягивали парашютные ремни. Двум другим истребителям он приказал немедленно приземлиться. В воздухе осталась только машина Чанова.

Чанов молчал. Угрожающее хрипение в репродукторе, свидетельствующее о приближающейся грозовой буре, усилилось. В хаосе этих острых звуков и шумов Донев как будто улавливал зов летчика: «Земля»!» «Не бойся, мой мальчик! — отвечал ему мысленно Донев. — Чтобы покинуть самолет, у тебя времени предостаточно. Ведь я приказал тебе набрать высоту. Сейчас «Земля» не обещает тебе ничего хорошего. Лети вверх, Чанов! Нам нужно десять минут времени… и большая высота. Все будет в порядке!»

Полковник знал, что Чанов, как все молодые отцы, ждал сына. У полковника тоже было двое сыновей, уже школьники — учатся в прогимназии. Много забот и неприятностей доставляют они иногда, но всегда хочется, чтобы были живы и здоровы… Росли по авиагородкам, свыклись с жизнью военных аэродромов и сейчас свободно засыпают, когда небо раскалывается от рева самолетов. А как только прекращаются полеты, просыпаются и не уснут до прихода отца. «И у тебя будет сын, лейтенант Чанов! Он будет ждать тебя по ночам!»

— «Земля»! Я — Триста первый! Управление проверил. Причину установить не смог. Горючее на исходе…

— Триста первый! Набери высоту и повтори маневр при посадке! Но высоту не теряй! — строго приказывает Донев.

Опять потянулись тревожные секунды. Громовые разряды приближались, снаружи наконец повеяло прохладой, но комбинезон по-прежнему не просыхал от пота. Его седые волосы растрепались и прядями прилипли ко лбу. Ему еще не исполнилось и пятидесяти. Если бы сейчас было время, он рассказал бы, почему поседел так рано. Он вспомнил о сокрушительном ударе воздушной струи, когда треснуло лобовое стекло в кабине его самолета. Обломками плексигласа порезало лицо, глаза заливала кровь, но ему все же удалось приземлиться. Выжил, потому что не испугался. Вспомнился и тот полет на спарке в военном училище, когда самолет начало бешено трясти. Тогда он решил, что машина разваливается на части, но ему удалось ее посадить. Спас себя, спас курсанта, который сидел впереди. Остроумный был парень этот курсант. Потом рассказывал, что давно ему не приходилось ездить на такой телеге, да еще по ухабам… А техники обнаружили сломанную лопатку в турбине.

«Почему молчишь, Чанов? Не бойся, лейтенант! Страх — обманчивый советчик! Если он одолеет тебя…»

— «Земля»! Я — Триста первый! Причина ясна. Клапан! При включении левый клапан открывается не полностью. С трудом удерживаю самолет. Так идти на посадку невозможно. Разрешите катапультироваться?

Командир облегченно вздохнул. Теперь причина известна. Посадка без клапанов — дело очень сложное и опасное, особенно ночью. Здесь нужно самообладание.

— «Земля»! Снижаюсь! Сигнальная лампа — показатель уровня горючего — загорелась. Разрешите прыгать?

Донев понял, что страх снова охватил летчика. Разве так мог поступить опытный командир после того, как одержана победа и причина аварии ясна?

— Триста первый! Я — «Земля»! Катапультирование запрещаю! Подготовиться к посадке! Без клапанов! Полоса свободна. Заходи и смотри, чтобы приземлиться в ее начале!

— «Земля»! Горючее заканчивается! Разрешите посадку с обратной стороны полосы! «Земля»! Разрешите…

Командир улыбнулся, но улыбка получилась сквозь слезы. Посмотрел на часы — хватит ли у Чанова горючего, чтобы сделать заход и посадить самолет? Донев приказал заходить на посадку. Он учел направление ветра. Всю ответственность брал на себя. Естественно, ему необходимо безграничное доверие летчика.

— Триста первый! — почти прокричал Донев. — Заходи к началу посадочной полосы и садись!

Его крик утонул в грохоте близкой грозы. Посмотрев на черное небо, он увидел, как сигнальная лампочка самолета вздрогнула, быстро описала дугу и начала снижаться. «Успеешь! Нужно успеть, Чанов, Чанов! Нужно!»

Десятки глаз с аэродрома видели, как огненная точка разделилась на три световые части, осветившие корпус самолета. Стремительно скользнув по дорожке, он прокатился мимо командного пункта, и грохот его двигателя разнесся по всей равнине.

Полковник Донев вскочил: «Быстро машину!» Усаживаясь